– Это хоть какой-то выход из ситуации, – уныло ответил гость.

– Дай, подумать, – произнёс купец. – Говоришь, она молода, стройна и хороша собой?

– Верно.

– Ну что ж. Приводи свою родственницу. Я посмотрю на неё, и если всё так, как ты говоришь, я отдам все твои долговые расписки. И не тяни с этим. Я отправляюсь в путь ещё до обеда… Я знаю, о чём ты сейчас подумал, Лаукта: если бы ты не пришёл то, глядишь, я уехал бы сам. Нет. На этот раз я уехал бы после того, как сообщил властям о твоём долге. Пусть бы тебя заперли в темницу и держали там… Иди и возвращайся скорее.

«Если он прознает, что мне нельзя соваться к стражникам, то приведёт сюда не свою родственницу, а их. И тогда я не только не получу долг, но и наживу большие неприятности, памятуя о вчерашних событиях. Провалиться тебе в Эрид, старая развалина!», – мрачно думал купец, глядя в унылую сутулую спину уходящего гостя.

Когда Лаукта привёл девушку, Жункей разговаривал с телохранителями – тремя крепкими, грубого вида парнями, увешанными оружием. У каждого на спине висел круглый выпуклый щит, держащийся на специальном ремне, перекинутом через голову. На щитах остались следы от ударов мечей, копий, дырки от стрел, выпущенных из мощных луков. При взгляде на парней и снаряжение любому становилось ясно, что их постоянное занятие – война. Они участвуют в сражениях в качестве наёмников, получая звонкие монеты, а потом бездумно тратят всё в тавернах. Когда деньги кончаются, они снова идут воевать или находят разовую, а если повезёт, постоянную работу телохранителями. Простота их одежды свидетельствовала о том, что парни не придают особого значения нарядам, предпочитая крепкую одежду в основном из выделанной кожи, она вполне подойдёт и для того, чтобы на неё надеть кольчугу. Длинные светлые волосы удерживались неширокими кожаными ремешками, не позволявшими волосам падать на выдубленные ветрами загорелые лица, не обременённые печатью интеллекта, но уже покрытые шрамами, несмотря на молодой возраст парней.

– Товара у меня нет, – говорил Жункей, – в Фессаре я ничего покупать не стал, но на пути в Пиерон ещё будут города, где я планирую приобрести кое-что, так что сначала мы отправимся налегке, платить я вам буду в четверть меньше того, сколько обычно платят за охрану груза. Когда получу товар, оплата пойдёт полная… А! – воскликнул он, увидев Лаукту со спутницей, впущенных во двор слугой. – Подойди сюда, Лаукта и подведи свою родственницу.

Когда старик и закутанная с ног до головы в дешёвые длинные светлые одежды девушка приблизились, Жункей обратился к ней:

– Как зовут тебя?

– Óйси Кáуди, господин, – ответила тихо она.

– Открой лицо.

Девушка отвела накидку.

Римар Жункей невольно замер, увидев красивое девичье лицо с нежным румянцем. Большие серые глаза с застывшим испугом и болью унижения всё же смотрели непокорно, выдавая характер – гордый и независимый. Из-под накидки выбилась прядь светлых волос.

Кивнув, купец отошёл, а девушка вновь закрыла лицо.

– Вот твои долговые расписки, Лаукта, – произнёс Жункей. – И покинь сейчас же мой дом. Более я не хочу иметь с тобой никаких дел. Прощай.

Должник, понурившись, пошёл прочь. Слуга закрыл за ним крепкую дверь. А родственница Лаукты застыла неподвижно.

«Действительно, хороша, – подумал Жункей. – Этот негодяй готов продать не только родственницу, но и всех богов, будь он проклят вместе с аджеронами, разрешившими торговлю подданными королевства. Это же не рабы-иноземцы! Невозможно представить подобное при Атуале Третьем! Аджероны окунули страну в хаос несправедливости, вернули давние времена, ещё задолго до династии Саорлингов, когда торговля людьми, а не только захваченными в войнах иноземцами, считалась нормой…»

Отдав необходимые распоряжения управляющему, купец, девушка и телохранители оседлали перекладных лошадей и отправились в путь через те же ворота, где ранее вышел Эрл Сур. На следующее утро путники планировали оставить лошадей на одном из дорожных постов у Стражей дорог, заплатив дорожную подать за уже пройденный путь, там взять других лошадей, и так на перекладных, платя на постах дорожные подати, добираться до Пиерóна.

За городом в полях дул боковой ветер, снося пыль от многочисленных ног и повозок в сторону. Она тяжёлой взвесью застилала округу. Хорошего дождя не было давно, земля высохла. Сегодняшним путникам повезло: ветром пыль сносило, она не забивалась в глаза, нос, рот, не оседала на товаре, не вызывала ощущение постоянной жажды.

Римар Жункей никуда не спешил, поэтому пустил лошадь спокойным шагом. Уже скрылось небольшое селение, куда свернули последние попутчики. Купец со своими людьми остался один на дороге, петляющей по холмистой пустоши.

Когда солнце коснулось высоких холмов с крутыми слонами, Жункей отдал распоряжение о разбивке стоянки. И только все спешились, как из-за поворота дороги, скрывающейся за холмом, показался отряд всадников. Они двигались рысью, поднимая пыль. Телохранители тут же вскочили верхом, Жункей и девушка последовали их примеру. Дробный цокот копыт нарастал, уже слышался храп лошадей, но заходящее солнце, от которого приближались всадники, ещё не позволяло их рассмотреть.

Трое наёмников выстроились перед приближающимся отрядом, закрыв собою девушку и купца. Свист выпущенной из лука стрелы и её одновременный сильный глухой удар в щит одного из телохранителей не оставили никаких сомнений в намерениях приближающихся всадников: это были разбойники, промышляющие на пустынных участках дороги. Парни с лязгом выхватили мечи, удерживая коней на месте, рассредоточившись так, чтобы постараться не пропустить врага к купцу и девушке.

Началась рубка.

Лязгнули, сшибаясь, клинки, заржали кони, послышались ожесточённые выкрики, перекрывая беспорядочный топот копыт.

– Остановитесь! – отчаянно закричал Жункей. – У меня нет товара! Но я готов заплатить двойную дорожную подать! Не убивайте нас!

Трое разбойников, заливаясь кровью, почти одновременно повалились с коней. Запах крови ещё сильнее взбудоражил животных. Освобождённые, они вначале заметались среди рубки, затем вырвались и понеслись прочь. Наёмники Жункея всё ещё оставались в меньшинстве, но рубились отчаянно, привыкшие к подобному в своих многочисленных сражениях. Ещё двое разбойников обмякли в сёдлах, выпустив поводья, выронив оружие. Вместе с ними пошатнулся смертельно раненый в грудь выпущенной стрелой наёмник. Это вражеский лучник, нашедший, наконец, наиболее удобную позицию, выбрал момент в круговерти схватки и в поднявшейся пыли, и пустил стрелу, нашедшую цель.

Гибель телохранителя придала уверенности нападающим, но и обозлила защитников. Ещё два разбойника упали с коней. Оставшиеся двое и лучник бросились наутёк, пустив коней в галоп. Преследовать их никто не стал. Один наёмник остался в седле на нервно гарцующей лошади, продолжая контролировать дорогу, второй спешился и склонился над товарищем, лежащим в пыли.

Крепкая стрела пробила грудь насквозь. Раненый уже умирал. Горлом у него пошла кровь, он несколько раз вздрогнул и затих, расслабившись. Его товарищ зарычал в бешенстве, резко распрямился и принялся добивать поверженных врагов. Чтобы не видеть этой резни, купец и девушка отъехали в сторону и отвернулись, тогда как сидящий верхом наёмник равнодушно наблюдал за расправой.

Оставаться здесь для ночлега, конечно же, никто более не собирался. Погибшего завалили камнями чуть в стороне от дороги, и продолжили путь. С собой забрали только трёх лошадей разбойников, остальные разбежались. Связанные одна за другой, лошади спокойно шли за новыми хозяевами, позабыв о старых, оставшихся валяться позади.

Ничего ценного на разбойниках обнаружить не удалось, плохое оружие не представляло интереса, его забирать не стали, поэтому лошади шли пустыми. Поворот дороги скрыл место недавнего сражения и каменный холмик с лежащим на нём круглым посечённым щитом погибшего телохранителя. Он прошёл многие битвы вместе с хозяином, оберегая его, и сейчас остался с ним, накрыв его каменную могилу.