— Андрюша, ты просто молодец. Ты мой вечный ангел-хранитель. Так и знай. Если бы не ты, у нас могло бы черт знает что произойти. Не исключаю, что мы могли бы в конце концов с этой дурочкой завистливой даже в морды — пардон — в личики друг другу вцепиться. И чего она меня всю жизнь, сколько знакомы, терпеть не может? Не пойму. Сегодня, можно сказать, такую обедню испортила. Причем что удивительно, ни с того ни с сего. Я ей в своей жизни никогда даже повода для этого не давала.

— Завидует скорей всего тебе со страшной силой. И всю жизнь завидовала. Ты же знаешь, что наша «Леся Украинка» всегда настоящей хабалкой была. Такта никакого. Зависть, наглость и хамство. Еще и жадность. Бог ее, видишь ли, сумел одновременно многими пороками наградить. Знаешь, скажу тебе по секрету: ребята, которые с ней в общаге жили, называли Олесю вовсе не так, как мы все. А исключительно «давалкой». Каждое утро ее в чьей-то постели обнаруживали — у африканцев, у арабов, а то и у наших истфаковских парней. Многие из них проводили с ней время. Но кстати, гардероб твой она просчитала весьма профессионально. Так что завидует, помяни мое слово.

— Чему завидовать-то? — спросила Ольга и звонко-звонко рассмеялась. — Тебе одному по большому секрету скажу. Галина моя, как только замуж вышла, шмоток да драгоценностей стала накупать немерено. А то, что ей надоедает, то она мне отдает. Фигуры у нас одинаковые, размеры — почти одни и те же, включая обувь. А вкус у нее отменный…

— Это я уже заметил, понял и оценил.

— К сожалению, понимаешь ли, на работу ее вещи я надевать не могу. Если начну это делать, наши бабы университетские меня совсем закопают. Мало того что многие из них по сей день исповедуют ханжескую психологию и неокоммунистических взглядов придерживаются. Так еще мне не хватает в этот огонь масла подлить своими шмотками. Да и неловко, понимаешь ли. Профессор, завкафедрой, получающий не больше двухсот долларов в месяц, ходит в вещах по несколько тысяч каждая. Это, я думаю, неэтично даже. А вот сегодня, можно сказать, бес попутал. Вырядилась. Вот и получила.

— Так что, видишь, сама подтверждаешь то, о чем я уже сказал. А ты говоришь, что нечему завидовать. Разве нечему? Сказать тебе? Или сама дойдешь?

— О чем это мы, Андрюша?! Господи боже мой! Столько лет не виделись, а сказать как будто нечего? Как же я рада тебя видеть. Я как будто оглохла, ослепла и на какое-то время даже лишилась дара речи, когда тебя в зале заметила. За столом — тем более. Мне вдруг показалось, что мы с тобой в этой столовке сидим одни. А народ весь куда-то исчез, испарился. Сейчас вот вижу, никто никуда не делся, все на месте, но главное, что это совсем не сон, мы с тобой вместе. — С этими словами Ольга взяла Андрея за руку. Так и стояли они вдвоем, перед входом в «стекляшку» — молча, глядя друг на друга и взявшись за руки. Но на них никто не обращал никакого внимания. Вечер был в полном разгаре. Сокурсники были поглощены собой, разговорами, воспоминаниями о студенческих годах.

— Давай-ка, дорогая, смотаем потихоньку удочки, убежим отсюда куда подальше, ты согласна? — спросил вдруг Андрей, увидев выскочившего в очередной раз покурить и даже не заметившего их прямо перед собой серьезно «датого» Малышкина.

— Еще как согласна. Хотела то же самое предложить тебе и я, да ты меня опередил, — ответила ему мгновенно Ольга. — Надо бы Ленку предупредить. Хотя ладно. Пошли.

Холодный воздух вмиг отрезвил Андрея. «Выпил вроде бы совсем немного, а в голову ударило с непривычки сильно, — подумал он, когда ждал Ольгу у выхода из ворот гуманитарного корпуса на проспект Вернадского. — Но, — поразмыслив, поправил себя, — ударила в голову не выпитая водка, в свое время мы пивали и побольше, а конечно же встреча с Оленькой. Вот теперь, как пионер, жду ее здесь у ворот, как когда-то. Знаю, что вот-вот она появится, а нервничаю при этом, как самый настоящий мальчишка».

— Андрюша! Извини, немного задержалась. Дело в том, что пока одевалась, наших еще набежало. Еле-еле вырвалась, представляешь? Какой же народ у нас все-таки любопытный, общительный, порой чересчур, да еще и говорливый, особенно мужики.

— Скажи, а Олеся случайно тебя в этой шикарной курточке не видела?

— Случайно видела.

— Значит, настроение ты ей испортила окончательно. А это, в свою очередь, говорит о том, что сегодняшняя встреча чревата для нее не только резким обострением депрессивного состояния, но и чем-нибудь гораздо похуже, — отходя под руку с Ольгой от МГУ, смеясь, заметил Андрей.

— Не прикалывайся ты. Хватит уже.

Андрей, вдруг неожиданно остановившись, крепко, изо всех сил обнял Ольгу. И стал жадно целовать ее волосы, руки, лицо… Чувствуя всем своим телом, как она дрожит, как горячо отвечает на его ласки, буквально впился в ее полураскрытые губы.

— Смотри, как мужику-то невтерпеж стало, — со смехом сказал один из проходивших мимо них по тротуару в сторону метро «Университет» интеллигентного вида немолодой уже мужчина в длинном современном плаще и в очках.

— Тебе-то что? Завидно небось, а? Эх ты, «уж, замуж, невтерпеж». Тоже, видно, хочешь? Так и скажи, тогда в пивнушку «01» с тобой не пойдем, — ответил ему второй, достаточно пожилой, одетый в короткую черную куртку из замши и черного же цвета шляпу баварского вида.

— Да нет, старина. Не злись. Я просто подумал, что это кто-то из наших бывших сокурсников, с которыми сегодня встречались. Пошутить немного хотел. Жаль, что никто из наших друзей не захотел с нами пойти продолжить, — вновь сказал первый.

При их словах Андрей с Ольгой с большим трудом, медленно, продолжая беспрерывно целоваться, все же оторвались друг от друга и с интересом посмотрели вслед уходящим неровной походкой неизвестным им людям.

— Извини, дорогая, я, видно, совсем голову потерял, как только тебя увидел, — смущенно проговорил Андрей, вновь беря Ольгу под руку. — Сколько лет мы с тобой не виделись? Наверное, целую жизнь, да?

— Ох, как же давным-давно все было. Да и было ли? Кто знает, кроме нас с тобой?

— Можешь мне верить, можешь не верить. Твое дело. Но очень часто, что бы я ни делал и где бы ни был, я всегда думал: а что бы ты сказала мне по тому или иному поводу? Как бы оценила тот или иной мой поступок? Что посоветовала бы мне в той или иной ситуации? Помнил тебя все эти годы. Не забывал ни на один день.

— Я что, Андрюша, твоим барометром или компасом за эти годы стала? — неловко пошутив, рассмеялась Ольга. — Кстати, скажи, а куда это мы с тобой сейчас идем? Если не ошибаюсь, по-моему, вслед за теми двумя мужчинами, в сторону метро. Ну хорошо, прогуляемся, а каковы наши дальнейшие планы?

— К сожалению, дорогая, у меня сегодня ночной рейс в Вашингтон, извини. Но часа два времени у нас с тобой все же есть. Если ты не возражаешь и не очень торопишься домой, мы вполне могли бы зайти куда-нибудь поблизости, поговорить без любопытных глаз, без назойливых сокурсников…

— Я этот район, как ты догадываешься, знаю неплохо. Около метро здесь есть кабачок, куда как раз те двое и пошли. Он называется довольно оригинально: «01. Пожарная часть». Мы с тобой уже и дошли до него. Только дорогу перейдем — и там.

Кабачок и впрямь был совсем неплох. Небольшой, уютный, стилизованный под свою забойную вывеску. То есть с сифонами с водой в виде огнетушителей, с пожарными рукавами для разлива пива и прочей пожарной атрибутикой, мастерски приспособленной для данного коммерческого заведения.

— Ну, давай рассказывай, Андрюша, как ты там, в Германии, прижился? Как работа? Я слышала, что ты сейчас один из лучших экспертов по русскому авангарду в Европе, так? На Сотбис и Кристи, говорят, светишься частенько? — спросила Ольга, как только они уселись за столик с видом на проспект в самом конце зала. — Только, пожалуйста, не делай таких удивленных глаз. Мне наши эмгэушные искусствоведы рассказывали. Правда, помнится, ты раньше больше иконописью интересовался.

— Переквалифицироваться пришлось. Сама знаешь: спрос рождает предложение. А на Западе сейчас наш авангард в самом фаворе. Да и наши доморощенные нувориши его тоже вдруг полюбили. Скупают — не поверишь — вовсю. Кто бы мог подумать?