Сомнение в себе доказывает лишь… постыдную личную слабость. Не Наполеон он, а «убитая вошь». Полноту мировоззренческого кризиса знаменует сон Раскольникова, в котором он вновь ударяет свою жертву топором по темени. Но та… лишь смеется в ответ. Жертва издевается над своим палачом. Теперь ему не отделаться от неё. От живых он себя как ножницами отрезал, а вот с мертвыми отныне будет навеки соединен… кровью.

При второй встрече с Порфирием, отдавая должное уму и проницательности следователя, Раскольников, внутренне «приготовляясь к страшной и неведомой катастрофе, вновь гордо требует «допроса по форме». И когда Порфирий, по сути, доказывает его вину, перечисляет все промахи и заявляет, что Раскольников никуда от него не денется, «психологически не убежит», когда до крушения Раскольникова – только полшага, неожиданно возникает фигура красильщика Миколки, который, «желая пострадать», принимает на себя вину за убийства.

И вместо обвинительных показаний мещанина – его покаяние в оговоре: «За оговор и злобу мою простите». – «Бог простит», – богохульственно отвечает убийца.

Реакция Раскольникова на этот опаснейший для него эпизод – вызов борца-одиночки: «Теперь мы ещё поборемся!» – восклицает он гордо, с презрением и стыдом вспоминая о своем недавнем «малодушии». Что касается мещанина-обвинителя и Миколки-маляра, то здесь явственно выражаются свойства народного сознания, нравственно-религиозного в своей основе. Так, Миколка, в соответствии с представлениями раскольников-бегунов, к секте которых он принадлежит, верит, что Антихрист уже пришел в мир и ему можно противостоять только христоподобным поведением. Вот почему, принимая на себя чужой грех, он и «желает пострадать». Порфирий про него говорит: «Невиновен и ко всему восприимчив. Сердце имеет, фантаст».

Важнейшим этапом в самосознании «сильного» Раскольникова является его второе свидание с Соней, во время которого он прямо сознается ей в убийстве и в его мотивах: «Я просто убил, для себя убил, для себя одного».

Мораль силы, которую он исповедует, приводит к философии насилия: «Я захотел осмелиться и убил». Он отдает себе отчет в том, что ведет и чувствует себя, «как вошь». Ему горько и досадно, что именно таков результат его чудовищного эксперимента. Когда Соня ему говорит: «Вас Бог поразил – дьяволу предал», – Раскольников вполне с этим согласен: «Я ведь и сам знаю, что меня черт тащил… А старушонку эту черт убил, а не я». Однако ни «старушонке», ни самому Раскольникову от этого не легче. И тогда Соня предлагает ему покаяться, поцеловать оскверненную землю, повиниться перед всем миром и донести на себя.

Но Раскольников хочет еще побороться: «…может, я ещё человек, а не вошь и поторопился себя осудить»… (399) И хотя он чувствовал любовь Сони и её готовность к жертве, хотя не мог не оценить её решимости вместе с ним идти страдать, вместе крест нести, – «он тотчас же отдернул протянутую за крестом руку» (400). Соня поняла, как глубоко проник в сознание его «мрачный катехизис», этот психологический дурман, который «стал его верой и законом».

Вслед за этим настает «безвыходное и тяжелое уединение», которое нарушает приход Порфирия Петровича на квартиру Раскольникова. Это важный момент, в который следователь не просто доказывает, что никакой не Миколка, а именно Раскольников и есть убийца, и предлагает ему выход из тупика.

Выход юридический: прийти в участок и самому сдаться, чтобы облегчить свою участь. И выход мировоззренческий: Порфирий убежден, что Раскольников – «не безнадежный подлец», что те муки, на которые обрек себя преступник, может быть, и укажут ему новую дорогу в жизни: «Вас, может, Бог на этом и ждал», «вам Бог жизнь приготовил». А для того, чтобы тебя заметили, не надо преступать, есть другой путь. «Станьте солнцем, вас все и увидят». И хотя следователь убежден, что Раскольников больше в свою теорию не верит, – на самом деле всё было не так просто.

Вот почему как запасной вариант расценивает Раскольников свою последнюю встречу со Свидригайловым.

Каких «указаний и выхода» ищет Раскольников в общении с убийцей, сладострастником и обидчиком своей сестры? Как помним, Свидригайлов возник в комнате Раскольникова, когда тот находился в самом смятенном состоянии, возник как материализация его кошмаров. Оскорбитель сестры, человек, которому молва приписывала самые ужасные злодеяния: убийство жены, доведение до самоубийства слуги и оскорбленной им четырнадцатилетней девочки, является румяным, хорошо упитанным, и спокойно объявляет Раскольникову, что они с ним «одного поля ягоды». Это возмущает студента, но он не может не оценить той высшей логики, которая содержится в речах Свидригайлова: между ними и в самом деле существует мировоззренческое сходство. И заключается оно в том, что оба они отменили старую мораль, оба проявили свободу своей злой воли, оба считают добро и зло категориями относительными.

Только Свидригайлов поступает более последовательно, он освобожден от внутренних борений и «моральных предрассудков». Он более логичен в своем безнравственном поведении, чем Раскольников, который «преступил; но все ещё держится за «гуманность и справедливость», «высокое и прекрасное», как иронизирует Свидригайлов.

Свидригайлов – это воплощение самых темных сторон личности Раскольникова, его «чёрт». Он, исповедуя принцип «всё позволено, устал от беспредельности зла и погрузился в скуку и пошлость, развлекая себя самым замысловатым образом: был шулером, сидел в тюрьме, заключил выгодную брачную сделку, продав себя жене за 30 тысяч, собирается летать на воздушном шаре или отправиться с экспедицией на Северный полюс. Свидригайлов развратен, но при этом щедр, способен на помощь – именно он обеспечивает дальнейшую жизнь «птенцам» Катерины Ивановны, дает денег Соне для помощи Раскольникову, страстно любит Авдотью Романовну. Воистину «широк» и этот человек.

Вот почему именно к нему, преступнику, где-то черпающему силы для спокойной жизни и безмятежного духа, и идет за последним ответом Раскольников.

Порфирий Петрович в полной мере доказал теоретическую ошибку Раскольникова, назвав её «книжной мечтой», Свидригайлов разрушил последнее основание теории Раскольникова – он высветил её нравственное лицемерие. Вот почему он, по сути, издевается над студентом, который убежден, что у дверей нельзя подслушивать, а старушонок можно лущить чем попало, в свое удовольствие» (459). А потому Свидригайлов советует: «Уезжайте куда-нибудь поскорее в Америку!..» и денег обещает дать на это спасительное путешествие.

Предложение это вызывает у Раскольникова отвращение, потому что принять его – значит признать то, что он и в самом деле заурядный убийца, двойник Свидригайлова. Тогда надо принять и его логику, и советы: «Какие у вас вопросы в ходу: нравственные что ли? Вопросы гражданина и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперь-то? Хе-хе! Затем, что все еще гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было; нечего не за свое дело браться. Ну, застрелитесь; что, аль не хочется?» (459)

Но если добро и зло неразличимы, если жизнь – дурная бесконечность, в которой все бессмысленно, тогда, действительно, остается только смерть. К этому, собственно, не только теоретически, но и фактически приходит Свидригайлов, который перед тем как пустить себе пулю в лоб, по-своему высоко оценит дерзость Раскольникова: «А шельма, однако ж, этот Раскольников! Много на себе перетащил. Большой шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, а теперь слишком уж жить ему хочется!» (479)

А вот самому Свидригайлову всё прискучило. Он уходит из жизни не потому, что совесть замучила, а потому что жить стало нечем и не за чем. Смерть его так же нелепа, как нелепа была жизнь.

Так у Раскольникова остается только тот выход, о котором ему говорила Соня. Путь, связанный с Богом, с верой в чудо воскресения. Если Свидригайлову вечность кажется чем-то наподобие деревенской бани – «закоптелая, и по всем углам пауки», то Соня говорит Раскольникову о любви и вере в Бога, которые способны творить чудеса. Принять этот взгляд Раскольников не может. «Что она, уж не чуда ли ждет? И наверно, так. Разве это не признак помешательства?»