Мистер Тодхантер болезненно улыбнулся.

– А вот и коктейли! – все с той же фальшивой искренностью, так неприятно поразившей мистера Тодхантера, объявил Фарроуэй. – Прекрасно, Мари, поставьте их сюда. – Он вскочил и занялся шейкером. – Прошу, дорогая.

– Благодарю, дорогой. – Мисс Норвуд приняла бокал с бледно-зеленым коктейлем, на взгляд мистера Тодхантера, предпочитавшего херес, отвратительным, пригубила его и вынесла свой вердикт: – Опять эта кретинка не долила лимонного сока. Позвоните, Ники.

Явилась Мари, выслушала реприманд и, взяв шейкер, удалилась, чтобы исправить дело. Фарроуэй извинился за то, что заставил гостя ждать. Мистер Тодхантер сбивчиво объяснил, сославшись не на болезнь, а на общую слабость здоровья, что коктейли ему врач запретил. И добавил, что все-таки хотел бы уйти.

– Нет, сначала мы назначим день, когда вы придете ко мне обедать, – вмешалась мисс Норвуд. – Мы отделаемся от Николаса и мило поболтаем вдвоем. Обожаю знакомиться с людьми! Тем более что среди моих знакомых нет ни одного видного литературного критика.

И тут неожиданно для себя мистер Тодхантер пообещал явиться на обед к мисс Норвуд в следующий вторник, ровно в час.

Мисс Норвуд посмотрела на него с задумчивостью во взгляде.

– Приятно, должно быть, позволить себе такое хобби… Я имею в виду – сделать хобби своей профессией. Конечно, я обожаю театр и, разумеется, играла бы, даже если б была богата. Но для мужчины, должно быть, это особенно приятно.

– Да, так и есть, – с неловкостью отозвался мистер Тодхантер.

– Знаете, мистер Тодхантер, – продолжала мисс Норвуд, – а я никогда бы не приняла вас за богатого человека. То есть за очень богатого.

– Да? – уныло отозвался мистер Тодхантер. – Отчего же?

– Не знаю… Вы как-то не производите впечатления состоятельности, – сердечно пояснила мисс Норвуд, охватив взглядом жилет мистера Тодхантера, украшенный яичным пятном, и брюки, пузырящиеся на коленях.

– Ну так я и не богат, – мужественно признался мистер Тодхантер. – Уверяю вас, это ошибка.

Мисс Норвуд лукаво погрозила ему пальчиком.

– Вот вы, богачи, всегда так говорите! Ладно, я вас не виню. И без того довольно охотников отхватить кусок от вашего пирога.

– На пирог мистера Тодхантера они могут не рассчитывать, – бойко вставил Фарроуэй. – У него муха не пролетит. Спросите лучше, какие у него связи в Сити!

– И спрошу – во вторник, когда будем обедать, – любезно посулила мисс Норвуд и на этом позволила мистеру Тодхантеру удалиться.

С облегчением выйдя на тротуар, он вытер взмокший лоб и твердо решил, что в следующий вторник у него разыграется мигрень, он подхватит заразную, чрезвычайно опасную болезнь, а если понадобится, то и умрет. Все, что угодно, только бы не обедать с мисс Норвуд.

И тут он, как выяснилось, обольщался.

Мистеру Тодхантеру приоткрылся чуждый доселе мир, мир роскоши и элегантных нарядов, тонких духов, коктейлей, букетов и горничных в нарядах а-ля варьете. Из своего ричмондского далека мистер Тодхантер нашел этот мир не слишком манящим и определенно пугающим. Он окинул взглядом свою библиотеку, выполнявшую также функции гостиной. По сравнению с гостиной мисс Норвуд она выглядела мрачно, убого и непривлекательно, но мистеру Тодхантеру нравилась.

Он был доволен, что одним глазком заглянул в мир, о котором ходило столько слухов, совершенно, на его взгляд, неправдоподобных; но знакомиться с этим миром поближе ему совсем не хотелось.

Что касается Джин Норвуд, мистер Тодхантер, к своему удовлетворению, многое про нее узнал. Исходя из того, что она актриса, он изучил театральные объявления в «Таймс» и в самом деле обнаружил, что некая Джин Норвуд блистает в пьесе «Опавшие лепестки», которая идет в театре «Соверен». Поскольку мистер Тодхантер установил в доме твердое правило в течение трех месяцев хранить все газеты и только потом их выбрасывать, он отправил горничную Эди за кипой «Санди таймс» и вскоре разыскал там объявление о новой постановке. Читая между строк, он выяснил, что мисс Норвуд питает пристрастие к популярным пьесам с претензией на «интеллектуализм», что она не только актриса, но и импресарио, и что «Опавшие лепестки», похоже, еще несколько месяцев будут пользоваться успехом у жителей пригородов, осаждающих Вест-Энд, чтобы увидеть пьесу.

– Ну-ну, – пробормотал мистер Тодхантер.

Бывает, что имя, прежде неслыханное, вдруг потом попадается три-четыре раза подряд, а встречи с человеком, которого дотоле не знал, учащаются сразу после знакомства. То ли дело в том, что встреч этих подсознательно ждешь, то ли в простом совпадении, но, так или иначе, мистер Тодхантер столкнулся с обеими разновидностями этого феномена в первые же четыре дня после встречи с Фарроуэем.

Первой, кто назвал ему имя Джин Норвуд, была молодая дама, дальняя родственница, заглянувшая к мистеру Тодхантеру в субботу на чай. Мистер Тодхантер отнюдь не чурался молодежи, особенно молодых дам: с ними он чувствовал себя свободно, не ожидая подвоха. Он любил слушать их бесхитростный щебет, посмеивался, изображая цинизм и пресыщенность, хотя, сказать по правде, молодежь питала гораздо меньше иллюзий, чем сам мистер Тодхантер. У него вошло в привычку разыскивать дальних родственников и поддерживать с ними знакомство. Юноши, случалось, просили у него взаймы, и мистер Тодхантер, ценя родственные узы, охотно одалживал им деньги, а девушки приезжали в Ричмонд, чтобы выпить с ним чаю и поделиться семейными новостями, касавшимися главным образом людей, о которых он слышал впервые, которых сроду не видел, но которые между тем живо его интересовали.

В тот субботний вечер, едва ступив на свежепостриженную лужайку мистера Тодхантера, его юная четвероюродная сестра принялась делиться своими успехами:

– Лоуренс, ты не представляешь! Угадай, с кем я познакомилась на прошлой неделе!

– Ни за что не угадаю, Этель.

Про себя мистер Тодхантер находил Этель Маркхэм провинциалкой, вульгарной и недалекой. Она служила секретаршей в ателье модной одежды на Оксфорд-стрит, и ему никак было не понять, за что ей платят такое непомерное жалованье, как она утверждает.

– Я думала, и на этой вечеринке будет тоска смертная, но ошиблась! После спектакля туда заехала Джин Норвуд. Ты не поверишь, но, кажется, я, скромная-незаметная, ей понравилась! А? Что скажешь?

– Отвратительная особа, – скривился мистер Тодхантер.

– Да нет же, очаровательная! Прелесть! Милее я мало кого встречала!

– Правда? А по-моему, просто отрава.

Четвероюродная сестрица уставилась на него в упор.

– А что ты о ней знаешь?

– Ну, позавчера, так случилось, я зашел к ней на коктейль, – небрежно сказал мистер Тодхантер, с отвращением присовокупив: – У нее пианино в розовых бантах.

– Чушь! Джин Норвуд не такая, чтобы любить розовые банты!

– Ну, если правду, то там на крышке дорожка с китайской вышивкой, но это ничуть не лучше. А ее горничная – зовут Мари, только вообрази себе! – наряжена, как субретка!

– Лоуренс, ты меня разыгрываешь! Ты никогда в жизни не был у Джин.

– Уверяю тебя, дорогая моя. Более того, на следующий вторник я приглашен там отобедать, но, должен сказать, приглашения этого не приму. И сделай мне одолжение, Этель, – строго продолжил мистер Тодхантер, – называй впредь мисс Норвуд по имени только в том случае, если познакомишься с ней поближе. Что за манера фамильярничать со знаменитостями по примеру неотесанной публики из предместий или, хуже того, развязных газетчиков! Знаешь ли, хочется верить, что мои родственники выше этого.

– Всегда говорю, тебе следовало бы родиться сто лет назад, Лоуренс, – ничуть не обиделась его юная собеседница. – И не джентльменом, а старой девой. Так и вижу тебя с редкими волосами, убранными в пучок на затылке, и в жутком корсете из китового уса!

– Ну что за вздор ты несешь! – сердился мистер Тодхантер.