Распорядок дня в «Королевском заезде» был таков: в шесть утра падающая с ног от усталости прислуга разводила по номерам уснувших – кто на столе, а кто и под столом – постояльцев. Ровно в семь просыпались три горничные и кухарка – первые принимались за уборку, вторая отправлялась на кухню растапливать огромную печь и стряпать завтрак для ранних гостей. В восемь, когда большой зал был приведен наконец в порядок, спускалась из своих покоев в мансарде хозяйка. Она бесцеремонно обходила номера, выясняя, все ли постояльцы добрались туда, куда надо, и нет ли среди них какой пропажи; затем осматривала кухню, распекая кухарку, и большой зал, ругая горничных. После этого непременного ритуала почтенная дама начинала подсчет вчерашних убытков. Сюда входили: разбитая посуда, разломанные столы, скамьи и стулья, побитые оконные стекла, а также счета лекаря, осматривавшего пострадавших в потасовке слуг, и небольшая мзда местному блюстителю порядка. Когда час спустя подсчеты, сопровождаемые горестными вздохами, заканчивались и хозяйка в компании слуги отправлялась на рынок, спускался наконец хозяин, важно становился за конторку, открывал большую книгу записей и начинал подсчитывать вчерашнюю прибыль. К этому времени просыпались первые постояльцы, выходили из номеров заспанные гостиничные девочки, приходил главный повар. В десять утра в большом зале подавался первый завтрак.
К полудню жизнь в «Королевском заезде» уже кипела вовсю. Суетились разносчики и горничные, подъезжали и отъезжали экипажи, здоровались, вымученно улыбаясь друг другу, проснувшиеся гости, настраивали инструменты местные музыканты, а из кухни постепенно распространялись сомнительные запахи. Пик всей этой суматохи приходился на время обеда, когда в большом зале собирались не только окончательно пришедшие в себя постояльцы, но и богатые горожане, в том числе и дамы, питающие надежду соблазнить какого-нибудь проезжего лорда. Но если обед проходил в атмосфере веселья еще довольно чинного, то уж потом начинался настоящий разгул, и к полуночи большой зал гостиницы мало чем отличался от припортового кабака, где благородные господа запросто могли сойти за подгулявших матросов, а дамы, не успевшие улизнуть вовремя, – за гостиничных шлюх, в обнимку с коими они распевали весьма неприличные куплеты.
Это время более всего не любил мастер Ночебор – глава местного отделения Гильдии. Очень уж хлопотно было в подобном беспорядке уследить за всем, что происходит! Недаром именно в такой час увела воровка Малую Книгу прямо из этой самой комнаты, которую, получив известие о приезде столичного высокого мастера, охранял ныне Ночебор сам лично и при полном параде – в форме со знаками Гильдии, в маске и при оружии. Воровство это больно ударило как по его немногочисленной провинциальной Гильдии (четверо из семерых погибших были его людьми), так и по личной репутации самого мастера Ночебора. Потому-то и не сулила ничего хорошего весть о прибытии человека из столицы. И тем более обеспокоился старый мастер, когда посланный к воротам в условленное время ученик вернулся один, без высокого гостя. Нет, обвинений в причастности к пропаже Ночебор не боялся – ни он, ни его люди к истории с книгой отношения не имели и обязанности свои исполняли добросовестно. Но дополнительное расследование было чревато кучей других неприятностей, ибо, в маске или без нее, Ночебора в Краме, без преувеличения, знала каждая собака.
Оно и неудивительно – городок небольшой, а мастер жил здесь уже более пятидесяти лет. Конечно, лет сорок назад он пришел в неописуемый ужас, когда обнаружил вдруг, что личность его не является секретом ни для кого в городе. Но постепенно свыкся с этой мыслью и вскоре оставил маску лишь для официальных приемов в Гильдии и для всяческих проверок, только во время которых население Крама неожиданно переставало его узнавать, впрочем хитро ему подмигивая за спиной у проверяющих.
Более того, среди местных жителей Ночебор явно пользовался заметным влиянием. На всех городских торжествах вместе с градоначальником да прочими высокими чинами обязательно и темный мастер присутствовал, еще и с супругой (не то чтобы они венчались – такому, как он, даже входить в храм заказано! – но иначе как мужем и женой никто в городе их назвать бы не осмелился). Ночебор к тому же нередко привлекался к решению различных городских проблем и даже был избран мировым судьей, что, конечно, совсем уж ни в какие ворота не лезло. Но такая жизнь ему, чего уж скрывать, нравилась, и вот теперь ей должен был прийти конец. Оттого и тосковал старый мастер, стоя на своем ночном посту у пустой опечатанной комнаты в «Королевском заезде».
– Что-то совсем ты загрустил, дружище! – вывел Ночебора из задумчивости голос толстяка Шоффа, хозяина гостиницы и, кстати сказать, родного брата его дорогой супруги. – Вот, мастер Ночебор, принес тебе стаканчик для поднятия настроения и укрепления сил.
– Спасибо за заботу, – благодарно улыбнулся мастер. – Мне, похоже, здесь всю ночь торчать. А может, и не одну.
– Что, начальство прибывает? – сочувственно покачал головой Шофф, рассматривая официальное убранство Ночебора.
Тот ничего не ответил, лишь вздохнул тяжело и устало присел на скамью в нише у двери. Старые ноги ныли немилосердно, да и сон одолевал – не то что в молодости. Толстяк-хозяин уселся рядом.
– Эх, господин Шофф, плохи мои дела. Это ведь не то что чины из ратуши: если проворуется кто или там начальству не угодит – так уволят, и дело с концом. От нас же так просто не уходят. Одна дорога – на тот свет… Если сразу не отправят, так сгноят где-то в болотах. – Ночебор даже всхлипнул горестно, так ему себя жалко стало. И подумал тут же, что не тот уж он совсем, расслабила спокойная жизнь, размягчила. – Я-то что, – как бы устыдясь своей слабости, продолжил он. – Вот Крустина моя как же и доченька наша Марита. Не пожалеют же…
– Ты это брось, не надо! – быстро заговорил Шофф. – Еще ничего не стряслось, а там, глядишь, и обойдется. А о дочке ты правильно подумал: я тебе как раз сказать хотел, что здесь твоя красавица, совсем стыд потеряла!
– Здесь?! Вот негодница! Никакого сладу с ней не стало! – за праведным отцовским гневом тут же позабыл все свои терзания Ночебор. Мысль о том, что единственная его дочурка – милый ребенок, кровиночка, мерзавка негодная, розга по ней плачет! – пока он здесь комнату пустую неизвестно от кого стережет, там с приезжими хлыщами выплясывает (если не что похуже!), стала для него последней каплей.
Мастер беспокойно поерзал на скамье, затем встал, гневно засопев, окинул взглядом совершенно пустой коридор и решительно ухватил Шоффа под локоть:
– Ох и получит она у меня! Пошли!
Хозяин только одобрительно поддакивал, ведя Ночебора к боковой дверце, выходящей в скрытый за спинами музыкантов закоулок большого зала. Где, к слову сказать, сегодня царило особо рьяное и шумное веселье!
Уже откупорены и выпиты были два лучших бочонка хозяйского вина, причем пьяны были все – от гостей до путающихся в ногах разносчиков и весело отплясывающих в обнимку с разодетыми кавалерами горничных. Музыканты явно не попадали не то что в ноты, но даже по струнам, а обычно такой строгий и солидный гостиничный повар заплетающимся языком пытался что-то спеть, но ему никак не удавалось первое слово.
– Да что же здесь творится, господин Шофф? – в изумлении выпучил глаза Ночебор.
Хозяин и сам открыл рот от удивления.
– Такое, мастер, и правда не часто увидишь! – выдохнул он, но быстро, как и полагается бывалому трактирщику, пришел в себя, в уме уже подсчитывая прибыль. – Подожди-ка здесь!
Шофф углубился в толпу гуляк и через минуту выбрался оттуда, волоча за собой отчаянно упирающуюся, ругающуюся девицу. Увидев Ночебора, девица тут же умолкла и сникла.
– Ну, Марита, объясни-ка нам, как ты здесь оказалась и что вообще тут творится? – грозно призвал ее к ответу мастер.
– Ничего такого не творится, папочка, – подавленно залепетала изрядно струхнувшая девица, впрочем ловко пропуская первую часть отцовского вопроса мимо ушей. – Это новый постоялец дяди Шоффа развлекается! Такой кра-асивый! А-ах! А денег сколько! И по всему видать – настоящий лорд, а не какой-то там из торговых! Вон, вон, смотри, за большим столом у окна!
