Мне стало беспокойно под этим пристальным взглядом. Я поняла, что ей не понравилась, но не могла понять почему: мы ведь едва знали друг друга.

— Нет.

Я сразу насторожилась, как всегда, когда чувствовала враждебное отношение к себе. Но лучше узнать правду сейчас, чем тревожиться понапрасну. Я впервые подумала о том, что раньше не приходило мне в голову. Почему Керован не прислал мне свой портрет? Обычно во время обручения вместе с топором привозили портрет жениха.

— Жаль, — в ее взгляде я прочла торжество. — Посмотри, вот мой жених, Элван из Ришдейла. — Она достала из кошелька дощечку. — Он послал мне его в подарок два года назад.

Это было лицо человека средних лет, а не юноши, И оно мне совсем не понравилось, хотя, может быть, просто художник был не очень искусен. Но было ясно что Унгильда невероятно гордится портретом.

— Кажется, это человек серьезный. — Я не смогла придумать ничего иного. Чем больше я смотрела на портрет, тем больше он мне не нравился.

Унгильда восприняла мои слова, как похвалу. Я на это и надеялась.

— Ришдейл — горная долина, там все торгуют шерстью. Мой жених уже прислал мне подарки.

Она показала на янтарное ожерелье, украшавшее шею, и затем протянула руку с кольцом в виде змеи.

Глаза змеи были сделаны из красных драгоценных камней.

— Змея — эмблема его рода. Это его собственное кольцо. Следующий осенью я поеду к нему.

— Желаю тебе счастья.

Ее бледный язычок облизнул верхнюю губу. Унгильда явно что-то хотела сказать и не решилась. Наконец она наклонила свою голову ко мне. Я изо всех сил старалась не отодвинуться.

— Мне бы тоже хотелось пожелать тебе счастья.

Спрашивать ее ни о чем не следовало, но я спросила помимо своей воли:

— А почему бы нет?

— Мы живем гораздо ближе к Ульмсдейлу. И многое.., слышали.

Она так выразительно произнесла последнее слово, что это произвело на меня впечатление. При всей неприязни, я не могла не выслушать ее.

— Что же именно?

В моем тоне прозвучал вызов. Она заметила это и наверняка получила удовольствие.

— Разве тебе не сказали, что наследник Ульмсдейла находится под двойным проклятием? Даже его собственная мать отказывается видеть его лицо с самого момента рождения. Разве тебе не сказали этого? — повторила она с торжеством. — Жаль, конечно, но я должна разрушить твои мечты об отважном юном лорде. Он — чудовище, и должен жить отдельно от людей, так как люди не могут смотреть на него без содрогания.

— Унгильда!

Резкий окрик прозвучал, как удар хлыста, и она вздрогнула, как будто ее действительно ударили. Рядом с нами стояла дама Мэт, и ярость ее была так велика, что мне стало ясно: Унгильда говорила правду или что-то очень близкое к ней. Только правда могла так вывести из себя невозмутимую даму Мэт.

Она не сказала больше ничего, но с такой злобой взглянула на Унгильду, что та отшатнулась, побледнела, вскрикнула и убежала. А я осталась на месте и встретила взгляд дамы Мэт. Во мне родился холод.

Он все рос и рос. Я задрожала.

Проклятие! Монстр, на которого отказывается смотреть собственная мать! О Гуннора! Что они сделали со мной, навязав свадьбу?

Я думала, что кричу это вслух, но я молчала. Вскоре мне удалось взять себя в руки и заговорить: медленно, стараясь, чтобы мой голос был ровным. Я решила узнать всю правду именно сейчас и здесь.

— Во имя Огня, которому ты служишь, леди, скажи: я обручена с человеком, не похожим на других людей? — я не могла заставить себя произнести «монстр».

Я думала, дама Мэт все смягчит, скажет, что это не правда… Но она молча села рядом. Лицо ее стало строгим, вспышка гнева угасла.

— Ты уже не ребенок, Джойсана. Я скажу тебе все, что знаю. Керован действительно живет отдельно от родных, но он не монстр. На род Ульма действительно наложено проклятие, а его мать родилась в северных Долинах, где, как говорят, кровь людей смешалась с кровью Древних. Но он вовсе не монстр.

Лорд Кьярт удостоверился в этом перед тем, как согласиться на обручение.

— Но почему он живет отдельно? И почему его мать отказывается смотреть на него? — Холод во мне стал таким жестоким, что я едва сдерживалась.

Но дама Мэт была искренна со мной.

— Это только из-за обстоятельств рождения. Она просто не в себе.

И дама Мэт рассказала о том, как лорд Ульма из-за проклятия не мог получить наследника от своих жен. Тогда он женился в третий раз на вдове, которая родила сына раньше времени в стенах одного из строений Древних. И мать в страхе отвернулась от ребенка, приняв его за посланца Древних. Но Керован — обычный человек. Его отец поклялся в этом великой клятвой, нарушить которую не осмелится никто.

После этого откровенного рассказа смятение мое улеглось. Затем дама Мэт добавила:

— Джойсана, радуйся, что тебе достался молодой муж. Унгильда, несмотря на свое хвастовство, вышла замуж за человека, у которого уже была жена. Он годится ей в отцы и не будет потакать глупостям молоденькой дурочки. Унгильда еще не раз пожалеет, что сменила родительский дом на жилище мужа.

Немного погодя дама Мэт снова заговорила:

— Керован — человек, с которым интересно общаться. Он не только искусен в обращении с оружием, как большинство мужчин. Лорд читает старые книги, как и ты, изучает все, что осталось от Древних. Да, таким мужем можно гордиться. Ты умная девушка, и негоже тебе слушать завистливые речи этой дурочки. Могу поклясться Огнем, что я не допустила бы твоей свадьбы с монстром!

Я хорошо знала даму Мэт, и ее слова меня полностью успокоили. И все же в дальнейшем я все чаще и чаще задумывалась о своем будущем муже.

Трудно поверить, что мать может отвернуться от своего ребенка. Не помутился ли ее разум из-за родов в здании Древних? Ведь многие жилища Древних полны черного колдовства, враждебного людям.

Ни тетя, ни ее дочь больше не подходили к нам.

Возможно, дама Мэт высказала им свое мнение о том, что сообщила мне Унгильда. Я радовалась: больше не нужно было видеть ее пухлое лицо, поджатые губы, выдерживать испытующий взгляд.

Для большинства наших людей Пустыня была страшным местом. Там скрывались преступники, которые считали ее своим домом. Там бродили и охотники, которые были еще страшнее преступников. Они приносили из Пустыни шкуры неведомых зверей, а также золото — не самородки, а куски каких-то искореженных золотых изделий.

Приносили и неизвестный металл, который очень ценился у нас. Из него кузнецы ковали великолепные мечи и кольчуги, необычайно крепкие и неподвластные ржавчине. Хотя порой металл обладал страшными свойствами: взрывался и разрушал все вокруг. Не удивительно, что кузнецы брались за работу охотно, однако каждый раз опасались, не попал ли в их кузницу проклятый кусок.

Те, кто приносил этот металл, тщательно скрывали место его добычи. Ривал был уверен, что его выкапывали из-под земли. Видимо, какое-то строение Древних постигла катастрофа, в результате которой металл сплавился в бесформенные куски. Ривал хотел выпытать что-нибудь у некоего Хагона — торговца, который дважды проходил через наш лес. Но Хагон упорно молчал.

Поэтому не только дорога привлекала нас. В Пустыне было еще много тайн, требующих разгадки. И такое путешествие мне заранее нравилось.

Мы дошли до начала дороги к середине утра и остановились, не решаясь поставить ногу на гладкую поверхность, кое-где присыпанную песком. Здесь была первая загадка: дорога начиналась — или кончалась! — резко, как будто эту прямую полосу каменных плит обрубил меч какого-то великана. Но тогда где же ее остаток по другую сторону удара? Дорога обрывалась, и дальше не было ни следа, ни обломка.

Почему она вела именно к этому месту, где не было ничего? Конечно, вполне возможно, что разум Древних был устроен совсем иначе, и нам трудно судить об их намерениях…

— Сколько лет прошло с тех пор, как здесь ходили люди, Ривал? — спросил я.