Мысль о том, что упомянутое Исайей яйцо – птичье, происходит, видимо, из истории об ибисе. В «Деяниях» Аммиана Марцеллина рассказ о василиске следует непосредственно за упоминанием о том, что ибис контролирует численность змей в Египте, питаясь их яйцами. Кроме того, согласно Аммиану, ибис откладывает свои яйца через клюв (возможно, он неправильно интерпретировал образ ибиса со змеиным яйцом в клюве). В Египте существовало поверье, что ибис, поедающий змей, сам иногда откладывает змеиные яйца. Современник Аммиана, знаток Египта Кассиан категорически утверждает, что «нет сомнения в том, что василиски рождаются из яиц птицы, которую в Египте зовут ибисом».
Хотя идея о противостоянии василиска и петуха (видимо, как отражение того факта, что нечистая сила боится петушиного крика) известна со II века н.э., неясно только, в какое время с петухом стали связывать и легенду о рождении василиска. В бестиарии Пьера де Бове (1218) рассказывается о том, что яйцо василиска начинает формироваться в теле старого петуха. Петух откладывает его в укромном месте на кучу навоза, где его насиживает жаба. Из яйца вылупляется петух с длинным змеиным хвостом, который и есть самый настоящий василиск. Де Бове также описывает сцену охоты на василиска с зеркалом, свидетелем которой он, по его словам, был сам. Поверье о том, что ядовитый взгляд может быть обращен на самого василиска, видимо, восходит к мифу о Медузе, которая погибла от собственного отражения на щите Персея. Это тем более вероятно, если вспомнить, что Лукан считал василиска одним из чудовищ, родившихся из крови Медузы.
В позднем средневековье слово «василиск» нередко встречается в алхимических трактатах в качестве «философского камня». А Альбрехт Магнус в труде «О животных» отвергает истории о крылатом василиске, рожденном из петушиного яйца, как выдумки.
С расцветом естественных наук в эпоху Возрождения упоминания о василиске становятся редкими. Последний раз василиска «видели» в Варшаве в 1587 году. Двумя десятилетиями ранее швейцарский естествоиспытатель Конрад Геснер высказал в своей «Истории животных» скептическое мнение относительно существования василиска. Эдвард Топселл в «Истории змей» говорит о том, что петух со змеиным хвостом, возможно, существует (отрицать этот факт означало идти против церковных догм), но, во всяком случае, он не имеет ничего общего с василиском. Браун в 1646 году идет еще дальше: «Это существо – не только не василиск, но и вообще не существует в природе».
Удивительно то, что, как только миф о василиске-петухе был отвергнут, африканский василиск тоже был забыт. В эпоху Возрождения было создано немало «чучел» василиска, составленных из частей морских скатов и других рыб, часто с раскрашенными глазами. Такие чучела можно и сегодня увидеть в музеях Венеции и Вероны. Большинство изображений василиска, относящихся к XVI—XVII векам, основаны именно на таких муляжах.
Существуют многочисленные изображения василиска на церковных барельефах, медальонах и гербах. В средневековых геральдических книгах василиск имеет голову и лапы петуха, птичье тело, покрытое чешуей, и змеиный хвост; трудно определить, чем покрыты его крылья – перьями или чешуей. Изображения василиска эпохи Возрождения отличаются чрезвычайным разнообразием. Нечто напоминающее василиска изображено на фресках Джотто в часовне Скровенджи в Падуе.
Интерес вызывает и полотно Карпаччо «Святой Трифоний, повергающий василиска». По легенде, святой изгнал дьявола, поэтому на картине василиск изображен таким, каким, по мнению живописца, должен быть дьявол: у него четыре лапы, тело льва и голова мула. Забавно, что, хотя для Карпаччо василиск – не мифологическое существо, а именно дьявол, название сыграло свою роль и картина повлияла на дальнейшее представление о василиске.
Василиск довольно часто упоминается в литературе, хотя никогда не бывает главным героем. Помимо многочисленных комментариев к Библии и бестиариев, однозначно именующих василиска воплощением дьявола и порока, его образ нередко встречается в английских и французских романах. Во времена Шекспира василисками называли проституток, однако английский драматург использовал это слово не только в современном ему значении, но и обращаясь к образу ядовитого существа. В трагедии «Ричард III» невеста Ричарда леди Энн желает стать василиском, существом ядовитым, но в то же время царственным, как и полагается будущей королеве.
В поэзии XIX века христианский образ василиска-дьявола начинает тускнеть. У Китса, Колриджа и Шелли василиск – скорее благородный египетский символ, чем средневековое чудовище. В «Оде к Неаполю» Шелли призывает город: «Будь, как имперский василиск, сражай врагов невидимым оружьем».
Василиск не пользуется большой популярностью в наши дни. Он не имеет особого символического значения, как единорог или русалка. Место в мифологии, которое могло стать определенной нишей для василиска, прочно занято драконом, чья история древнее и обширнее. Многие из нас, встретив изображение василиска, легко спутают его с драконом. Возможно, есть доля истины в поверье, что тот, кто видел василиска впервые, не погибает от его взгляда. Так или иначе, сегодня мы можем смотреть на изображение василиска на барельефе или фасаде здания не только не подвергая свою жизнь опасности, но даже и не замечая его.
ГАРПИИ
В современной английской песенке о гарпии она предстает перед нами как веселое поющее существо, находящее прелесть в шумных вечеринках:
Пришел я с арфой к гарпии,
И стали мы петь и играть,
Никто не может, как гарпия,
На арфе так славно бренчать.
В этой песенке не осталось ничего от тех древних существ – обычно их бывало трое, – которые устремлялись вниз с небес, хватали пищу когтями или длинными лапами и принимались низвергать ее на тех, кому посчастливилось трапезничать неподалеку. Сегодня, когда слово «гарпия» используется в уничижительном смысле, природа такого «антиобщественного поведения» гарпий, похоже, позабыта.
Гарпии изначально прославились не из-за их категорического неприятия правил приличия. Само это слово происходит от греческого harpazein – «схватить». В древней мифологии гарпии ассоциировались со штормовыми ветрами, которые уносили тех, кому было суждено исчезнуть. Гомер в «Илиаде» называет только одну из них по имени – Подаргу, мать лошадей Ахиллеса, родившую от Зефира, производящего ветер. Древнегреческий поэт Гесиод в «Теогонии» упоминает двух: «белокурую» Аэлло и Окипету, которая «дружит с ветрами и птицами, и ее быстрые крылья возносят ее высоко над землей». Гарпии обычно изображаются в виде хищных птиц с головой и грудью женщины; наиболее часто встречающиеся их имена – Келено, Нико-теон и Тиелла.
«Отец трагедии» Эсхил (ок. 525 – 456 до н. э.), наверное, был одним из первых, кто заметил, что гарпии уродливы (Eumenides). Более полное описание их импульсивного поведения и повадок появляется в эпическом цикле об аргонавтах. В поисках золотого руна аргонавты встретили Финея, который был наказан слепотой и преждевременной старостью за злоупотребление даром пророка. Финей голодал из-за гарпий: «Гарпии всегда наблюдают за моей едой. Я устал и не знаю, как мне избавиться от них; они тотчас налетают черным облаком. Еще издалека по шуму крыльев я слышу, что приближается Келено. Они прилетают и уносят всю мою пищу, опрокидывают и оскверняют чаши. Распространяется такое зловоние и начинается ужасная бойня, ибо эти монстры так же голодны, как и я».
В благодарность за пророчества Финея, которые помогли аргонавтам в их странствиях, Зет и Калаид побеждают гарпий и уводят их на Строфадские острова в Эгейском море, и те обещают никогда больше не досаждать Финею. Там гарпии дожидались Энея, который спасся из горящей Трои и приготовил угощенье для своих голодных друзей.
Герой «Энеиды» Вергилия (I век до н. э.) так позже опишет этот эпизод королеве Дидо: «Нет никого ужаснее гарпий, ни чума, ни гнев богов не может сравниться с ними, взмывающими со Стигианских вод. Это птицы с лицами юных дев. Ужасный смрад исходит из их желудков, у них когти на лапах, и они всегда бледны от голода… Внезапно они соскальзывают с гор на нас, громко хлопая крыльями, хватают пищу своими грязными лапами, делая ее несъедобной, распространяя ужасное зловоние, оглушительно крича». Наконец гарпии исчезают, и одна из них, Келено, усаживается на скалу и проклинает Энея. Он не построит обетованный город в Италии, говорит Келено, и она из-за голода будет вынуждена глодать собственные стопы.