– Не дурачься. Я надеюсь, ты понял, о чем речь. Жду заявления от Мари. Кстати, как ее фамилия?

– Фамилия? Отца зовут Азат, мать – Сильвия, а вот фамилия…

– Да, вижу, ты и вправду готов хоть завтра жениться на девушке, даже фамилии ее не спросив… – усмехнулся отец.

На следующий день после занятий я спросил у Мари, как ее фамилия.

– Ты как начальник оперотряда спрашиваешь? – съязвила она. – Думаю, правильней сказать: «Гражданка, предъявите паспорт!»

– Ладно, черт с твоей фамилией, пиши заявление насчет установки телефона от имени отца, укажи, что дома есть сердечник и необходима постоянная связь с поликлиникой.

– Сердечника у нас нет, но сумасшедшая есть.

– Догадываюсь: это ты.

– Я имею все основания восхищаться твоей догадливостью!

– И все же ты забыла назвать свою фамилию. Я не могу подать заявление в загс, не указав фамилии невесты.

– Ну хорошо, товарищ начальник, вы меня уговорили. Только будьте добры, в свою очередь, предъявите мне паспорт: хочу убедиться, не ожидает ли меня уголовное наказание за совращение несовершеннолетних. Кажется, так это называется на вашем юридическом языке? Открываю страшный секрет – моя фамилия Тоникян.

– Что за странная фамилия? Впрочем, у тебя все получается странным.

– Это еще одна причина, чтобы ты задумался, с кем связался, Давид… Знаешь, мне очень неудобно перед твоими родителями. Я очень признательна, что ты и твой папа по собственной инициативе делаете для нас такую, безусловно, важную вещь. Но мне очень неудобно. Может, ты скажешь им, что я и мои родители тебя об этом не просили? Пожалуйста!

– Это очень трудная просьба, я подумаю. А что взамен?

– Пирожки, ром-баба в буфете и бесплатный урок французского для отстающего студента!

– Мало.

– Вот станешь прокурором, тогда и будешь, как твои коллеги, брать более весомые взятки.

Прошло несколько дней, резко похолодало. Город стал неопрятным, людей на улицах поубавилось, летние кафе закрылись. Начиная со второй половины ноября Ереван теряет свою прелесть. Бывают годы с холодной, бесснежной зимой, в другие, наоборот, выпадает немало снега. Но обычно зимой не очень холодно, идет снег с дождем.

В полупальто до колен, со спортивным рюкзаком на плече, я выходил утром из дома и до трех часов дня проводил время в университете. На переменах, особенно на большой, встречался с Мари, мы вместе ходили в буфет или общались с друзьями. Почти все знали, что мы с Мари – неразлучная пара. Я гордился, что самая красивая и экзотичная студентка встречается со мной, начал больше внимания уделять своей внешности. Вся моя одежда казалась мне устаревшей и немодной. Бедная мама изо всех сил старалась доставать в комиссионных магазинах или с рук у спекулянтов все, что отвечало тогдашним критериям шика. Она понимала, что я старался быть равным Мари, и в свои расходы отца особо не посвящала. Мой франтоватый вид многим, особенно старшекурсникам и комсомольским активистам – как правило, серым, невзрачным ребятам из провинции, – казался вызывающим. Мол, зазнался парнишка, на папины деньги одевается, да еще с француженкой ходит. Так думали некоторые, но слава хорошего спортсмена, борца и боксера, да еще и друга Рафы, не позволяли моим завистникам эту внутреннюю неприязнь излить наружу. Малейшая попытка заканчивалась вызовом во двор для выяснения отношений, что доставляло Рафе безумное удовольствие.

– Если ты, француз, сейчас же не припечатаешь его к асфальту через бедро или не отправишь в нокдаун, мне придется это делать самому.

– Не горячись, Рафа! Ну, обменялись парой нелестных слов, но это же еще не повод для драки!

– Еще чего! Он оскорбил моего друга, ясно? Я этого так не оставлю. Может, вы с ним братья? Или из Общества защиты животных? Ты же мужик! Или уже в штаны наложил? Давай, французский жених, а то завтра появятся желающие отнять у тебя Мари.

Так что я был вынужден иногда проявлять агрессивность, чтобы оправдать свое реноме.

– Слушай, старик (или «колхозник», если парень был из деревни), – обращался я к своему противнику, – уходи, здесь тебе не рады. А если еще раз оскорбишь эту белокурую девушку своими идиотскими фразами и хихиканьем, твоя колхозница-мамочка будет очень опечалена, потому что тебе понадобится долгосрочное лечение с усиленным питанием. Так что отвали!.. Ладно, до свидания, без обид, дружище.

– Ты ему еще и «до свидания» говоришь? – кипятился Рафа. – Эй, ты, куда пошел? Вот этот высокий хочет перед тобой извиниться, а может, и уступить свою француженку!

– Да пошел ты, Рафа, маньяк чокнутый! А ты, колхозник, быстро топай, пока я не передумал.

Из-за этих моих выходок кто-то из старых знакомых даже спустя много лет меня недолюбливал, кто-то ненавидел, а с некоторыми мы стали открытыми врагами. Бывало и другое: мы вместе вспоминали юношеские шалости, шутили и расходились, позабыв о былой неприязни. Приходилось мне и извиняться за глупое поведение перед теми, кого я серьезно обидел. Но особенно мстительные недруги продолжали враждовать со мной еще долгие годы. Я заметил, что злобные и завистливые люди, как правило, болели сильнее и умирали раньше, чем добрые и умеющие прощать. Злоба и зависть разъедают душу и тело, мешают нам жить легко и свободно.

Столичных ребят на юрфаке было немного, основную массу составляли провинциалы не только из Армении, но и из соседних республик, в том числе из Краснодарского края РСФСР. Более-менее обеспеченные семьи отправляли своих детей в Москву и Ленинград. Ереванский государственный университет находился в центре города, где родились и выросли мы с Рафой. С восьми лет мы занимались боксом и борьбой. Частые совместные тренировки, несмотря на разницу в возрасте, сблизили нас с большинством спортсменов, среди которых превалировали уличные ребята, предпочитавшие именно силовые виды спорта. Впоследствии многие были осуждены на различные сроки, кое-кто «поднялся» и закрепился в криминальном мире. Немало их стало успешными дельцами теневой экономики, фактическими хозяевами государственных заводов и фабрик, хотя числились они простыми рабочими, мастерами или заместителями начальников цехов. Еще тогда, в шестидесятые годы прошлого века, весь полуторамиллионный город знал, кому принадлежит карамельный завод, кому – текстильная и пищевая фабрики, кто хозяин бензоколонки на одной улице, а кто – на другой. Разумеется, большие машиностроительные и оборонные заводы остались под контролем государства, но бытовое обслуживание и местная промышленность были полностью «приватизированы» задолго до перестройки.

Некоторые из старых знакомых стали вполне умеренными, добропорядочными гражданами и отцами семейств, строго державшимися моральных устоев и ценящими дружбу, и отношения, которые завязались у нас в детстве и юношестве, продолжались многие годы, несмотря на то что в своем общественном и социальном развитии мы пошли по совершенно различным путям.

Мы с Рафой знали законы улицы и были в приятельских отношениях с уважаемыми в городе и республике спортсменами, что придавало нам особую значимость в кругу соучеников.

Родители Мари шили для нее модную одежду, на переменах девушки подходили и спрашивали, как и откуда она достает такие платья, многие просили пошить такие же и для них. Позже я понял, что это была своеобразная реклама их семейного мастерства, способ увеличения клиентуры. В университете училось немало детей обеспеченных – разумеется, по тогдашним меркам, – родителей.

Расслоение общества уже шло полным ходом. Появились первые подпольные миллионеры, скупщики золота, ювелирных украшений и антиквариата – все это привозили из Москвы, Ленинграда и других городов и перепродавали в республике по баснословным ценам. Многое из этого добра возвращалось в Москву в качестве взяток союзным чиновникам из правительства, прокуратуры, Госплана для получения даже законно выделяемых для республики металла, древесины, техники, медицинского оборудования. В этом плане Армения никак не могла соревноваться с соседними республиками – Грузией и Азербайджаном, богатыми сельскохозяйственными продуктами и природными ресурсами. К тому же традиционно сложившиеся в этих республиках взаимоотношения населения и элит позволяли руководству более широко использовать криминальные деньги для подкупа союзных чиновников.