Тирта прямее села в седле, спокойно встретила его взгляд.

— Это не может быть подлинное кольцо. Лорд Дома Ястреба носил такое на руке, когда встретил смерть в собственных стенах. Младший брат лорда, который отсутствовал во время нападения, никогда этим кольцом не владел. Может быть, в качестве добычи оно попало в руки этого Эттина. Он мог потребовать его себе, но кольцо не предназначено для полукровок. — Она высоко подняла голову и заговорила с силой:

— Из нашего Дома я последняя — и не явилась бы в Карстен, если бы это было не так.

Она чувствовала, что у него преимущество: он в шлеме, лицо его закрыто. Впрочем, выражение лица сокольничего и так нелегко прочесть. Он мог поверить ей, а мог и не поверить. Если считает, что она лжет (а разве в глубине души сокольничьи не считают всех женщин лгуньями?), она объявит их договор расторгнутым и избавится от обязанности вести его и Алона навстречу катастрофе. Потому что он, конечно, возьмет с собой мальчика, чтобы тот не общался с ней больше и не запачкался в таком общении.

Но он задал ей вопрос, который, очевидно, занимал его с самого начала пути.

— А что есть в этом доме Ястребов?

Другими слова, поняла Тирта, он спрашивает, зачем одинокая женщина уходит из безопасных мест и ищет разрушенную и оскверненную крепость, где, возможно, в течение всей ее жизни никого не было.

Вот момент, когда она либо должна заразить их своей убежденностью, либо потерпеть поражение. Поверит ли сокольничий, что она испытывает принуждение, что сны заставляют ее искать наследие, природы которого она сама не знает? Знает только, что оно имеет огромное значение и обязательно должно быть найдено.

— В доме Ястреба находится то, что я должна отыскать. — Тирта выбирала слова тщательно. О снах, которые преследуют ее всю жизнь и привели сюда, она не стала говорить. — Я должна найти это. Но, кажется, его ищут и другие. Не знаю, почему я должна это сделать, — добавила она, может быть, защищаясь. — Это обет, наложенный на меня. Вы в Гнезде разве никогда не слышали об обетах?

Она почти видела, как складываются его губы, чтобы произнести «Колдовство», как они делали это так часто раньше. Но когда заговорил после недолгого молчания, он его не произнес.

— У нас есть сказание об Ортале… — Он словно вспоминал что-то. — Да, я слышал об обетах. Они могут быть наложены на человека, и тот не обретет свободы, пока не выполнит обет. Ортал уплыл на корабле во дни Аркела, шестого мастера Гнезда, потому что оскорбил человека, обладающего Силой, и никакой выкуп не мог снять этот обет. Трудная у тебя задача, госпожа.

Она облегченно вздохнула: он принял ее объяснение.

— Тогда ты понимаешь, почему я должна ехать.

Но я снова скажу тебе, сокольничий, и тебе, Алон: обет наложен не на вас, вы не обязаны следовать за мной. Не знаю, что ждет в доме Ястреба или возле него, но то, что я должна сделать, это совсем не удовольствие.

Он знаком своего когтя велел ей замолчать.

— Может быть, этот Джерик — часть того, что должно помешать тебе выполнить задачу. Мы поедем… — Ни слова не говоря больше, сокольничий снова занял свое место впереди, и она решила, что сейчас лучше не возражать ему. Она с первой же встречи поняла, что он очень упрям. Вполне вероятно, что теперь он считает затронутой свою честь, а это скрепляет их отношения прочнее любого договора.

— Этот Эттин… — Она повернулась к Алону.

Мальчик продолжал ехать с ней рядом, а сокольничий выдвинулся вперед. — Он был молодой человек?

— Так он выглядел. Разговаривал мало, но любил расспрашивать, и Парлану он нравился. Он пытался убедить незнакомца, что опасно в одиночку ехать на юг. Но тот всегда отвечал, что должен. У него была тонкая кольчуга и простой шлем, какие носят пограничники, и меч его был хорош. Но ружья-игольника у него не было, не было и такого лука, как у тебя. Я думаю, он был хороший человек.

Она вспоминала стройного светловолосого мальчика, который так быстро рос. Не успев стать взрослым, он уже ездил с патрулями пограничников вдоль границы, потому что в этих землях рождается мало детей. И дети рано узнают, как играть роль взрослых мужчин и женщин. Они дважды встречались под крышей, которая стала ее первым домом, но знали друг друга не очень хорошо. Они были дальними родственниками.

Как попало к Эттину кольцо Ястреба и что привело его к одинокому путешествию? Может, тоже сны?

Не играет ли некая Сила с ним и с другими, такими, как незнакомец, который умер от ран в глуши? Она его никогда раньше не видела и не слышала, чтобы в Эсткарпе был еще кто-то из ее Дома. Дома и кланы Древней Расы тесно связаны, их члены тем крепче держатся друг друга, чем больше отнимают у них.

Если бы из Дома Ястреба уцелел бы кто-то еще, за все эти годы — множество беженцев за это время прошло через горы и присоединилось к отрядам пограничников, — они связались бы друг с другом. Бежавшие передавали друг другу имена и разыскивали своих родичей, узнавали об их судьбе.

Долина, усыпанная гравием, постепенно поднималась, и сокольничий сделал знак спешиться. Дальше они медленно двинулись пешком, ведя лошадей, а птица снова поднялась в небо. Наконец, оставив животных с Алоном, девушка и сокольничий, лежа на животе, заглянули на противоположный склон.

Почти на пределе видимости двигался отряд всадников, который, казалось, не скрывается. К востоку Тирта заметила ориентир, который так ясно видела в своем трансе, — утес с черной лентой. Она указала на него:

— Это моя первая примета.

— Куда они едут? — он когтем указал на всадников, которые продолжали спокойно двигаться рысью Она задумалась и ответила правду:

— В том же направлении, в котором должны ехать мы.

Про себя она уже не сомневалась, что у них одна и та же цель — дом Ястреба. Едет ли с ними Эттин? Нет, если бы он был среди нападавших на ферму, Алон узнал бы его. Да она и не поверила, что он теперь служит Тьме.

Сокольничий изучал местность перед ними, особенно деревья на востоке.

— Мы двинемся под их прикрытием, прислушиваясь к предупреждениям пернатого брата, — сказал он наконец.

Тирта вспомнила зловещий лес, который составляет вторую часть их пути. Он очень подходит для засады, и она сказала об этом. Сокольничий посмотрел на небо. Солнце близко к закату, пора разбивать лагерь на ночь, хотя лагерь будет сухим и все останутся голодными.

— Они едут так, будто не думают, что за ними могут следить. Люди по такой местности не ездят так открыто, если у них нет сомнений, что их никто не может преследовать.

— Или они подставляют себя как приманку, чтобы привлечь других, — сухо добавила Тирта.

— Да, возможно и это. Но Крылатый Воин сделает, что сможет, а на такой открытой местности он увидит, присоединится ли к ним кто-нибудь. Ты права: лес опасен. Там нам даже его зрение служить не может, так что придется двигаться очень осторожно. А пока проедем к тем деревьям и заночуем. А может, переждем день и двинемся ночью.

Ночь — время, когда Тьма особенно сильна, а Тирта не забывала, что впереди слуга зла. С другой стороны, возможно, те всадники считают, что никто не решится двигаться в темноте. Об очень многом нужно подумать. Неожиданно Тирта ощутила усталость, такую, словно прошла много дней пешком. Ей нужен отдых, свобода от ноши, от этого обета, который она несет с рождения.

Они укрылись за деревьями, двигались медленно, и сокол присматривал за отрядом впереди. А те всадники продолжали ехать открыто, как будто им нечего опасаться и впереди их ждет определенная цель.

Из своих полетов сокол принес двух небольших зайцев, худых в это время года, но все же это была пища. Мясо пришлось есть сырым, срезать полосками и прожевывать. Тирта, давно привыкшая не привередничать в пути, с благодарностью приняла еду, хотя желудок ее сопротивлялся.

На ночь они остановились на увитом вьющимися растениями карнизе, который спускался к земле. Впереди они видели лес на востоке, темный и угрожающий; даже на таком удалении можно было заметить, что он густой, деревья стоят стеной. Отряд впереди не пытался углубиться в лес, хотя немного изменил направление пути и устроился на ночь на опушке. Лагерь свой отряд не скрывал, там разожгли большой костер.