Сон как рукой сняло. Геннадий встал с кровати, нервно закурил. А потом стал голым расхаживать из одного конца комнаты в другой, закуривая одну за другой сигареты «Мальборо» из пачки на столе.

— Эвелина, не таись, скажи мне прямо, что ты конкретно знаешь?

— А я и не скрываю ничего, просто меня еще никто пока не спрашивал об этом. Так вот знай, что после убийства Вогеза в «Кольце» его ребята и дружбаны, которые у нас раньше паслись, в фитнес больше почти не заходили. Ветер для них совсем в другую сторону подул. Албанец же, как Алла мне говорила, все время хотел место покойного Деда занять. Да все не так просто оказалось для него. Знаю только, что именно он наводку Алле на местонахождение иконы вашей семейной дал. Я бы об этом, конечно, никогда и не узнала. Но я случайно совершенно услышала один интересный разговор. — Эвелина тут вдруг замялась, встала с постели, осторожно босиком прошлась по комнате, зажгла свет и подошла к столу, поцеловав в спину стоящего возле него с сигаретой во рту Геннадия. Потом сама налила себе маленькую хрустальную рюмку «Белого золота», съела очищенную заранее мандаринку и тоже закурила сигарету.

— Признаюсь тебе, Гена, — вдруг выпалила она, глядя прямо ему в глаза, — я подслушала однажды обрывок разговора Аллы с Серегой в нашем клубе вскоре после смерти Вогеза в «Кольце». Серега тогда напуган очень был. Матерился безбожно всю дорогу. Я его, честно, таким никогда даже и не видела. И я запомнила тогда очень хорошо, хотя и не совсем поняла его слова о том, что якобы Вогезу незадолго до его убийства было видение. Как говорил Серега, Вогез решил икону Спасителя — она у него в особняке на Рублевке находилась — почему-то перепрятать. И вдруг, как он якобы сам рассказывал, увидел он вспышку ярко-золотистого цвета и ощутил движение воздушной волны, сопровождавшейся тихим шелестом и каким-то неведомым ему благовонным запахом. А потом — ему был голос свыше: «Недолго тебе жить осталось на земле. Знай это!» После этого икона пропала, как сказал Серега Алле, а совсем вскоре и Вогеза расстреляли. Если Алла поможет, то вместе они могут эту икону найти и получить. «Трудностей не будет», — сказал Серега. Больше, Гена, я ничего не услышала.

— А что случилось, застукали, что ли? — саркастически улыбаясь, спросил Гена.

— Да нет, что ты, я же осторожная, не видишь, что ли? — замялась вдруг Эвелина, махнув еще рюмашку. — Просто говорить они стали совсем шепотом, ничего слышно не было. Да и мне вскоре пришлось уйти. Клиенты ждали. Требовали менеджера. Что было делать? Замучили меня вконец эти клиенты, спасу от них нет никакого.

— Послушай, и часто ты так за своей хозяйкой-подружкой шпионила, сознайся?

Эвелина потупила глаза, решила уйти от ответа, спросив, нет ли у Геннадия какой-нибудь мази от синяков.

— Я же тебе сказал достаточно внятно, — ответил он, — спортсменка несчастная, зеленкой нужно или йодом. А кремы разные у меня есть, все их тебе отдам. Можешь представить, сколько кремов у меня после Алки осталось. Целый склад. Думаю, что утром, а оно совсем скоро наступит, мы с тобой, Эвелина, на работу не пойдем. Отдашь приказания, подлечишься, очки тебе темные подберем. А завтра выйдем вместе. Теперь уже все равно: один день пропал или два. Ты мне лучше расскажи все, что ты об этом думаешь. Пойми, это очень важно, в том числе и для тебя.

— Геннадий Александрович, хоть вы и думаете так, но я не шпионила, бог с вами. А было это раз или два всего, когда я краем уха кое-что слышала. И то, я же говорила, так случайно вышло. Стечение обстоятельств.

«Врет. Брешет как сивый мерин, — решил для себя Геннадий. — Ну и штучка, однако, эта Эвелина. Наверное, не за одной Аллой так следила, подсматривала, выведывала, подслушивала. Тут подслушает, там подсмотрит. Вот тебе и „кладезь информации“, о которой говорила часто Алла. Не зря Иван Петрович зорко подметил, что недоговаривает что-то наша красотка. Он опытный мужичок, все наперед видит. В такие времена работал — не чета нашим сегодняшним. Даже сравнить нельзя. И не такие орешки раскалывал».

— Милая, а почему ты мне вдруг только сейчас решила все рассказать? Раньше не могла, что ли? Мы бы с тобой меры необходимые приняли. А сейчас что? — спросил он.

— А кому же еще, если не вам, то есть тебе, Гена, мне такое рассказывать? Я подумала и решила: может быть, это как раз поможет выйти на след того, кому была выгодна смерть Аллы.

— Я понял, Эвелина, спасибо. Но все же считаю, что ты не одну тайну нашего фитнес-центра знаешь. Ведь правда? Не предполагаешь ли ты еще, кто же погром в клубе устроил и зачем?

— Генусик, ну что ты, лапусик. Мне и думать-то некогда было. Сам видишь — времени не было. Но обещаю тебе — обязательно подумаю. Помогу чем только смогу и тебе, и твоей сестре ненаглядной заодно, а может, и себе тоже. А следователю — так это на все сто, а может, и на двести процентов.

— Ну, что там у тебя еще? — спросил Геннадий, глядя в загадочные, блестящие глазки Эвелины. — Что-то забыла сказать, да?

— Конечно, забыла. Знаешь, я снова хочу. Причем очень сильно. Может, перед сном ты меня все же немножко еще побалуешь, а?

Эвелина махом опрокинула свой недопитый хрустальный фужер и, блеснув на свету слегка заметным розовым крестом на своей попке, умчалась в спальню. Когда Геннадий, выкурив от волнения еще одну сигарету, вошел туда, он увидел с головой накрывшуюся главного менеджера своего фитнеса, посапывающей в свой разбухший после вчерашнего нос. Ей снился уже, наверное, не первый сон.

После этого страшного дня прошло не так много времени, но Геннадий, на удивление, стал чувствовать себя намного уверенней и спокойней. Дела в фитнес-центре вошли в привычную колею. Как в хорошо отлаженном механизме, все винтики и шестеренки крутились и вертелись без особых сбоев и поломок…

И в этом не последняя роль принадлежала той же Эвелине, ставшей теперь его верной помощницей во всех делах, без которой довольно скоро он просто не представлял уже своей жизни.

Банально начавшаяся их связь, казалось бы не имевшая никакого будущего, стала со временем прочным деловым союзом. В постели они так же прекрасно подходили друг другу. Геннадия уже не тянуло к другим женщинам. Эвелина была для него, особенно в сексе, которому она уделяла далеко не последнюю роль в своей жизни, незаменимым партнером.

Командировка оказалась на редкость удачной. Переговоры, как принято говорить, прошли на высоком уровне и были проведены конструктивно… Намечалось осуществить немало довольно интересных проектов, причем все они, как ни странно, были приняты и одобрены, и стороны проявили в их предстоящей реализации неприкрытый интерес.

Олег был в прекрасном расположении духа.

Ольга это почувствовала. От полета из Вены домой он не устал, как обычно. Проводы из Австрии не были очень тяжелыми для здоровья, поскольку банкет, предусмотренный в завершение делового визита, был довольно легким. Прижимистые австрияки не выложили на него, хотя переговоры прошли более чем успешно, соответствующих официальному визиту приличных сумм. Так что вечер, с одной стороны, для Олега не удался, ибо вечеринка с венскими коллегами хоть и заняла достаточно много времени, больше походила на ужин в столовке, чем на «пышные проводы дорогих гостей». С другой, конечно, удалась. Выпил совсем немного, и то с явным нежеланием. «Даже „вискаря“ не было, жлобье несчастное, — решил он для себя в заключение вечера. — Только и смогли выставить какую-то неизвестную, скорей всего суррогатную вонючую „водяру“, слегка напоминающую продававшуюся еще в Союзе анисовку, которую даже в лихую годину антиалкогольной борьбы и то не брали».

Да и еда, прямо сказать, вполне соответствовала этому дешевому напитку: маленькие, закопченные до ужаса немецкие рульки с кислой капустой, шпикачки, напоминающие по виду продающиеся во всех московских тонарах хот-доги, которые могут понравиться только дворнягам, алкашам или приезжим, и какая-то огромная ваза в центре с солеными палочками, печеньем и орешками, собранными еще при «царе горохе». А вот сладкое было, конечно, классным. Горячие, тающие во рту вафли размером с приличную сковороду, на каждой из которых лежало с полкило свежей клубники, политой каким-то вкусным сиропом и как снежной шапкой накрытой густым слоем взбитых сливок. Но к своему великому сожалению, вместе с противной водкой, издалека ударявшей в нос явной сивухой, такой закусью Олег воспользоваться не мог. Попробовал с превеликим удовольствием для себя, но вместе это все же никак не сочеталось. Он решил пойти к себе в гостиницу — в самом центре Вены — под названием «Адмирал». В номере, в огромном желтом чемодане, его с самого первого дня командировки ждали нетронутыми бутылка джина «Бифитер», большая бутылка великолепного шотландского виски «Чивас ригал» и давно охлажденный в холодильнике «Флагман». По привычке еще советского времени, когда командировочных давали столько, что не хватило бы на корм птичкам, он прихватил с собой и батончик салями, и хороший с жиринкой кусок клинской буженины. Вспомнив об этом, Олег решил, что прощальную гастроль в Вене устроит, в конце концов, себе сам. А может, и пригласит принять участие кого-нибудь из сотрудников или членов делегации, представляющих другие ведомства.