В общем, религия на Ифалуке но играла большой роли. На острове имелись такие священные места, как алтарь в Фан Нэпе (при нас им ип разу не пользовались); дикие заросли в священном Нателу, где томился дух Маура; маленький крытый листьями «дом богов» поблизости от хозяйства Валул на Фалалапе, и безупречно чистый, посыпанный песком круглый алтарь на территории хозяйства Валуар. Мы называли Аруелигара «первосвященником», потому что он был высшим духовным лицом на острове и совершал те немногие религиозные церемонии, которые мы видели. Его преемником должен был стать сухощавый красавец Труесай.

Тед в оба приезда затратил много времени на сбор сведений о религиозных верованиях ифалукцев. Он чувствовал, что эти верования постепенно теряют былое значение. Так, говорил он, в 1953 году они уже слабее, чем были в 1948. Однако боги все еще оставались. Духи, алусы, обитавшие в определенных местах, управляли разными природными явлениями и вмешивались в дела людей. Тед составил список, включавший девять высших богов и десятки низших духов. Он выявил двадцать семь алусов, имевших отношение к мореходству и строительству каноэ.

На мой взгляд (он основан главным образом на записках и комментариях Теда), нельзя сказать, чтобы у ифалукцев была какая-нибудь упорядоченная теология. Сведения о деяниях богов, которые Тед получал от Аруелигара и вождей, не всегда совпадали; большинство же ифалукцев придавали божественным делам очень небольшое значение, предоставляя заниматься ими вождям. Да, алусы, разумеется, существуют, но они воспринимаются как составная часть естественного порядка вещей: это духи, с которыми каждый народ постоянно сталкивается в окружающем его мире.

Подавляющее большинство алусов — это духи умерших людей. Пока я был на Ифалуке, там никто не умер, но в 1948 году Тед и Мел Спиро были свидетелями четырех смертей. Все это они рассказали в своей книге об Ифалуке: о стараниях друзей и родных всеми естественными и сверхъестественными способами спасти тяжелобольного; о причитаниях по ночам, глубокой сосредоточенности людей, окружающих умирающего, и внезапном исчезновении ее, как только наступает смерть и алус покидает тело. Тед и Спиро объясняют такое отношение к смерти твердой верой в бессмертие души.

Над телом покойного совершают определенные обряды: его лицо раскрашивают в красный цвет, надевают на него новую набедренную повязку или юбку. Труп обвивают очень длинной веревкой, к которой привязаны камни, и несут к морю для погребения. К каноэ, которое используется для похорон, не прикасаются потом в течение четырех дней. Кстати, число «четыре» вообще магическое на Ифалуке.

Алусы — духи умерших — бывают добрые и злые, очевидно, в зависимости от характера человека, тело которого они покинули. Злые духи вызывают всякого рода неприятности, в том числе большинство болезней. Мел Спиро в своих психологических очерках пишет, что страх перед алусом, как сознательный, так и подсознательный, владеет ифалукцамп. Мы никогда не сталкивались с алусами, да и не искали встречи с ними, а отношение к духам молодых людей, которые работали с нами, казалось, было в основном обрядовым; правда, мы не пытались разобраться глубже в их психологии.

Итак, теоретически танцы были рассчитаны на то, чтобы задобрить алусов — как высших богов, так и обычных духов. Сложные танцы ур, с которыми были связаны эти бесконечные ночные репетиции, конечно, предназначались для высших богов, но, вероятно, все алусы, как и все люди, наслаждались ими. Репетиции завершились в полдень 22 июля большим представлением на площадке перед школой.

Мы с Доном, воспользовавшись отливом, занимались изучением профиля рифа, когда прибежал посыльный с сообщением, что вот-вот начнутся танцы. Когда мы добрались до школы, мужчины уже выстроились цепочкой вдоль северного края площадки. Все они были при полном параде: на руках и ногах браслеты из пальмовых листьев цвета слоновой кости, такие же юбочки поверх набедренных повязок; на шее гирлянды из цветов и пальмовых листьев; на головах венки и в довершение всего на лбу кусок сердцевины пальмы, обернутый красной бумагой и фольгой (из коробки для сигарет) и увенчанный пучком длинных белых перьев (возможно, принадлежавших красивой морской ласточке, но что более вероятно и прозаично — курице). Лица танцоров были раскрашены красной куркумой[48], вдоль скул проведена красная линия, на руках и щеках выделялись красные мазки.

Ифалукцы показали нам чудесное представление. Часть его составляли песни и гимны, исполняемые под аккомпанемент хлопков и притопывания. Были и более сложные номера. Так, например, двое мужчин, раскинув руки, наклонясь вперед и как бы паря в воздухе, изображали птиц-воинов, в то время как остальные, став на колени друг перед другом, пели, рассказывая о происходящем. Представление продолжалось около часа, причем мы трое были настолько заняты фотоаппаратами и магнитофоном, что не смогли толком разобраться в нем. Затем наступил перерыв. Аруелигар распределил между участниками два ящика мясных консервов и две коробки сигарет, которые мы пожертвовали для этого случая. Танцоры и зрители подкрепились молоком кокосовых орехов, и танцы возобновились. Теперь выступали женщины, выстроившиеся цепочкой на западной стороне площадки. Наряд их отличался от мужского только тем, что под юбочкой из кокосовых листьев на них были лава-лава[49], а не набедренные повязки.

Тед с большим интересом установил, что у женщин появились два новых танца, — прямое доказательство того, что в традиционной форме танцев ур совсем не обязательны одни и те же сюжеты. Один из новых танцев исполнялся на сюжет поэмы, сложенной Летаверпур, женой Инн, и рассказывал о первом приезде американцев на остров. Это было очень длинное песнопение, в котором подробно рассказывалось о первом корабле, вручении официального документа, природе Америки, о самих американцах и т. п. Вот перевод первой строфы этой песни, сделанный Тедом:

Когда танцы женщин закончились, все присутствующие разделились на небольшие группы для пиршества. Правда, ничего необычного в еде не было, если не считать наших мясных консервов. Но после любого коллективного мероприятия всегда полагалась коллективная трапеза. Я переходил от группы к группе, фотографируя происходящее, попутно отведывая то кусок плода хлебного дерева, то ломоть таро и разрешая тем временем друзьям-ифалукцам смотреть друг на друга через объектив моего «Грэфика».

Наш трудовой день оказался на сей раз очень насыщенным. Только мы проявили пленки и привели в порядок свои заметки, как наступила пора вечернего купания в лагуне перед Фан Напом.

С самого начала у нас вошло в привычку вечером купаться в лагуне. На Ифалуке очень многие купались в это время, и мы шли в ногу с местными обычаями. Как истый флоридец, я предпочитал купаться в полдень, при ярком солнечном свете, и поэтому всячески старался перенести часы купания на более раннее время, но по разным причинам всем нам часто допоздна не удавалось добраться до воды.