Увы, все поиски были безрезультатны – поручик Кольцов будто канул сквозь землю, растворился бесследно в воздухе под стать испарившемуся переходу между мирами.

Не обращая ни малейшего внимания на насмешки скучающих пассажиров, их выразительные жесты и окрики следящих за порядком полицейских, Катя обегала здание уже по третьему разу, успев проверить все уголки, включая зону прилета, камеру хранения и туалеты (кроме мужских, разумеется), когда в голову ей пришла простая и гениальная в своей простоте мысль.

– Скажите, – обратилась она к служащему аэропорта, заполнявшему какие‑то документы за стойкой авиакомпании «Люфтганза», – а рейс на Самару уже отправлен? На ту… на другую Самару?

– На другую? – оторвался от своего занятия мужчина лет тридцати на вид, насмешливо смерив взглядом чудачку с головы до ног. – Вы что, с Луны свалились, барышня? Отменены все рейсы на другую Самару. За отсутствием последней. Так что, если вы опоздали…

Но продолжение Катю уже не интересовало. Рейс отменен, а значит, Вячеслав никуда не делся. Он где‑то тут, и она должна, просто обязана его найти!

Видимо, отчаявшийся уже выполнить задуманное, ангел‑хранитель все же решился на активное действие, поскольку, сама не зная как, девушка при очередном круге по зданию аэропорта оказалась в том уголке огромного комплекса, где еще ни разу не была. Возле ресторана, из которого неслась бравурная музыка, раздавались голоса и звон бокалов.

– Эй! Сюда нельзя! – попытался остановить странную посетительницу метрдотель, но та даже не обратила на его внимания, рыща, словно волчица по полуосвещенному залу без единого свободного столика.

Удача улыбнулась ей, когда отчаяние готово уже было выплеснуться наружу. Совершенно неожиданно для себя она увидела ЕГО.

Вячеслав, погруженный в свои мысли, сидел за столиком, похоже, никого и ничего вокруг не замечая. Перед ним стоял графин водки и налитая до краев рюмка, но он не притрагивался к ней, глядя в пространство взглядом, обращенным в себя.

– Слава!!!

Екатерина рухнула перед ним на колени, обняла, прижала к себе. Слова теснились у нее в груди, но произнести она могла лишь одно:

– Прости меня, прости, прости, прости…

И стена между ними, наконец, дала трещину, дрогнула и разом осела мириадами сверкающих как бриллианты осколков…

* * *

Государь выслушал доклад Челкина, согласно кивая.

Проблема «параллельной России» исчезла сама собой, можно сказать – рассосалась. Даже казенное имущество в виде одного тактического ядерного заряда, изъятого со складов военного министерства, было возвращено туда же в целости и сохранности к радости интендантов, еще не успевших списать этот дорогостоящий «предмет отчетности» со счетов. И потерь среди подданных также удалось избежать – пилот остался жив и здоров.

Особенно рад был светлейший тому обстоятельству, что награждений тоже никаких не предвиделось. И глава КСП, и не выполнивший своей задачи ротмистр Воинов формально ничего особенного не совершили. Все сделали ЗА НИХ.

– Я считаю, Ваше Величество, что небольшой премии баронессе фон Штайнберг будет достаточно. А Воинов…

– Вы не устали от государственных вопросов, Борис Лаврентьевич? – неожиданно, совсем невпопад спросил император, сохраняя прежнее задумчивое выражение лица.

– В каком смысле? – поперхнулся перебитый на полуслове Челкин.

– По‑моему, вам требуется отдых, Борис Лаврентьевич. Хороший длительный отдых. Чтобы вы могли вплотную заняться своим здоровьем, собраться с мыслями и написать что‑нибудь… Мемуары, к примеру.

– Увы, я не имею на то времени…

– Вот именно. Поэтому вам просто необходима смена деятельности. Например, высокий, почетный, но не слишком обременительный пост, дающий возможность располагать своим временем целиком и полностью. Что вы думаете о месте нашего посла, допустим, в Персии?

– Я не понимаю, – беспомощно пробормотал всесильный вельможа, в голове которого в космической пустоте сейчас кружились в беспорядочном вихре лишь обрывки мыслей, самым внятным из которых был только один: «Опала?..»

– Персидское направление всегда было основополагающим для нашей восточной политики, – продолжал Его Величество. – Особенно теперь, когда мы имеем выход к Индийскому океану и заинтересованы в отсутствии каких‑либо эксцессов со стороны дряхлеющей империи Каджаров.[36] Наша же миссия в Тегеране, как вы знаете, в данный момент обезглавлена. Граф Переславский слишком молод для такого ответственного поста, и мы дано подумываем, чтобы заменить его более мудрым и взвешенным государственным деятелем. Вы ведь, помнится, начинали карьеру на дипломатическом поприще?

– Да, но…

– Вот и чудесно. Я сегодня же поручу князю Львову подготовить необходимые бумаги.

Челкин сделал движение расстегнуть душивший его высокий воротник мундира, но не смог допустить такого неслыханного нарушения этикета.

– Это невозможно… – просипел он.

– Почему? – удивился Государь. – Ах, да – вы же не терпите жаркого климата… Ну что же – есть вакансии и в местностях с более умеренным климатом. В японском Эдо, к примеру. Или в Буэнос‑Айресе…

На вельможу, быстро покрывавшегося лиловыми пятнами по красному, будто рассерженный осьминог, было жалко смотреть, и император – человек вовсе не злой – смягчился:

– Впрочем, я пошутил, сударь. Готовьтесь заменить посла в Великом Княжестве Люксембургском. Я больше не задерживаю вас.

Челкин кивнул, повернулся и на негнущихся ногах направился к двери.

– Постойте, – внезапно окликнул его Николай Александрович. – Давно хотел спросить вас: а почему вы не носите очки?

Этого удара Борис Лаврентьевич уже вынести не мог.

Втянув голову в плечи, он вышел в коридор, и всю дорогу до пока еще своих апартаментов ему казалось, что все встречные придворные, дамы и прочие завсегдатаи Зимнего дворца прячут за вежливыми приветствиями ехидные усмешки. Даже непроницаемые дворцовые гренадеры, замершие на своих постах, чудилось ему, скрывали в пышных усах улыбки.

«Все знают! Все! – бесился он. – Все рады моему унижению! Подлецы! Мерзавцы! Негодяи!..»

Только ворвавшись в свой кабинет, он дал волю гневу, швыряя на пол бумаги и безделушки из шкафов, топча их ногами, изрыгая угрозы… В таком состоянии он был попросту страшен, и секретарь светлейшего, пытался сделаться как можно меньше, незаметнее, проклиная покойных папеньку и матушку, что уродили его таким вот богатырем – косая сажень в плечах.

Гнев опального вельможи непременно обрушился бы на него, если бы, деликатно стукнув в дверь, не появился дворцовый фельдъегерь в своем блестящем мундире.

– Пакет из Министерства Внешних Сношений!.. – провозгласил служака и осекся, струхнув: Челкин с неузнаваемо исказившимся лицом, какого‑то буро‑лилового цвета, все‑таки разорвал крючки тесного воротника и стоял, шатаясь, посреди кабинета, сжимая и разжимая кулаки. Из горла его несся даже не хрип, а какой‑то клекот, наподобие индюшачьего.

– Воды его светлости! – опомнился первым секретарь и стремглав кинулся в смежное помещение, где безнадежно остывал сейчас легкий завтрак, накрытый для царедворца.

Но было уже поздно.

Страшно скосив глаз куда‑то вбок, Борис Лавреньтевич вдруг всхрапнул запаленной лошадью, схватил себя правой рукой за горло, запрокинул голову и грянулся во всю длину навзничь.

– Помогите! Помогите! – верещал до смерти перепуганный секретарь, пытаясь приподнять тяжелую, окровавленную (от удара о пол был рассечен затылок) голову вельможи, влить сквозь стиснутые намертво зубы хоть капельку воды. – Бегите за врачом, поручик!..

Явившиеся на зов медики констатировали у перенесенного на диван Челкина обширнейшее кровоизлияние в мозг и паралич всей левой стороны тела…

* * *