— Когда это было? — спросила детектив.

— В незапамятные времена, — откликнулась почтенная великанша; ее сердито сдвинутые брови ясно дали гостье понять, что дешевое пристрастие к деталям здесь не в чести.

— В незапамятные времена, — пробормотала Габриела, склонив голову.

— Именно. Как известно, души повешенных не обретают загробного покоя. Не стоит удивляться, что и братья Сото после утраты бренных тел не покинули родные края, но продолжают принимать самые отвратительные, леденящие кровь обличья и уводить людей на гибельный путь. Что вы на это скажете? — Сеньора Эмилия вопросительно посмотрела на собеседницу.

— Многие так и думают.

— Я поняла вашу мысль. Многие… идиоты. Малограмотные крестьяне из тех, которые окружают вас в данную минуту.

Подняв обе руки, Габриела обезоруживающе улыбнулась:

— Не мне судить! Только я лично в это не верю.

— Я тоже, — ответила женщина в летах. — Тем не менее мы обязаны чтить чужие взгляды, пусть даже основанные на глупых суевериях. Факт остается фактом. Три дня назад с вершины Сьерры в деревню сошли трое. Как и братья Сото, эти жуткие пугала были вооружены до зубов: пистоли, ружья, карабины, увесистые патронташи, полные разного рода боеприпасов, кинжалы, у каждого по клинку на поясе. И все испускали ужасное зловоние. Я, разумеется, не знакома с запахом висельника, оставленного в петле на неделю с лишним, однако их невыносимый смрад и мне дал кое-какое представление о подобных вещах. Это походило на… как если б вы прирезали свинью, но не разделали ее сразу, а бросили тушу под солнцем и примерно через месяц позволили кому-либо вдоволь покататься по кишащему червями мясу.

— Я полагала, в ваших краях убитую свинью разделывают немедля.

Сеньора Эмилия свирепо блеснула глазами:

— Слушайте, я знаю, что у вас на уме. Думаете, один из нас или наших близких, а то и не один, прикончил Эрнесто Сарпедона и разделал его, как свинью. Все, что вам остается, это вычислить мотив — и убийца, или убийцы, у вас в кармане. А теперь я скажу, как было на самом деле. И на вашем месте я внимала бы каждому слову. Три дня назад со склона Сьерры в деревню спустились три вооруженных бандита. Они предъявили нам определенные требования. Можете поверить — достаточно гнусные, тошнотворные и не подлежащие исполнению. Как несложно догадаться, девственные плевы самых целомудренных красавиц деревни порождали у негодяев нездоровый, почти гинекологический интерес. Впрочем, не стóит смаковать подробности.

— А… школьная учительница, она?.. — вставила слово Габриела, все более изумляясь причудливой манере изложения своей собеседницы.

Почтенная дама указала на сутулую девушку-переростка; та залилась краской и неловко поклонилась, уронив голову чуть ли не до колен.

— Насчет непорочности можете спросить у нее сами. А что касается красоты…

— Да нет же… — Габриела с трудом подбирала слова. — Я про вас… Какие необычные выражения: «гнусные», «целомудренные»… Откуда вы, сеньора Эмилия…

Матрона выдержала красноречивую паузу, пристально глядя на горожанку. Когда гостья окончательно стушевалась, она как ни в чем не бывало продолжила:

— Мы недвусмысленно объявили притязания бандитов по меньшей мере недопустимыми, а затем велели мерзавцам выметаться подобру-поздорову. Так они и поступили, но не прежде, чем осыпали деревню проклятиями, угрожая страшной карой. Безусловно, мы предприняли необходимые меры, дабы защитить честь и цвет наших дев — сами видите, задача не из трудных. Откуда же нам было знать, что является истинной целью этих отщепенцев?

Дальнейшее вам известно. Эрнесто четвертовали в доме его сродников. Пусть, надо признаться, и не в самом доме, а в бывшей конюшне, однако довольно сухой и чистой, с кроватью, столом и табуретом. Гонщику не воспрещалось обедать вместе, с тетей и дядей, однако нельзя было не заметить, насколько душевнобольной нуждался в покое, чтобы сидеть в одиночестве и размышлять о чем-то своем, не будучи потревоженным человеческой болтовней, смысла которой, судя по глазам, он все равно не постигал.

Ранним утром тело несчастного обнаружили на простом, выскобленном добела столе, что был поставлен родными в лачуге для удобства нового жильца, в данную минуту заботливо укрытого полиэтиленом. Туловище бедняги послужило центральной частью кровавой композиции, тогда как прочие члены были аккуратно сложены рядом, а голова покоилась на груди. Вы спросите, кто из местных жителей таил злобу против Эрнесто. По нашим сведениям, никто. Далее вы осведомитесь, кто мог извлечь выгоду из его гибели. Сарпедон действительно был богат и к тому же холост. Завещание до сих пор не вскрыто, но, без сомнения, вряд ли кто-либо из нас заработает на трагедии хотя бы пенни, да и вообще способен сотворить подобное убийство из меркантильных соображений, клянусь честью. Вы, конечно, поинтересуетесь, не слышали ли мы чего-нибудь необычного. Как вы имели возможность заметить, коттедж Сарпедонов находится на отшибе, а той ночью завывал сухой северный ветер. Где-то скрипела дверь, редкая дворняга могла брехнуть, заслышав стук расшатанной ставни, кое-кто из местных, наверное, выходил на порог и вглядывался в кромешную уличную тьму, памятуя о странных угрозах бандитов. Однако ничья душа не встревожилась каким-либо знаком, выходящим из ряда вон, что, учитывая удаленное расположение дома, где почивал обреченный идиот, не столь удивительно. Больше нам нечего сообщить.

— Хорошо сказано, — произнесла гостья.

— Ничего хорошего, — отрезала пожилая собеседница. — Человек, зависящий от нашего гостеприимства, зверски убит, а мы не в состоянии помочь следствию разыскать злодеев. Лично я не вижу здесь ничего хорошего.

Искры в ее глазах заставили Габриелу опустить взгляд. И тут сеньора Эмилия хихикнула в ладонь:

— Маленькая плутовка! Меня не проведешь. Знаем, что у вас на уме. По долгу службы вы обязаны думать, мол, эти деревенские что угодно наплетут, лишь бы прикрыть… ну, сатанинские обряды, кровную месть, уходящую корнями в незапамятные времена, обманутого наследника… Конечно, при необходимости мы горой стоим друг за друга. Но сейчас не тот случай. И вы сэкономите уйму времени, если поверите мне и начнете разыскивать братьев Сото. Для нас очевидно: трагическая цепь событий, приведших Эрнесто к печальному концу, неким образом связана с появлением покойных бандитов. Хотя не мне учить вас вести дела.

— Благодарю за понимание. — Габриела улыбнулась присутствующим, те улыбнулись в ответ и закивали, не выказывая ничего, кроме застенчивого дружелюбия. — Последний вопрос. Есть подозрения, что случилось с пропавшим органом?

— Нас тоже изумило исчезновение крови.

— Я не об этом.

Сеньора Эмилия вопросительно подняла бровь.

— Мужское достоинство было на месте, — подал голос один из посетителей, — стыдливо упакованное в огромное сердце гонщика.

Все умолкли, не зная, что прибавить, и детектив заговорила сама:

— Мы совершенно не обнаружили следов мозга. — Она выдержала долгую паузу. — Черепная коробка Эрнесто Сарпедона промыта при помощи очень сильного насоса и растворителя. Там, где раньше помещался разум, не уцелело ни единой клетки.

— Боюсь, нам еще далеко до подобных технологий, — как бы извиняясь, промолвила сеньора Эмилия.

Итак, не считая имен давно умерших, а то и никогда не существовавших братьев-разбойников, Габриела ни на йоту не приблизилась к разгадке: кто же эти таинственные друзья, которые, нежно заботясь о благополучии Сарпедона, тайком увезли его из мира нестерпимых перегрузок профессионального велоспорта в сельскую идиллию, способную, как известно, исцелить любые сердечные раны.

Акил Саенц никогда не расставался с женой во время больших этапов. Она помогала ему поддерживать душевное равновесие. И дело даже не в интиме, как некоторые могут подумать. Только самый близкий человек готов без устали утешать, ободрять, расхваливать и утешать снова. Или, в случае с Акилом, мириться с упреками за свою неспособность угадать, когда и в каких именно выражениях следует превозносить его величество.