— Значит, я смогу еще немного побыть здесь, — решил Витольд. — Кстати, пока не забыл, похороны в пятницу. К тому времени ты уже выздоровеешь.

Я бы с удовольствием проболела подольше, но так или иначе на похороны идти придется. Неожиданно Витольд спросил:

— А где ты была в субботу?

Ответ на этот вопрос был хорошо продуман, однако я ожидала, что этим будет интересоваться полиция, а не Витольд.

— Ах, как раз в субботу и начался этот дурацкий грипп. Я уже с утра почувствовала себя нехорошо, но все-таки съездила за продуктами, а потом сразу легла в постель. А почему тебя это интересует?

— Ладно, забудь. Просто мне показалось странным, что за относительно короткий период времени умерли две женщины, причем мы с тобой имеем отношение к обеим смертям. Удивительные бывают совпадения.

Я кивнула и обессиленно откинулась на подушки. Витольд воспринял это как сигнал к прощанию, решив, что больная нуждается в отдыхе.

— Завтра я тебе позвоню, — пообещал он перед уходом.

Мне показалось, что в его голосе прозвучали ласковые нотки.

Каждый раз, готовясь к приходу Витольда, ожидая встречи с ним, я ощущала необычайный подъем. Мне казалось, что наше общение будет проходить в атмосфере духовного единения, любви и чувственного влечения, но свидания с ним не приносили ничего, кроме разочарования и отчаяния. А такой ли уж он на самом деле необыкновенный? Может, не стоило бороться за его любовь?

Хорошо, что я обошлась без револьвера. В полиции моментально смогли бы выяснить, что в Беату стреляли из того же оружия, что и в Хильке Энгштерн. По крайней мере Витольду все стало бы ясно, как дважды два. Ни в коем случае нельзя использовать револьвер еще раз, нужно срочно избавиться от него. В голове, однако, крутилась назойливая мысль: «Если мне предъявят обвинение в убийстве двух человек, остается один выход — застрелиться из этого револьвера».

Погрузившись в такие апокалипсические размышления, я смаковала собственное несчастье. Оказывается, Витольд был влюблен в Вивиан, а я убила из-за него лучшую подругу. Что же теперь будет? «Рози, лучше застрелись сразу», — тихо сказала я себе.

Тут мой взгляд упал на кассету с песнями Брамса, которую принес Витольд. Сказал, что это музыка «для страдающей души» или что-то в этом роде. Я вставила кассету в магнитофон, надеясь услышать тайное послание. Вдруг это окажутся никакие не песни Брамса, а любовное послание, которое Витольд записал на кассету специально для меня?

Первой была песня девушки, которая хотела свить себе свадебный венок из роз. Нет, это определенно не моя тема!

Или это все же было скрытое послание? Ведь меня звали Розмари… Зазвучал последний куплет:

Тут я выключила магнитофон и безудержно расплакалась. Витольд, я не роза, а всего лишь розмарин, и мою голову украсят не свадебным, а печальным похоронным венком.

Посреди ночи я наконец встала с дивана, сняла шелковую пижаму, надела старую ночную рубашку в безнадежный цветочек и легла в постель. На следующее утро я отправилась к врачу и попросила дать мне больничный до конца недели. Вернувшись, я обнаружила перед дверью подъезда полицейского, который как раз собирался уходить. Он спросил, как меня зовуг, и с облегчением заметил, что теперь ему не придется наведываться сюда во второй раз. Я с ужасом вспомнила, что револьвер все еще лежал на дне чемодана.

По пути наверх он рассказал, что звонил мне домой, а потом на работу, где ему сказали, что я больна, и посоветовали ко мне зайти. Я поспешила предъявить ему желтый больничный лист. Он рассмеялся:

— Раз уж заболели, нужно идти к врачу, это каждому понятно. Не беспокойтесь, я к вам на пять минут, не больше.

Молодой человек держался очень дружелюбно и, по всей видимости, не был большой шишкой в полиции. Ну что ж, спасибо, что сразу не прислали комиссию по расследованию убийств из пяти человек. Полицейский начал:

— Мы расследуем причину смерти госпожи Шпербер, которая была вашей подругой. Версия о том, что она покончила с собой, кажется маловероятной, но все же мы задаем ее друзьям один и тот же вопрос: не возникало ли у нее подобных мыслей?

— А что говорят другие? — поинтересовалась я.

— Все в один голос заявляют, что не могут себе этого представить. Депрессии были совершенно не свойственны ей.

— В принципе я бы тоже не согласилась с таким предположением. Но мне известно, что задень до несчастного случая у Беаты был серьезный разговор с дочерью. Вивиан рассказала, что встречается с мужчиной вдвое старше себя.

— Да, это нам уже известно от самой Вивиан. Но ее мать восприняла это очень спокойно.

Я замялась:

— То, что я вам сейчас сообщу, должно остаться между нами. Во всяком случае, ни слова из нашей беседы прошу не передавать детям Беаты. Я обещала подруге сохранить ее тайну.

Теперь молодой человек смотрел на меня с некоторым любопытством.

— Мы постараемся выполнить вашу просьбу.

— Недавно Беата сообщила мне, что сама была влюблена в этого человека.

Полицейский нашел мое сообщение занятным, но не более того.

— Женщина с устойчивой психикой, как у вашей подруги, вряд ли пойдет из-за этого на самоубийство. Как объяснить, что с утра мать троих детей вела себя совершенно нормально, съездила за покупками, сходила в бассейн, а потом вдруг поднялась на одиноко стоящую в лесу башню и прыгнула вниз?

Пришлось признать, что это было крайне загадочно.

— Нет, это определенно не может быть самоубийством, — уверенно сказал он. — Кроме того, вскрытие показало, что незадолго до смерти она пила какой-то алкогольный напиток, возможно шампанское, и немного ела. Все указывает на то, что она встречалась с мужчиной — завтрак с шампанским или что-то в этом роде.

— Ее друг по выходным уезжает в Мюнхен, к своей семье, — вставила я.

— Да, мы об этом знаем. Но у него нет алиби, только показания его жены. Возможно, он встретился с госпожой Шпербер на башне и сообщил ей нечто неприятное, например, что между ними все кончено. Однако все утверждают, что отношения с этим человеком не были для нее настолько важны и она не очень бы переживала, если бы им пришлось расстаться. Если верно то, что вы говорите, и госпожа Шпербер действительно была влюблена в ухажера своей дочери, то эта версия становится еще более сомнительной.

— А что, если она по собственной инициативе предложила Юргену разойтись? — предложила я новую версию.

— Возможно, но это не повод тут же сталкивать ее в пропасть. Но, как я уже сказал, мы проверяем этого господина Юргена Фальтерманна, его алиби еще нужно уточнить. А больше вам ничего не бросилось в глаза, может, вы забыли о чем-то упомянуть?

Я ответила отрицательно и спросила, не мог ли это быть несчастный случай.

— Честно говоря, — ответил полицейский, — лично я в это не верю. Где это видано, чтобы человек один-одинешенек ехал в лес, лез на башню и пил там шампанское? Такое никому в голову не придет! Думаю, с ней кто-то был. Этот кто-то сейчас скрывается. Если бы его совесть была чиста, он объявился бы сам. В общем, пока трудно с уверенностью сказать, идет речь об убийстве, самоубийстве или о несчастном случае. Но если вы меня прямо спросите, что я думаю, то отвечу: мы имеем дело с убийством. — С этими словами он пожал мне руку, спрятал свои записи и попрощался.

Не успела я переодеться в домашнюю одежду, предусмотрительно выбрав не самые старые вещи, а джинсы и свитер, как в дверь опять позвонили. Витольд? Оказалось, что это была госпожа Ремер и Дискау, который приветствовал меня с безмерным восторгом. Госпожа Ремер никак не могла отдышаться после долгого подъема по лестнице, но была очень горда тем, что она, больная женщина, навещала меня, ведь мне нездоровилось еще больше. Если бы у меня на душе не было так паршиво, я бы обрадовалась ее приходу.