– Нина, а ты при свидетелях ей деньги отдавала? – уточнила я.

– В том-то все и дело, что нет. В цеху была еще одна сотрудница, когда я вернулась с обеда и сказала Таньке, что сняла с карточки зарплату, но потом Кашкина, как назло, вышла.

Ну кто бы сомневался!

– И сколько с тебя теперь коллекторы требуют? – поинтересовалась я.

– Почти в два раза больше – девятнадцать тысяч с копейками, – дрожащими губами произнесла Нина, будто речь шла о миллионах. – Я даже не знаю, где мне взять эту сумму. Я ведь мать-одиночка. Моей зарплаты еле-еле хватает на жизнь. Юля в садик недавно пошла. Знаешь, сколько я за него плачу? Ползарплаты, остальное – «коммуналка» сжирает. На еду уже ничего не остается, спасибо, мама не дает с голоду умереть, как получит пенсию, сразу продукты покупает. В общем, для меня подарить Левичевой девятнадцать тысяч – это все равно что в петлю залезть. Я даже маме об этом не могу рассказать.

– Пилить будет? – понимающе спросила я.

– Если б только это, – обреченно вздохнула Нина. – Она расстроится, а ей нельзя – у нее сахарный диабет. Боюсь, что у меня на нервной почве тоже какие-нибудь болячки начнутся. Меня ведь коллекторы уже затерроризировали. Звонят и звонят, а с недавних пор и домой приходить стали, причем то поздно вечером, то рано утром. Я матери сказала, что это какая-то ошибка, что меня с другой Соловьевой перепутали. Но, по-моему, она не слишком мне поверила.

– А как коллекторы себя ведут, когда приходят?

– Интересуются, когда я долг выплачивать начну, угрожают судом. Но ведь это Таньку надо судить за обман, а не меня. Я вот сегодня взяла на работе отгул, пошла в их контору, чтобы поговорить с начальством, объяснить, что Левичева – наглая обманщица, аферистка, но меня даже слушать там не стали, – убитым голосом говорила Соловьева. – Я только и думаю что об этом долге – с утра до вечера. Даже если ночью просыпаюсь, то первым делом о нем вспоминаю.

– Нина, ты не решишь проблему, если будешь круглосуточно о ней беспокоиться.

– Полина, а что мне еще делать? – во взгляде моей собеседницы была полная безысходность.

Но сколько раз я видела этот взгляд! Такая же безнадега была в ее глазах, когда вдруг обнаруживалось, что она забыла дома тетрадку с домашней работой или спортивную форму.

– Нина, тебе надо благодарить судьбу за то, что она дала тебе этот урок, и впредь больше не допускать подобных ошибок, – не удержалась я.

– Ты еще издеваешься надо мной, да? – вспыхнула Соловьева и взялась за ручку двери. – Да, Казакова, не ожидала, что ты станешь настолько циничной.

– Циничной? Я собиралась дать тебе денег, а ты меня в циники записала?

– Ты собиралась дать мне деньги? – Нина повернулась ко мне. – Ты это серьезно?

– Конечно, я не настроена шутить.

– Сколько ты мне можешь дать? – заинтересовалась моя однокашница.

– Всю сумму.

– Спасибо, конечно, – проговорила Соловьева, несколько придя в себя от моего неожиданного предложения, – но я не могу столько взять. Мне ведь все равно придется тебе отдавать долг, а мне нечем. Какая разница, кому я буду должна – тебе или еще кому-то?

– А разве я хоть слово сказала об отдаче?

– Но зачем тебе просто так выбрасывать на ветер такую огромную сумму – почти двадцать тысяч рублей? Это же почти моя месячная зарплата.

– Нина, считай, что с моей стороны это просто благотворительный жест.

– Благотворительный? Ну, судя по машине, ты не бедствуешь. Только меня все равно будет тяготить, что я тебе должна…

– Повторяю – ты мне ничего не будешь должна. – Я достала из сумки кошелек и вынула оттуда четыре новенькие пятитысячные купюры. – Возьми, пожалуйста.

Соловьева робко протянула к ним свою руку и после секундного колебания взяла деньги.

– Полина, у меня нет слов. Мне тебя сама судьба послала. Я просто не могу поверить, что такое возможно. Неужели это происходит в реальности? – Нина уставилась на банкноты, разложенные веером, не веря своим глазам. – Нет, это просто чудо какое-то!

– Если существуют такие наглые люди, как Таня Левичева, то должны существовать их противоположности, – философски заметила я. – Это не чудо, а закон равновесия черного и белого.

– А что, есть такой закон? – Нина удивленно вытаращилась на меня.

– Есть, – подтвердила я.

– А я почему о нем раньше не слышала?

– Не знаю.

– Ладно, пойду, прямо сейчас расплачусь. Даже не верится, что этот кошмар скоро закончится.

– Погоди, – задержала я ее.

– Полина, ты что, передумала? Я так и знала! – досадливо воскликнула Нина.

– Посмотри на себя. – Я отогнула перед ней солнцезащитный козырек с зеркальцем. – Тебе надо привести себя в порядок. Возьми в бардачке влажные салфетки.

Соловьева нерешительно открыла его, взяла лежащую с краю упаковку, вынула одну салфетку и стала вытирать тушь со своего лица.

– Нина, не забудь забрать документы.

– Какие документы? Откуда? – растерялась Соловьева.

– Расписку Левичевой, справку о том, что ты погасила всю задолженность, как перед ней, так и перед коллекторской фирмой, включая основную сумму долга, проценты за ссуду, штрафы, пени, неустойки. Ну и, разумеется, квитанцию о том, какую именно сумму ты внесла, тоже не забудь взять.

– Полина, а мне бы и в голову все это не пришло. Нет, про свою расписку я помнила, а вот про другие бумажки даже не подумала. Слушай, а пойдем со мной, – жалобно попросила меня однокашница. – Я ведь обязательно что-нибудь перепутаю.

– Нина, я, конечно, могу с тобой пойти, но не хочу этого делать. Ты должна сама закрыть этот вопрос. Понимаешь, именно са-ма, – по слогам произнесла я последнее слово. – Это нужно для тебя самой же, чтобы впредь не наступать на подобные грабли.

– Хорошо, я попробую.

– Нет, Нина, ты не попробуешь, ты пойдешь туда, – я повернула голову в сторону фирмы «Долгофф», – с твердой уверенностью, что все сделаешь так, как надо. И повтори, пожалуйста, какие документы тебе должны там дать.

– Расписку, которую я написала Таньке полгода назад…

– Так, – кивнула я.

– Квитанцию, – робко произнесла Соловьева.

– Все правильно, – ободряюще подтвердила я. – Что еще?

– Не помню, – призналась Нина после некоторых раздумий.

– Запоминай – справку о том, что ты больше ничего не должна ни Левичевой, ни коллекторской фирме, – напомнила я. – И не забудь проверить, чтобы там поставили сегодняшнюю дату, подпись ответственного лица с ее расшифровкой и печать.

– Как же все это сложно, – посетовала моя однокашница. – Может, я завтра туда пойду?

– Почему завтра?

– Я так ужасно выгляжу!

– Не стану с этим спорить. Но при чем здесь это? Ты же не мужика кадрить идешь в «Долгофф», а рассчитываться со своей задолженностью.

– Ты права, – Соловьева сделала глубокий вдох и открыла дверцу.

Я смотрела ей вслед и думала о том, что пока жизнь ее мало чему научила. Она как обладала в школьные годы кроткой уступчивой пассивностью, так до сих пор от нее и не избавилась. Похоже, ее бывшая сотрудница Левичева это поняла и, давая деньги ей в долг, уже знала, что попробует ее кинуть. Вот именно такие ловкие и оборотистые людишки, как эта Татьяна, закономерно появляются рядом с такими простодушными и бесхитростными, как Нина. Почувствовавшие однажды свое превосходство и ободренные безнаказанностью, они с каждым днем все матереют и матереют, обрастая коростой жестокости и даже беспощадности. Я знала множество подобных примеров. Но мне также было очень хорошо известно, что этих дельцов можно остановить. Мне приходилось это делать, и не единожды. И Левичеву я тоже остановлю, но чуть позже. Пусть пока думает, что ей все сошло с рук.

Нельзя сказать, что двадцать тысяч рублей, которые я с такой легкостью вручила Нине, были лишними в моем кошельке. На днях дед выдал мне их на хозяйство. Правда, не с пенсии, а с очередного выигрыша в подпольном казино. Он ведь у меня игрок со стажем, причем гораздо большим, чем трудовой. Если Нина боялась рассказать своей матери о долге, то я не боялась рассказать Арише, на что потратила его деньги. У нас с ним были доверительные отношения. И он так же, как и я, был не лишен чувств гуманности и сострадания…