Намек был понят, и Андрей тут же с готовностью ответил своей потенциальной теше, что по материнской линии у него с этим все в порядке.
Спустя некоторое время Андрей уже довольно легко ориентировался в генеалогическом древе семьи Ольги по материнской линии, особенно после подробных рассказов Татьяны Алексеевны. С ее помощью он составил некую таблицу возможного движения во времени и пространстве иконы «Спас Нерукотворный». Причем начиная с того периода, когда она из Византии была привезена в Россию в XIV веке. В таблице отмечалось, как уже в XVIII веке попала она в руки уральского казака Писарева и стала не только их фамильной иконой, но и ангелом-хранителем всей семьи. По мнению Андрея, полностью поддерживаемому Татьяной Алексеевной, эта таблица должна была серьезно помочь им с Ольгой в совместном поиске по городам и весям России.
Увлекшись серьезно этими поисками, получая все новую информацию, анализируя ее, разбирая, занимаясь к тому же самыми невероятными изысканиями, Андрей не сразу заметил, что Ольга все больше и больше отдалялась от него. Под разными, порой самыми невероятными предлогами она стала отказываться от встреч. Не нравились уже ей и бесчисленные поездки в храмы, беседы со священниками. Не обсуждали они вместе, как раньше, различные гипотезы, связанные с пропажей иконы, и возможные пути ее поиска. А уж когда они последний раз были вместе наедине, Андрей мог припомнить лишь с огромным трудом.
Как всегда в трудный момент, открыл ему глаза на все его старый, добрый друг Мишка Чебышев.
— Андрюша, ты в курсе, что Ольга твоя любовь вовсю крутит сейчас с Олегом Потаповым с журфака? — спросил внезапно Мишка, встретив его в «Ленинке», когда они стояли у коллектора в ожидании заказанной литературы.
С трудом улавливая смысл сказанного и тупо глядя на кожаную с золотым тиснением обложку книги известного историка академика Милици Нечкиной, он даже не знал, что и ответить.
— Посмотри внимательно, когда будешь завтра на лекции в поточной аудитории, по моим сведениям там Ольги не будет. А ведь старый пердун, который будет нам читать, академик Нащекин, ты же знаешь, ее научный руководитель. На Ольгу не похоже, чтобы она так запросто не ходила на его лекции. Ведь правда? Согласись? А теперь, как ты мне когда-то, я тоже могу тебе посоветовать выпить для успокоения стаканчик портвешку. Те же «Три семерки» сгодятся, а?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Праздник в Маршалл-центре
— Ну, все, девчонки, раз уж вы ныть начали во время нашей замечательной вечерней прогулки по Гармишу, значит, окончательно решено: все хором идем домой, и баиньки, — сказал подошедший с большим вафельным стаканчиком, наполненным крупными шариками ванильного, вишневого и клубничного мороженого, Станислав. Он хотел, конечно, погулять перед сном подольше. Но увидев, что вся компания заметно подустала, решил не настаивать, взял под руку сестру и зашагал с ней вслед за откровенно зевавшей уже женой по узкой улочке, напрямую ведущей к дому.
— Оля, скажи мне, что ты на этот раз хотела бы посмотреть здесь поблизости и вообще в Баварии? — спросил он, когда все втроем миновали большой фонарь на стене соседнего дома, вспыхивающий ярким светом и на короткое время освещающий чуть ли не весь переулок, только когда подходили люди. — Прошлые годы, как ты помнишь, я не очень-то много мог тебе внимания уделять. Тогда курсы у меня шли сложные, для высшего руководящего состава, на которых от России обучались многие руководители министерств и ведомств: заместители министров МЧС, ФСБ, МВД, МИДа, депутаты, международные чиновники высокого уровня, дипломаты высших рангов и т. д. А сейчас тебе, можно сказать, повезло: только что закончилась у них учеба. Времени свободного у меня на сей раз гораздо больше. Хочешь, поездим на машине по нашим окрестностям, покажу замки старинные. Таких ты, вероятней всего, никогда не видела. Например, замок короля Людвига в часе езды от нас, в горах. Да и в окрестностях Гармиша мы далеко не все с тобой видели. Интересного здесь много, начиная со стадиона зимней Олимпиады 1936 года с прекрасным лыжным трамплином, хорошо сохранившимся до сей поры. А водопады в пещерах, горные озера и многое другое одной тебе, без меня, посмотреть вряд ли удастся. Кстати, на олимпийском стадионе увидишь помимо спортивных сооружений еще немало другого, что точно тебя заинтересует. Например, скульптуры, что когда-то стояли во всех парках нашей страны. Дискобол, девушка с веслом и другие, которые, как оказалось, до войны были установлены во всех спортивно-оздоровительных комплексах фашистской Германии. Только здесь, убедишься сама, их сохранили для истории, а у нас, как всегда, просто уничтожили, — добавил Станислав, подходя к освещенной веранде своего дома на Ахенфельд-штрассе.
— Здорово, такой план мне очень нравится, — обрадовалась Ольга. — А то что же получается? В Италии да в Австрии, куда я от вас, из Мюнхена, с экскурсиями ездила вместе с русскоязычными немцами, я гораздо больше видела, чем здесь, в Баварии.
— Завтра, между прочим, Оля, Маршалл-центр организует праздник в связи с очередным выпуском слушателей, как я тебе и говорил. Если хочешь, поехали с нами. Думаю, тебе понравится. Будет настоящий светский раут европейского класса, какие у нас в стране обычно не проводят.
— Обязательно стоит побывать на таком мероприятии, — добавила Наталья.
Так, за разговорами, они и не заметили, как зашли в освещенный подъезд, где свет включился, как только Наталья открыла ключом входную дверь. О сне будто все разом забыли. Потому что, зайдя в дом, сняв обувь в мраморном холле с подогреваемым полом и надев теплые домашние тапочки, сели втроем за стол на кухне и продолжали обсуждать экскурсионные и деловые планы на несколько предстоящих дней. Но уже за чаем с вареньем и с апфельштруделем, о котором совершенно забыли после сытного ужина перед прогулкой по городу. Станислав чаю предпочел, правда, бокал своего любимого баварского нефильтрованного пива «Пауланер».
Улеглись поздно. А ночью Ольге опять приснилась школа, урок математики, ненавистный преподаватель Максим Петрович Хван со своим противным скрипучим голосом и свисающей челкой жирных черных волос, чуть ли не закрывающей желтоватый, с красными прожилками глаз.
«— Ты что думаешь, — ты такая умная, красивая, мальчикам нравишься? Бестолковая, подумай — если есть чем думать — как они могут за тобой ухаживать, когда ты элементарных вещей не знаешь? Если даже простую теорему решить не можешь?! Я уж не говорю о геометрии, которая тебе не по зубам, алгебру — и ту совсем не знаешь. Букву „Пфе“ даже написать не можешь правильно. Русский язык, наверное, тоже не знаешь? Специально спрошу у вашей преподавательницы Веры Владимировны». Он явился в самый разгар наиболее сладкого утреннего сна и зловеще, во всеуслышанье вещал так, что от грома его голоса чуть не лопались перепонки в ушах.
Ольга открыла глаза и перевернулась на другой бок, так и не разгадав, о какой букве шла речь (Хван с большим трудом произносил не только некоторые русские слова, но и буквы алфавита). Единственное, о чем она вспомнила во время своего секундного пробуждения, так это о том, что вредный педагог всегда являлся ей во сне накануне каких-то совершенно непредсказуемых, даже невероятных событий в ее жизни. От такого внезапного воспоминания она даже покрылась испариной. Но эта мысль, к счастью, надолго не задержалась в ее голове. Усталость вчерашнего дня дала о себе знать, и Ольга вновь провалилась в глубокий сон. И в тот же момент вновь увидела Хвана, сидящего враскоряку на колченогом венском стуле в совершенно измятом сером костюме и белой нейлоновой рубашке с черным коротким галстуком. Он продолжил отвратительную тираду.
«— Посмотрите внимательно на эту тупицу, — выделяя каждое слово, говорил он, обращаясь к классу, захихикавшему при первых же звуках его речи. — Красная, понимаешь, потная вся стоит у доски, молчит. Не знает, как задачку решить, подсказки, наверное, ждет. Может, ты немая, Ольга, или глухая? Кому ты такая будешь нужна? Андрею, что ли, своему? — неожиданно пробурчал Максим Петрович, вспомнив почему-то никогда не учившегося у него и абсолютно неведомого ему Курлика. — Да он, бестолковая, на тебя и смотреть даже не захочет, — не останавливаясь ни на секунду, продолжал кореец. — Не нравишься ты ему. Понимаешь? Зачем же ты сама к нему пристаешь? Тебе не стыдно? Две двойки поэтому я тебе поставлю, так и знай. Одну — по геометрии. Вторую — по поведению. Готовь дневник, чтобы родители твои знали и завтра ко мне пришли с утра пораньше. Это мой педагогический прием, ясно? Чтобы от Андрея ты отстала».