Литмир - Электронная Библиотека

– Никогда не интересовался тем, о чем думают коровы.

– Ни о чем хорошем, когда тебя ведут на убой, – заявила она, пытаясь меня напугать или усовестить. Я же демонстративно достал из холодильника самый большой кусок охлажденного мяса и закрыл глаза, якобы вдыхая его «бесподобный» аромат. Когда я открыл глаза, Ирина смотрела на меня с диким возмущением, и ее зеленые глаза горели самым настоящим огнем. Я улыбнулся и подмигнул ей.

– Ты ужасен, тебе не говорили?

– Послушала бы ты, что обо мне говорят девушки, – рассмеялся я, подталкивая чуть шатающуюся (текила!) девушку в сторону касс.

– Я так понимаю, что у меня вполне могут оказаться шансы послушать, – она тряхнула головкой, и перед моими глазами снова пролетел ярко-золотой вихрь волос. Эх, что ж такое!

– С вас восемь тысяч рублей, – радостно сообщила кассирша. Я порылся в карманах. Кошелек я оставил дома, скрываясь бегством, так что жил на то, что было рассовано по карманам – не так и мало, если покопаться как следует. В заднем кармане джинсов нашлась пятитысячная купюра – хорошо. Во внутреннем кармане моего синего пиджака (классная штука) лежали сто евро, но они мне не могли помочь в простой кассе магазина. В рубашке валялось еще несколько купюр, оставшихся от прошлого похода за текилой. Я рассеянно пересчитал их и сунул кассирше. Где-то еще должна была быть кредитная карта – скорее всего, осталась в другом пиджаке. Привычка таскать деньги во всех карманах тоже появилась в «Стакане», когда вечно нужно было куда-то идти по нашим бесконечным коридорам и лестницам, и лень было таскать с собой всюду портфель. Теперь вот зато всегда можно найти средства к пропитанию, просто поковырявшись в одежде.

– Ваша сдача, – снова расплылась в улыбке кассирша. Я забрал какие-то бумажки и затолкал их обратно в карманы. Только тут я заметил, что Ирина смотрит на меня каким-то странным взглядом. Испуг напополам с изумлением.

– Что-то не так? – спросил я, но она только покачала головой. Потом все-таки решилась и спросила:

– А что тут стоило таких ужасных денег? Я на такую сумму могу месяц жить!

– Ну, это не в Москве, – заверил ее я.

– Но ты же почти ничего не купил, Григорий Александрович. Или это так дорого берут за мясо трупов?

– Мясо трупов? Фу, какие выражения! Так и будешь меня по имени-отчеству звать? – разозлился я.

– А почему нет? Ты же меня явно намного старше?

– Так и Петр тебя тоже намного старше! – возмутился я, вываливаясь из магазина. – Ты же его, небось, по имени-отчеству не зовешь.

– Вот ты гад! – моментально нахохлилась Ирина.

– Ладно, ладно, не злись. Мне просто не нравится, когда меня так зовут. Мне кажется, что меня это старит.

– А ты хочешь быть вечно молодым?

– И вечно пьяным, – кивнул я и осклабился. – Кстати, большая часть этого счета была выставлена нам за спиртное. Я всякую гадость не пью.

– Зато ты всякую гадость ешь.

– Так, хватит! Давай-ка не умничай, а двигай ножками. А то я тебя сейчас заставлю это мясо и готовить.

– Ни за что! – Ирина даже покраснела от такого предположения, что она, при каких бы то ни было обстоятельствах, будет готовить мясо. – Готовь его сам.

– Тебе никогда не говорили, что ты фотогенична?

– Даже не думай! – пригрозила она, в то время как я открывал дверь в свой родной подъезд, полный страха перед Сашей-Машей, в уходе которой я совершенно не был уверен.

– Ну, прошу, мой «текильный брат». Проходи.

– Значит, тут ты живешь, Григорий Александрович. – Ирина на секунду задержалась у порога, а потом спокойно вошла в дом, кстати, к совершенно незнакомому, по сути, мужчине, который предложил ей всего-навсего фруктовый стол, выпивку и кров. А мало ли что, вдруг подумалось мне. А если бы я не был таким вот честным и благородным, какой я есть. А мало ли, у меня были бы какие-то другие, дурные намерения. Между прочим, не могу сказать, что их у меня вовсе нет. Во всяком случае, я получаю определенное удовольствие от одной только возможности созерцать, как естественно и порывисто движется моя Ирина, с грацией дикой кошки. Этот Петр – все-таки шельма, отхватить такую девчонку и «пытаться» что-то там с женой.

Нет, я совершенно не уверен в целомудрии и честности своих намерений, но Ирина, спокойная, как вода, влилась в мой дом без тени страха и недоверия. Мне бы хотелось думать, что это оттого, что я произвожу такое вот положительное впечатление на девушек. Но все-таки должен заметить, что такое поведение – опасно, очень опасно. Мало ли кто мог оказаться на моем месте. Подумаешь, бросил вас какой-то там Петр. Нельзя же идти к кому попало в дом. Ну нельзя же быть такими дурами!

Глава 5

Она любит выпить? Этим надо воспользоваться!

Когда тебе тридцать пять, уже нет ощущения, что вся жизнь впереди и весь мир лежит у тебя под ногами. Ты уже многое повидал, уже не наивный ребенок. И знаешь, как устроен этот мир и чего хотят как женщины, так и мужчины. Ты уже умеешь не только стоять на своем, но и наступать, когда надо, на горло собственной песне. Похмелье по утрам все тяжелее, но все-таки есть некоторое внутреннее чувство, что если взяться за себя, то многое еще можно исправить и изменить. В тридцать пять ты, стоя утром перед небольшим зеркалом в ванной комнате, говоришь себе:

– А ты «еще ничего», братец, и даже местами красив.

– Это если не присматриваться при ярком свете, – отвечаешь сам себе. Нужно быть честным с самим собой.

– Ну и что. Девочкам нравится, – я пожимаю плечами и корчу рожи. Будучи продюсером, за все эти годы безмятежного вертепа, называемого телевидением, я привык к тому, что от женщин надо в каком-то смысле отбиваться. Что с ними всегда надо быть настороже, ведь они отлично вооружены и умеют пользоваться всем, что только дал им господь, всем, что затуманивает голову мужчины. Когти и белоснежные зубы, сияющие волосы и бесконечные ноги, короткие кожаные юбки и сияющие взгляды. Макияж «Smoky Eyes» против слегка подвыпившего мужчины – грозное оружие. Но и я не пальцем делан и давно освоил все приемы освобождения от любовных оков. Иными словами, лучше всего к своему возрасту я научился тому, как НЕ любить и НЕ жениться.

Никому ни до кого нет дела, и ты для них тоже – только мостик к сияющему будущему. Мостик к тем миражам, которых не существует, которых нет. Никто не становится звездой, никому не вручат «Оскара», никаких новых миллионеров, но сколько ни говори об этом, никому нет до этого дела. Все готовы запрыгнуть на тебя с разбегу и лететь дальше, к сияющим звездам. Все «наши» влюблены только в призрачные огни концертных залов и вместо слов «Я тебя люблю» мечтают услышать «Мотор». Такие девочки готовы на все, и надо признаться, это очень удобно для таких, как я. Однако после одной ночи или даже после трех недель – всегда случается момент, когда я звоню Оксане, и мы разговариваем с ней – два нормальных человека, связанных друг с другом нормальными чувствами, живыми отношениями, пусть и не теми, о которых пишут в сказках. И девушки исчезают из моего дома и из моей памяти. Некоторые из них надолго или навсегда застревают в «Стакане», большая часть разочарованно дует губки и уезжает. Некоторые выходят замуж. Я остаюсь при своих – при маме, сестренках, Оксане. Оксана меня понимает.

– Ты так часто загорался, что почти сгорел, – смеется она.

– Профессиональное выгорание, – вздыхаю я, прижимая ее к себе. – И потом, у меня слишком короткая оперативная память. Не больше, чем у пуделя, гоняющегося за палкой.

– И слишком много палок тебе бросают все вокруг, – добавляет она.

– Иногда мне кажется, что они все хотят меня съесть. Поглотить целиком, – жалуюсь я.

– Кроме меня. Ты не в моем вкусе.

– Зря ты вышла за другого, – раз за разом жалуюсь я.

– Ты бы все равно на мне не женился. Ты не женишься ни на ком и никогда. Все потому, что ты выращен тремя женщинами, ты слишком нас боишься.

– Я слишком хорошо вас знаю. Но ты неправа в одном, на тебе бы я женился, – возражал я. – Ты идеальна.

14
{"b":"207404","o":1}