Герцог Бургундский стукнул по столешнице своими большими волосатыми кулаками.

– Во имя самого Неба, как мы можем выступить, оставив за спиной Акру, где находится такое количество воинов Саладина? – воскликнул он. – Такая орава пленных наверняка взбунтуется, а если мы оставим малочисленную охрану… Вы понимаете, господа, что будет, если они перебьют наш гарнизон? Ведь эти пленные – отменные воины.

Собравшиеся загалдели. Нет, нет, они не могут выступить, рискуя потерять Акру, за которую столько сражались!

– Господа! – поднял руку Ричард, призывая их к вниманию. – Я для того и созвал вас, чтобы решить эту проблему. Учтите, не обговаривать ее, а решить.

Никаких предложений не последовало. Настала тишина. Только Конрад повторил, что у них еще есть надежда, что Саладин расплатится. Пустые слова. Командиры понимали, что султан попросту приковал их к Акре, что его затяжки с выполнением условий – всего лишь умелый ход, чтобы удержать крестоносцев от похода.

Шампер, сидевший подле магистра де Сабле, со своего места следил за присутствующими. Эти прославленные главы крестоносцев, столь часто утверждавшие, что ни в чем не уступают Львиному Сердцу и что он просто выбранный ими на время похода глава, сейчас, когда он передал им инициативу, попросту растерялись. Они ждали, что он возьмет на себя ответственность за решение, которое напрашивалось само собой. Чтобы потом иметь смелость сказать: мы ничего не говорили, это все Ричард Плантагенет.

И Уильям решился.

– Позвольте мне выступить, государи!

Он начал с того, что напомнил, чем обошлась осада Акры крестоносцам: погибли сорок герцогов и графов, шесть архиепископов и патриархов, умерла королева Сибилла и ее наследные малолетние принцессы, пали в боях более полутысячи иных высокопоставленных вельмож, а потерям среди неблагородных людей и простых солдат и вовсе нет числа. И все это для того, чтобы потеснить Саладина, завоевать себе крепость на побережье, куда смогут прибывать новые силы воинства Христова. Они ведут войну с султаном, которого принято восхвалять за великодушие и благородство. Но как ведет войну сам Саладин? Принято часто упоминать, что он пощадил жителей Иерусалима, но не стоит забывать, что город сдавался ему на определенных условиях, вытребованных Балианом Ибелином, – при этих словах де Шампер поклонился в сторону защитника Святого Града.

Барон сидел нахмурившись, как и многие из присутствующих. Они уже понимали, какое решение им придется принять, в душе были согласны, но не осмеливались сказать об этом вслух. И тогда де Шампер, этот храмовник, много лет воевавший в Святой земле, напомнил им, как обычно поступает Саладин с пленными. За несколько дней до того, как прокаженный король Бодуэн разбил его при Монжизаре[18], Саладин совершил рейд в окрестностях Аскалона, захватил сотни пленников, а затем по его приказу им отрубили головы. Через год после победы под Хамой султан приказал обезглавить всех попавших в плен христиан, а их было немало… Уильям также заметил, что обычай убивать пленников не был чем-то необычным у сарацин, и в доказательство поведал собравшимся, как когда-то, захватив недостроенный замок у Брода Иакова, Саладин приказал убить семьсот пленников. Его мамлюки[19] пускали пленным одному за другим литой болт в затылок, пока не перебили всех. И это лишь немногие примеры того, как поступал султан с беззащитными пленными. Так что ко времени битвы при Хаттине попавшие к нему в плен двести тридцать рыцарей Храма и Госпиталя уже знали, какая судьба им уготована. Конечно, сначала им предложили отказаться от веры в Христа и начать возвеличивать Мухаммада. Ни один из рыцарей на это не пошел. Тогда султан приказал своим мудрецам суфиям – отметьте, не воинам, а священникам! – обезглавить всех орденских братьев, причем суфии, не являвшиеся опытными убийцами, многих пленников просто порезали, не сумев убить сразу, и те умерли в мучениях, истекая кровью.

Де Шампер, не будучи придворным, даже не пытался смягчить прямоту своей речи. Он видел, как побледнел молодой граф Генрих Шампанский, племянник Ричарда, видел, как истово стал креститься епископ Бове, а огромный Леопольд Австрийский зажал рот ладонью, будто его вот-вот стошнит. И все же он продолжил говорить, выложив напоследок самую страшную новость: прошлой ночью по приказу султана было казнено больше тысячи христианских пленников, доставленных до обмена.

– Причем это убийство было осуществлено вопреки Корану, – с присущим ему спокойствием продолжал Уильям, словно говорил не о погибших собратьях по вере, а пересказывал обычную новость. – Но Саладин может сослаться на то, что мусульманское право позволяет казнить пленников, если это произошло в интересах всей общины мусульман.

– Перед кем сослаться? – взвился горячий Жак д’Авен. – Да Саладин этим поступком напрочь сорвал всякие переговоры с нами!

– Да, сорвал. – Ричард резко поднялся. – И теперь ясно, что султан то ли не собрал двести тысяч динаров, обговоренных при сдаче Акры, то ли попросту решил не пополнять нашу казну, а может, и вообще не собирался отдавать нам Истинный Крест, коего у него, возможно, и нет. Но в любом случае Саладин понимает, что передача сей реликвии воодушевит наше воинство в борьбе за Иерусалим. Нужно ли ему это? Поэтому он решил не выполнять сделку и велел казнить свезенных для обмена христиан.

– О, если бы вы не выставляли столь жестких требований! – подал голос Конрад Монферратский.

Ричард какое-то время пристально смотрел на маркиза. Его глаза остро сверкали, а когда он заговорил, в голосе звучал приглушенный рык:

– Ваша светлость, похоже, забыли, что именно вы ставили эти требования, когда взялись принять у неверных Акру.

Конрад опустился на место. Смотрел исподлобья, но, не желая чувствовать себя виноватым, с почти царственным величием обратился к собравшимся все с тем же вопросом: как им быть в сложившейся ситуации, когда ясно, что султан не выполнит взятых на себя условий? Де Шампер, едва сдерживая раздражение, заметил:

– Король Ричард уже не единожды вопрошал нас об этом, маркиз. И я вижу теперь – да помилует меня Всевышний! – только один выход: нам надо выступать в поход. Но перед выступлением следует избавиться от отягощающих нас пленников акрского гарнизона. Сыграть по правилам Салах ад-Дина.

И он выразительно провел ребром ладони по горлу.

Уильям заметил, как Ричард слегка кивнул. Английский король был благодарен, что хоть кто-то взял на себя смелость произнести вслух то, что им предстояло сделать.

Настала такая тишина, что стало слышно, как где-то на улицах Акры кричит водонос. Потом герцог Бургундский, решительно стукнув кулаком по столу, заявил:

– Согласен! На войне как на войне. И разве мы не затем прибыли, чтобы резать этих язычников сарацин?

Его большой кулак остался лежать на гладкой поверхности столешницы, и король Гвидо тоже положил кулак на стол, будто подтверждая свое согласие. После минутного раздумья к ним решился примкнуть и Балиан Ибелин. Так же поступил и Жак д’Авен, уже не первый год воевавший в Святой земле. Ричард, присоединившись к ним, медленно переводил взгляд с одного командира на другого. Его твердые, как кремень, серые глаза были жесткими и решительными, и те, кто еще не понял, что их единственный выход – казнить пленников, дабы осво бодиться от них, и выступить в поход, – невольно ежились под его взглядом.

Многие еще колебались, но открыто воспротивился лишь епископ Бове. С холодным выражением на узком лице он медленно поднялся, привлекая внимание присутствующих.

– Родственник короля Ричарда тут живописал нам резню, какую устроил этот нехристь Саладин по отношению к пленникам. Но мы – не он! Святая Церковь против подобного смертоубийства! И мы, как рыцари Христа, не можем так поступать. Осмелюсь напомнить один из постулатов рыцарства: никогда не нападать на безоружных соперников.