О бедности на пространстве бывшего Советского Союза сказано очень много. Есть специальные исследования, сравнительные анализы. Меня тоже всегда беспокоила эта проблема. Я очень переживаю по этому поводу. Хотя бедность у разных народов протекает по-разному. Есть народы, которые не могут преодолеть ее столетиями, и неизвестно, преодолеют ли когда-нибудь. Европейские привычки: учиться, получать образование и специальность, упорно трудиться, не опускать руки, проявлять во всем рачительность и изобретательность играют (при прочих равных условиях) решающую роль. Глубина, укорененность этих привычек не везде одинаковая даже в пределах одной страны, даже - региона, сельского района. Этот фактор варьируется от села к селу.

Вспоминаю послевоенное время. Бедность была невообразимая. Я рассказываю внуку, в чем ходил в его возрасте, как питался - он не может себе этого представить. «Не надо, дедушка, рассказывать мне страшилки!» Но что больше всего угнетало юношей и девушек и особенно их родителей? Невозможность учиться, продолжать образование. Многие были вынуждены бросать школу после четвертого класса, а после окончания семилетки - большинство. Необходимость обучения, приобретения профессии, карьерного роста была, можно сказать, в крови у нашего народа. Учиться и трудиться. Трудиться и учиться. Обустраиваться, обряжаться, копаться в огороде, обихаживать скотину, сажать «садок вишневий коло хати»… Тогда мне казалось, что у всех народов так. Потом пришлось убедиться, что далеко не у всех. Пришлось убедиться, что и мой народ по этому показателю далеко не самый первый в мире.

Но и не последний. Не последний! В конечном счете я только на этот фактор и возлагаю все надежды. Так или иначе он проявится как фактор, определяющий судьбу Украины.

А пока что возрождается иное. Я имею в виду «социалистический патернализм» - за все в ответе государство. Это обанкротившаяся идеология и практика. Бедность при таком подходе преодолеть невозможно. Бедность преодолевается путем стимулирования среднего класса. Иного пути не существует. Это мировой опыт. Абсурдно поднимать минимальную зарплату только техническим работникам школ, больниц и других учреждений, оставляя неизменными оклады учителей, врачей, инженеров. Мы слишком хорошо знаем эту советскую практику, когда инженер или научный сотрудник, бывало, получал меньше уборщицы.

Государство, которое все свое внимание, все свои финансовые накопления направляет только на поддержание бедных, само беднеет. В конечном итоге бедных становится еще больше. Понимаю сложность, весь драматизм такой диалектики. Но отступать от нее нельзя. Это опасно для будущего. Жалко, что и эта истина сегодня не понимается.

9 апреля

Ющенко заявил, что покончит с коррупцией, что его правительство не будет красть. Один из первых моих указов в 1994 году тоже был об этом. А сколько я затевал антикоррупционных дел - не cосчитать. Я все время ставил перед собой вопрос: можно ли реально что-то сделать в этом плане? И вынужден был сказать давно, говорю и сейчас: нет, по-настоящему пока ничего сделать невозможно.

Коррупция есть во всех странах, в большей или в меньшей мере. На первых же этапах становления страны она подскакивает до небес. Вот американский историк Генри Адамс, тот самый, который придумал для своего народа «американскую мечту», описывает эпоху, наступившую в США после гражданской войны: «Прочтите список конгресса и тех, кто служил в судебных и исполнительных органах в течение двадцати пяти лет, и вы почти не найдете имен людей с незапятнанной репутацией. Период скудный по целям и пустой по результатам». Девять десятых политической энергии, писал Адамс, растрачивалось на пустые попытки подправить, подновить политический механизм, погрязший в коррупции, всякий раз, когда он давал сбой. В конце концов Адамс определил состояние Америки того времени как постоянное колебание между динамомашиной и Святой Девой. Иными словами - между желанием честного порядка, прозрачной конкуренции и жаждой наживы с использованием любых средств.

Америка начиналась не со столицы, не с большого города, где люди не знают друг друга, а с поселка и округи, где все и все на виду. В каждом поселении был судья. Судей, по нашим меркам, было очень много. По любому делу сразу бежали в суд. Это вошло в практику, в привычку. А у нас все решалось в кабинетах начальников и в присутственных местах. И пока возникнут новые порядки и привычки, сколько воды утечет?

Запад должен был бы это понимать и не требовать от нас революционных изменений. От них ситуация только усложняется. Сейчас, после «оранжевой революции», это уже стало аксиомой. Пусть еще не для всех, но для многих, если не для большинства.

Я понимаю политиков Запада. С их точки зрения, они требуют от нас самых простых вещей, без которых не мыслят своей жизни: независимой судебной системы, разделения власти и бизнеса, свободных СМИ и т. д. Если мы не предъявляем им этого всего сразу в завершенном виде, они удивляются, возмущаются, призывают нас к порядку, подстрекают наших оппозиционеров.

Это все то же самое, что требовать от подростка, чтобы он завтра с утра встал зрелым сорокалетним мужчиной.

Я часто говорил западным послам: вы требуете от нас революционных изменений - ладно, но сознаете ли вы сами, что требуете от нас именно революционных изменений? Если сознаете, тогда нам с вами будет легче разговаривать. В этом случае разговор должен идти не о демократических преобразованиях, а о возможности, допустимости, плюсах и минусах авторитарной трансформации. Революция и демократия - антиподы. Таким вы хотите видеть происходящее в стране? Тогда вы обращаетесь не по адресу, потому что я признаю только научно-технические революции.

14 апреля

Ко дню моей победы на досрочных президентских выборах в 1994 году Украина была готова разродиться двумя моделями или проектами. Можно было, наверное, пойти (или попытаться пойти) по тому пути, по которому повел Белоруссию Александр Лукашенко. Получилась бы восстановленная, насколько возможно, советская система: видимость частной собственности при жестком централизованном управлении всем и вся. Но это привело бы к окончательной разрухе. Ведь, во-первых, масштабы украинской экономики несоизмеримы с белорусской. Во-вторых, в Белоруссии не было нашей отсталой металлургической промышленности, полуразрушенной - угольной.

Л. М. Кравчук рассказывает об одной встрече Сталина с Пономаренко, одним из руководителей партизанского движения в годы Великой Отечественной войны. Это было сразу после войны. Сталин ему сказал, что в Украине ничего строить не надо, потому что Украина, мол, «для нас» вражеская страна, особенно - Западная. И, конечно, все украинское крестьянство. Кравчуку это рассказывал сам Пономаренко.

Белоруссия не тащила на себе такой груз, как 40 процентов союзной мощности военно-промышленного комплекса, причем, с незамкнутым циклом производства - сборочные заводы размещались в основном в России. И можно было пойти по пути часто непопулярных, но крайне необходимых реальных рыночных реформ тоже при достаточно жесткой централизации управления основными процессами.

Этот путь я и выбрал. Соответствующим образом комплектовалось и мое окружение (мне не нравится понятие «команда»), люди, которые понимали меня и на которых я мог положиться. В этом и вижу свою основную заслугу.

Если присмотреться к людям и политическим силам, которые на протяжении всех десяти лет моего президентства подвергали меня самой жестокой критике, то увидим, что это были левые - от крайних до умеренных. Случайно ли это? Кто громче всех осуждал меня за «авторитаризм», за «издевательство» над демократией? Те, кто по самой своей идеологии, по своей политической родословной ни в грош не ставили демократию. Наиболее респектабельным из этих критиков был лидер социалистов Александр Мороз. Одно время он считался чуть ли не совестью нации. Многие уверены, что он спас страну от еще большего завинчивания гаек с моей стороны. Разбудите среди ночи его поклонника - и он перечислит вам соответствующие его поступки. Среди них не будет одного из первых и для меня самых характерных поступков. Я говорю о циркуляре, который Мороз в качестве спикера парламента направил местным советам с предписанием выполнять только распоряжения Верховной Рады. «Большой демократ» Мороз хотел таким образом, под шумок первых дней моего президентства явочным порядком взять всю власть в стране в свои руки!