Порция мороженого — пустяк, такие деньги у Витальки всегда бы нашлись. Но он уже понял, что дело вовсе не в этих жалких копейках! И даже если он сейчас захочет отдать Буче «должок», тот не отстанет, а будет глумиться дальше.

— Пусти! — нахмурившись, проговорил Виталька. — Пусти!

— Нехорошо грубить маленьким, — обиженным голосом отозвался третий, молчавший до сих пор, парень. — А Буча ещё терпит…

И Буча, словно дожидаясь этих слов, сразу же «не вытерпел». Он внезапно ударил Витальку снизу в подбородок, неожиданно сильно для такого хлипака. Виталька зажмурился от боли, но тут же развернулся и… сбитый подножкой, упал на землю.

— Нехорошо бить маленьких, — повторил третий — подножка, очевидно, была его подлым приёмом. — Долги не отдаёт да ещё дерётся! Ну и друзья у тебя, Буча!..

Ссадины заживают быстро, синяки желтеют и постепенно сходят на нет. Позже Виталька думал о том, что мог ведь он не остановиться, даже не оглядываться на тот мерзкий голос, и всё, наверное, было бы по-другому. Хотя нет, они бы догнали… Буча и те двое.

И вот он, Буча, теперь бредёт по переулку, словно высматривая что-то на тротуаре. Бредёт один.

А один на один — это ведь честный бой, не так ли?

Не трое на одного, не старшие на младшего, а один на один с ровесником!

Виталька бросился вперёд и через несколько мгновений догнал ничего не подозревающего Бучу. Тот как раз поравнялся с узким проходом в какой-то двор, и Виталька лёгким толчком пихнул его туда.

— Ну здравствуй, Буча!

Буча сразу догадался, в чём дело, точно его каждый день на ходу запихивали неизвестно куда. Он даже не стал озираться по сторонам, ища выхода. Знал, выхода нет. Виталька шагнул вперёд, сжимая налившиеся тяжестью кулаки. Буча шмыгнул носом, совсем как тогда, — что у него, вечный насморк, что ли? — и остался стоять, как пришпиленный.

Да он же не сдвинется с места, понял наконец Виталька. Ни разу не махнёт кулаком в ответ! Его можно бить до потери сознания, можно просто убить, а он так и будет шмыгать носом до самой смерти! Наверное, они его и бьют, те двое, а может, не только они, а он стоит и шмыгает…

Витальке стало противно. Зачем он вообще бросился за этим жалким Бучей? Собирался честно драться с таким?! С каким «таким», не хотелось и думать, не хотелось произнести даже про себя.

Он повернулся и вышел в переулок.

Буча не сдвинулся с места — возможно, на тот случай, если Виталька передумает и вернётся бить его.

Забыв про киоск с редкими марками, Виталька направился в сторону центральной улицы. Уже спиной услышал он тихие шаркающие шаги.

Вот и центральная улица, всё.

Но что-то заставило его оглянуться, хотя не хотел он этого, ой как не хотел!

Буча стоял возле злополучного дворика, но это был совсем другой Буча. Вернее, это был тот самый Буча, с Кирпичного! Расстояние между ним и Виталькой было теперь достаточным, чтобы в случае чего легко улизнуть от преследования.

— У-у, гад! — закричал вдруг Буча противным своим писклявым голоском и показал Витальке кулак. — Ты нам ещё попадёшься!

Первым белку увидел Валерка Крутиков. Ранним утром вышел он на крыльцо своего старого, с одним-единственным подъездом, трёхэтажного дома, поёжился от росистой прохлады, зажмурился на неяркое ещё ласковое солнышко… Казалось, солнце подмигнуло Валерке: мол, проснулся наконец-то, лежебока, пробудился от сладкого сна — так ведь всё на свете проспать можно!

Белка сидела на тополе, на толстенной его ветке, совсем близко к стволу. Солнце, даже полускрытое листьями, светило Валерке прямо в глаза; он не мог рассмотреть зверька как следует, но это была белка. Отойти бы чуть вправо, зайти с другой стороны… А если испугается и удерёт?! Ищи ветра в поле!

Белка, словно угадав Валеркины мысли, лёгким прыжком — ух ты! — перебралась на ветку пониже, потом на следующую. Серая тень сделала белку хорошо видимой и… не такой, как сначала. Может быть, всё дело в хвосте? Хвост у белки оказался совсем не пушистым и каким-то неопрятным. Но Валерка видел живую белку первый раз в жизни, и даже хвост не мог испортить радости. Да хоть бы вообще без хвоста была!

— Бе-елка! Белочка! — сказал он вслух.

Чёрненькие глаза-ягодки вопросительно уставились на Валерку: кто ты такой и что будешь дальше делать?

— Столбняк! — раздался сбоку уверенный голос, почти бас. — И разговаривает сам с собой — типичный случай, маниакальный нервоз…

Почти бас принадлежал Бубуле, человеку «почти» во многих отношениях. Он был почти взрослым, почти образованным, почти вежливым, почти добрым. Валеркин отец как-то сказал, что Бубуля — почти человек.

Откуда и как возникло это странное прозвище — Бубуля, никто уже не помнил. Но оно стало в жизни «почти человека» гораздо более важным, чем имя и даже фамилия. Только школьные учителя (Бубуля перешёл в девятый) продолжали ещё называть его Криничниковым, а так — Бубуля и Бубуля. И даже отца Бубулиного во дворе звали просто — Бубулин отец. Между собой, конечно.

Любимым Бубулиным занятием было сидеть на скамейке возле колченогого «козлячьего» столика и комментировать небогатую событиями жизнь двора. В нелёгком этом деле достиг Бубуля определённых высот, и всегда его окружали благодарные слушатели — ребята помладше, третьеклассники, пятиклассники.

— Белка! — повторил Валерка. — Белка!

Он произнёс это почти не разжимая губ, боясь пошевелиться, боясь спугнуть мгновение, когда глазки-ягодки доброжелательно смотрят только на тебя одного, и это глазки маленького живого пушистого зверька, настоящего, не телевизионного и даже не из зоопарка. Но Валерку услышали.

Бубуля сразу всё понял, хотя никогда раньше в их маленьком дворе белки не водились.

Словно какая-то туго скрученная пружина распрямилась в длинном его нескладном теле, распрямилась и мгновенно привела в движение руки, ноги. Бубуля был весь как на шарнирах, все части его тела двигались независимо друг от друга, но уже в следующее мгновение он очутился возле тополя.

— За мной, орлы! Окружай!.. — не переводя духа заорал Бубуля. Несколько мальчишек — Валерка даже не успел разглядеть кто — уже бежали со всех ног от скамейки.

Бубуля подхватил невесть откуда взявшийся увесистый булыжник и ударил им по стволу тополя.

— Заходи, заходи!.. Окружай!..

Белка быстро вскарабкалась на самую верхушку; на мгновение её вообще не стало видно из-за листвы. Но Бубуля всё сильнее и чаще колотил булыжником по стволу, и вдруг тёмный комочек полетел вниз, к земле.

Но белка не разбилась, нет. У самой травы комочек расправился, и зверёк стрелой помчался в глубь двора.

Бубуля отбросил ненужный теперь булыжник и заорал:

— Загоняй! Загоняй, ну, вы!..

Валерка кинулся к Бубуле, хотел остановить, схватить за рукав и крикнуть, крикнуть ему прямо в лицо!

— Ну ты, рохля, чего стоишь! — лицо Бубули исказилось каким-то звериным выражением, он стал похож на породистого волкодава из соседнего дома. — Загоняй, загоняй!

Валерка не успел ничего крикнуть: то ли Бубуля толкнул его, то ли другая неведомая сила, но он вдруг словно увидел себя со стороны. Да, это был он, Валерка Крутиков, но не тот Валерка, что минуту назад прищурившись разглядывал летнюю линялую белку, а совсем другой, с нелепо растопыренными руками; он бежал рядом с незнакомыми ребятами и вместе со всеми выкрикивал что-то дикое, непонятное самому.

Белка металась из угла в угол по маленькому уютному дворику. Металась и всюду натыкалась на огромных кричащих и топающих чудовищ. И с каждым мгновением их, казалось, становится всё больше и больше.

Двор имел только один выход, и выход этот был закрыт.

Белка об этом не знала, ужас гнал её дальше и дальше. Она запрыгивала на деревья, но тут же слетала вниз, не дожидаясь, пока Бубуля поднимет свой булыжник. Стремглав неслась к спасительному выходу, но, наткнувшись на кого-нибудь из ребят, с той же скоростью поворачивала назад.