У молодой Советской власти было много открытых и замаскированных врагов. К числу недругов революции относилось и духовенство, по-своему толковавшее декрет, об отделении церкви от государства. Прикрываясь свободой религии и совести, реакционно настроенные попы вели антисоветскую пропаганду. [25]
Не приняла рабочей революции и буржуазная интеллигенция. Она ненавидела Советскую власть и саботировала работу. Злопыхательски, с мелкой придирчивостью критиковали некоторые интеллигенты действия Советов.
Саботаж интеллигенции усиливал трудности создания советского государственного аппарата. Особенно это оказывалось в таких рабочих районах, как Рогожский и Симоновский, объединенных впоследствии в один район — Пролетарский. Первоначально здесь совершенно не было кадров для замещения должностей служащих различных отделов Совета.
Однако я не помню, чтобы кто-нибудь унывал по этому поводу. На должности заведующих отделами Совета и на другие руководящие посты назначались, как правило, рабочие-большевики и в редких исключениях — левые эсеры (до левоэсеровского восстания).
Бывало вызовут токаря из Золоторожского парка или литейщика с Гужона («Серп и Молот»), не имеющего никакого понятия о работе учреждения, скажут ему, что партия поручает организовать отдел районного Совета, — он сам и подбирает людей.
Точно так же был создан и наш районный военный комиссариат, главной задачей которого являлось преобразование красногвардейских районных дружин в регулярные части Красной Армии.
Создавать Красную Армию приходилось совершенно в новых условиях. Прежние понятия о воинской дисциплине, о взаимоотношениях старших и младших, все старые порядки и традиции, на которых держалась царская армия, были признаны не соответствующими духу времени, а новые принципы военного строительства намечались лишь в самых общих чертах. Остро ощущался недостаток в обученных кадрах, не было уставов.
Чтобы яснее показать, в какой обстановке приходилось формировать полки Красной Армии, сошлюсь на типичный для того времени пример из жизни нашего района.
Подведомственные Рогожско-Симоновскому военкомату Астраханские казармы, когда я впервые пришел туда, производили удручающее впечатление. Грязный двор был завален бревнами и досками от нар, перепрелой соломой, выброшенной из старых тюфяков. Повсюду валялись пустые банки из-под консервов, вонючие грязные [26] тряпки. Голодные собаки рылись в мусоре. Какие-то подозрительные женщины с мешочками рыскали по двору и что-то покупали у красноармейцев. Бойцы жгли костры на казарменном дворе. Ни у ворот, ни у входа в казарму не было никакой охраны. В большинстве помещений стекла выбиты, а кое-где выворочены даже оконные рамы. Дверные ручки и оконные задвижки вывинчены. В уборных — давно застоявшиеся лужи, кто-то положил доски, но первый их ряд уже затонул и сверху положен второй. Давно не мытые полы покрыты мусором и грязью.
Среди красноармейцев подавляющее большинство составляли выходцы из деревни. Многие из них служили в старой армии, но действительно хорошо обученных солдат было мало — преобладали бывшие нестроевые, лица, имевшие льготы и призванные только в конце войны. Великая Октябрьская революция застала их в 85-м запасном полку, и они остались здесь, не зная, куда податься.
Вчерашние запасники хорошо усвоили большевистские лозунги, направленные на разложение старой армии, и считали их вполне приемлемыми в отношении вновь формировавшейся Красной Армии.
Кроме этих людей, в Астраханские казармы проникли, хотя и в небольшом количестве, совершенно деклассированные элементы, спекулянты-мешочники. Они исподволь группировали вокруг себя шкурников и горлопанили на красноармейских собраниях.
С этой малосознательной и недисциплинированной массой новый командир полка — участник Московского вооруженного восстания — Павлычев один справиться не мог. При возникновении каких-либо эксцессов он опирался на небольшое дисциплинированное ядро в 60–80 красноармейцев-активистов и военнопленных немцев, перешедших на сторону Октябрьской революции.
Особенно отрадное впечатление производил отряд немецких товарищей, состоявший почти целиком из коммунистов. В комнате, где они размещались, был всегда порядок. Они тщательно следили за чистотой, за своим внешним видом, вставали при входе командира. Немецкие товарищи много раз просились на фронт, но Павлычев не отпускал их.
Потом он сам обратился в военную коллегию района с просьбой освободить его от должности командира формировавшегося [27] в Астраханских казармах 1-го Московского советского полка. Вместо него был назначен Афоничев — начальник красногвардейского отряда Золоторожского парка. Для усиления политической работы и борьбы за установление военного порядка в Астраханских казармах райком партии направил туда крепких большевиков и кадровых рабочих.
Другой воинской частью, имевшей в то время большое значение для нашего района, был красногвардейский отряд в несколько десятков человек, помещавшийся в доме № 24 по Большой Алексеевской улице. Красногвардейцы получили трехлинейные винтовки русского образца и патроны к ним, но одеты были в штатское.
Этот отряд, постепенно увеличивая свой состав, стал основой будущего 38-го Рогожско-Симоновского советского пехотного полка.
Командовал отрядом большевик Докис. Простой в обращении с подчиненными, но в то же время и требовательный, он пользовался непререкаемым авторитетом.
Отряд поддерживал тесную связь с районным комитетом партии и находился под постоянным наблюдением районного Совета, задания которых он выполнял ежедневно.
В то время милиция еще не обладала достаточной силой и хорошими кадрами. Поэтому и патрулирование улиц и охрана районных учреждений, а иногда и производство обысков возлагались на красногвардейцев.
Многих красногвардейцев, особенно молодежь, увлекала военно-революционная романтика. Им нравилось носить на поясе гранаты, револьверы и даже шашки, которыми и владеть-то не умели. Почему-то было принято тогда носить через плечо пулеметную ленту, хотя и без всякой пользы, так как содержащиеся в них патроны не всегда подходили к винтовкам.
Не помню, как в других районах, но в нашем Рогожском было очень распространено мнение, что создавать Красную Армию следует на базе уже существовавших и пользовавшихся в рабочих массах авторитетом отрядов Красной гвардии. Это мнение горячо поддерживали вернувшиеся в Москву участники украинского похода. Высказывалось опасение, что иначе нам не избежать сходства с ненавистной всем царской армией. [28]
Такое опасение разделяли и мы с Афоничевым, хотя в то же время понимали, что строить регулярную армию по красногвардейским принципам нельзя.
Между тем никаких указаний о том, как, по какой схеме и штатам строить регулярный полк Красной Армии, у нас не было. Чтобы решить этот вопрос, мы с Афоничевым уединились в какой-то казарменной канцелярии и стали размышлять.
Мы понимали, что на Украине отряды Красной гвардии успешно действовали против деморализованных и еще слабо сколоченных белогвардейских частей. Ну, а если неприятель будет располагать хорошо вооруженными боеспособными частями? Как быть тогда? Сможет ли полк, организованный по принципам красногвардейских отрядов, вести бой с таким врагом в поле? Чем дольше мы рассуждали, тем больше и безнадежнее запутывались.
Нам хотелось построить полк так, чтобы он даже организационно ни в чем не напоминал старого. Но сделать это было невозможно.
Афоничев предложил:
— А пиши всего по три, вот и конец.
Я сделал на листке первую запись: командир полка, три батальона, в каждом из них по три роты, в роте — по три взвода, во взводе — по три отделения. Приписали пулеметную команду, а дальше не стали и перечислять — все, мол, будем делать тогда, когда потребует жизнь.
Для решения общественно-политических задач в состав штаба полка включили агитаторов, инструкторов, библиотекарей, агентов по заготовке хлеба и т. п.
