– Они будут сражаться на турнире под моим знаменем. Возможно, вы встретитесь с Гуоном на поле, но, разумеется, все поединки будут a plaisance[23]. – Хлопнув Вавасора по блестящему заду, отчего жеребец вздрогнул, Генрих Молодой зашагал своей дорогой.

Уильям с нарочито равнодушным лицом еще раз поклонился Иде и Роджеру и направился за своим лордом.

– Он пытается меня уколоть, потому что я принадлежу к партии его отца, и то, что случилось в Форнхеме, до сих пор не дает ему спать, – спокойно произнес Роджер, хотя внутри его все кипело.

– Почему вы не сообщили мне, что ваши братья здесь?

– Потому что это не важно. Пусть забрасывают просьбами кого хотят, это им не поможет.

– А если они подкрепят просьбы мечами и копьями?

Роджер раздраженно пожал плечами:

– Молодой король прав: состязания предназначены лишь для того, чтобы подтвердить свое мужество. Его отец явился сюда обсудить политику с соседями. Война возможна в следующем месяце или в следующем году, но не сегодня. Поединки будут потешными, а не серьезными. Ничего не случится.

– Это вы так думаете.

– Я уже столь давно защищаюсь от Гуона и Уилла, что им не застать меня врасплох. – Он нетерпеливо вздохнул. – Любовь моя, я способен о себе позаботиться, никогда не теряю бдительности… хотя, раз уж об этом зашел разговор, позволить вам отправиться на ярмарку с полным кошельком было одним из самых опрометчивых поступков в моей жизни.

– Не пытайтесь заморочить мне голову шутками, – отрезала Ида.

– Тогда доверьтесь мне. – Роджер разгладил большим пальцем морщинку между ее бровями, наклонился и поцеловал. – Я предупрежден, теперь никто не сможет причинить мне вред.

Выслушав еще порцию заверений, Ида направилась к его шатру, а он смотрел ей вслед. Роджер видел, что жена все еще расстроена и полна сомнений, но с этим он разберется потом. Он не намерен прятаться в тени и уклоняться от состязаний. Его мастерства вполне достаточно, чтобы справиться с любыми ловушками, которые способны расставить единокровные братья.

Укрывшись в шатре Роджера, Ида поддалась горю и хорошенько поплакала. Слова Генриха Молодого напоминали порез тонкого лезвия. Несущественный и несмертельный, но все же болезненный. Мужчины говорят, он настоящий рыцарь, но на рыцаря молодой король похож только внешне. Роджер вдвое более мужчина, чем он. К тому же ее пугала мысль о присутствии единокровного брата ее супруга. Что, если Роджер будет ранен… или даже хуже? Ее затошнило от страха.

Ида осознала, что стоит на распутье. Можно лежать в шатре с влажной тряпицей на лбу, не обращая ни на что внимания, или же выйти и увидеть все собственными глазами. Внезапно приняв решение, она вытерла слезы, встала и подозвала Бертрис, чтобы привести себя в порядок.

– Госпожа, вам лучше остаться в шатре, – возразила заботливо Бертрис.

– Нет, – покачала головой Ида, – я хорошо себя чувствую и хочу лицезреть своего лорда на турнире.

– Но вам не стоит беспокоиться, когда вы…

– Я буду беспокоиться вне зависимости от того, останусь в шатре или нет, – перебила Ида, вздернув подбородок. – Мой муж увидит меня и поймет, что я горжусь им.

Ида вместе с другими зрителями ждала на краю поля, когда рыцари приготовятся к состязанию. Солнце было теплым для марта, но из-за холодного ветра она радовалась, что надела плащ с меховой подкладкой. Сын камергера принес женщинам деревянную скамейку из шатра, и Ида с радостью села.

Роджер отдал Вавасора одному из молодых рыцарей, чтобы тот разъезжал на нем взад и вперед, а сам готовился сесть на своего испытанного боевого коня Мартила, мощного темно-гнедого с белыми полосами на носу, сына и преемника своего отца Сореля. На коне был красно-желтый доспех, который Ида со своими женщинами вышивала перед свадьбой. Сам Роджер щеголял в сюрко из красного и желтого шелка, а на его шлеме была повязана коса тех же цветов. Иду затопила любовь и гордость, когда он вскочил в седло так же легко, как юноши, демонстрировавшие аллюры боевых коней и резвых скакунов. Оруженосец протянул щит, Роджер принял полосатое копье и направился в поле; сзади и слева ехал Анкетиль.

Уильям Маршал и Генрих Молодой разминались в поединке. Оба были искусными бойцами, и Ида видела, что они намеренно сдерживаются и сдерживают коней. Роджер и Анкетиль тоже решили разогреться, и Ида не могла отвести глаз от размеренных и изящных движений мужа. Он не обладал массой Маршала, но был ловким, атлетичным и быстрым.

На поле становилось все более людно, по мере того как прибывали рыцари со своими сопровождающими. Крики звучали все громче, запахи были острее, цвета ярче. Мужчины присоединялись к своим товарищам, и, поскольку король Англии и его старший сын находились в хороших с виду отношениях, Роджер и его свита примкнули к рыцарям молодого короля, чтобы сражаться с французами и фламандцами. Ида заметила, как Генрих Молодой, проезжая мимо, пожал Роджеру руку; несмотря на их разногласия, хороший боец есть хороший боец.

От разминочных поединков перешли к групповым схваткам, и испытания силы стали более грубыми и решительными. Щиты лязгали друг о друга, сдирая краску, оставляя выбоины и царапины на кожаных накладках. Крики герольдов, отдающих приказания от имени своих лордов, грохот копыт, тяжелое дыхание изнемогающих коней и лязг оружия о щиты создавали у Иды впечатление, что она находится под грозовой тучей.

Она поискала Роджера и мельком заметила, как он пускает Мартила в галоп и выверенным движением хватает уздечку другого рыцаря. Красно-желтый доспех струился, как цветная вода, комья земли летели из-под копыт. Слитные движения мужчины и коня напоминали ожившую военную песню, и у Иды засосало под ложечкой от тошнотворного страха и всепоглощающей гордости.

На поле выехали двое опоздавших. Попоны их коней были тех же цветов, что у Роджера, но разделены не на две, а на четыре части, а на щитах красовался не только красный крест Биго на желтом фоне, но и красные зубцы в верхней части. Сперва Ида подумала, что это опоздавшие рыцари ее мужа, но почти сразу сообразила: должно быть, это его единокровные братья. У нее на глазах они пришпорили лошадей и бросились в схватку, один слева, другой справа.

Ида вскочила, вглядываясь поверх мужчин и лошадей, но не смогла найти мужа в такой толчее. Господь всемогущий! Она прижала ладонь к груди: внезапно перехватило дыхание.

Обзор загораживали два рыцаря, которые проскакали так близко, что пена с губ коня забрызгала ее платье. Уши скакуна были прижаты, зубы оскалены. Один из рыцарей держал уздечку соперника и пытался вытащить его за пределы поля, второй силился вырваться. Его конь оступился, всадник тяжело упал. Оруженосцы бросились на поле, чтобы помочь, а его бывший соперник схватил и удержал потного, дрожащего коня. Рыцарь стонал и корчился на земле, его нога была согнута под неестественным углом. К горлу Иды подступила желчь.

– Мадам, – потянула ее за рукав Бертрис, – вы стоите слишком близко, отойдите.

Оруженосцы понесли раненого рыцаря к одному из шатров. Ида лихорадочно высматривала на турнирном поле Роджера и Мартила, но не могла их найти. Красный и желтый были популярными цветами, и различить, кто есть кто, было сложно. К тому же схватка вышла за первоначальные границы и захлестнула два соседних поля. Ида вонзила ногти во влажные ладони. Братья Роджера не посмеют напасть на глазах у всех, под своими гербами, но турниры славятся тем, что мужчины сводят на них счеты и находят новых врагов. Теоретически они сражаются на одной стороне, но это ничего не значит. Удар в спину опаснее удара в грудь.

Роджер наслаждался потешными боями. Хотя он поддерживал хорошую форму, прошло немало времени с тех пор, как он в последний раз состязался на турнире. Лошади слегка застоялись за зиму, им, как и всадникам, не терпелось размяться. Мартил поначалу брыкался и резвился, и Роджер ему не мешал, но после взял поводья и заставил коня повиноваться. Приятно было чувствовать тяжесть копья и чуткий отклик мощного животного.