Результаты посещения Владимира Ильича нашей делегацией для полка были огромны. Те препятствия, которые то и дело возникали раньше, особенно в организациях, подчиненных непосредственно Троцкому, сразу исчезли. Сам комиссар Московского военного округа заявил, что первым поручением, которое дал ему товарищ [59] Ленин после выздоровления, было: позаботиться о снабжении и вооружении Рогожско-Симоновского полка.

И действительно, мы стали ежедневно получать большое количество всякой всячины — от обмундирования до оружия. Приемщики 38-го полка были отправлены на военные склады в Вязьму, в Тулу и другие города. [60]

Наш полк непрерывно пополнялся добровольцами из московских рабочих.

В приеме новых красноармейцев большую роль играла партийная ячейка. В ней в то время было около 60 человек членов партии. Актив же, на который она опиралась, составлял почти 300 человек. Впрочем, сочувствующими большевистской партии, ее сторонниками были все красноармейцы, число которых перед отправкой полка на фронт превышало две тысячи человек.

Новичков после их оформления в штабе полка передавали на попечение активистов партийной ячейки. Они шли в полковые парикмахерские, затем в баню, а на пути и во время всяких ожиданий активисты рассказывали новым товарищам историю полка, его ближайшие задачи.

К вечеру вновь прибывшие, одетые в военное обмундирование, вымытые, подстриженные и накормленные, являлись на собрание в большой зал при 2-м батальоне, который размещался в Товарищеском переулке, в помещении бывшей женской гимназии.

В то время красноармейские собрания в подразделениях проходили почти ежедневно. А для новичков нередко устраивались и специальные сборы. Благодаря этому они быстро входили в курс жизни полка, проникались боевым революционным настроением красноармейской массы.

Излюбленной темой, которой чаще всего посвящались собрания, было единство интересов Красной Армии и рабочего класса. Об этом красноармейцы не уставали говорить часами. На этих же собраниях разрешались тогда и [61] многие трудные организационные вопросы воинской жизни. Достаточно было сказать, что та или иная необходимая мера проводится в интересах пролетариата, как красноармейцы единодушно одобряли ее и энергично проводили в жизнь.

Рабочие Рогожско-Симоновского района, призванные в Красную Армию по мобилизации, зачастую отказывались от медицинского осмотра, считая, что его проходят только для того, чтобы освободиться от военной службы.

— Я рабочий, чего меня осматривать!..

Или:

— Я большевик и хочу идти на фронт. Отказываюсь от медицинского осмотра.

И, конечно, каждый призывник из нашего района хотел служить в 38-м полку.

— Наш 38-й!.. Наш Рогожско-Симоновский!.. — с любовью говорили рабочие, а когда у нас появилось полковое знамя, то при виде его почтительно снимали шапки. Полк был родным району по духу, по классу, по крови.

Однажды после полкового собрания меня остановил старик Михайлов.

— Товарищ Моисеев, с вами поговорить нужно. Дело есть.

По его лицу было видно, что речь пойдет о чем-то важном.

— Вы видите, какой полк-то? Вся московская пролетария собирается. Такому полку комиссар нужен.

Предложение Михайлова застало меня врасплох. Действительно, мы с Логофетом очень часто и подолгу обсуждали кандидатов на должности взводных и отделенных командиров, толковал я об этом и в райкоме, но о комиссаре у нас никогда не заходила речь. [62]

Видимо, это происходило потому, что фактически функции комиссара в полку я выполнял сам. Именно поэтому у меня никогда и не возникала мысль — кого назначить комиссаром.

— Так я и буду комиссаром нашего полка, — ответил я.

Михайлов пристально посмотрел на меня. Но вот строгое лицо его просветлело, от глаз побежали морщинки, он радостно улыбнулся и, крепко пожав мне руку, сказал:

— Ну, тогда ладно!

Выйдя во двор, я направился в штаб полка. Логофет был один.

— Ну, командир, примешь меня комиссаром полка?

— Очень хорошо, — весело ответил он. — Я давно знал, что так и будет.

— Почему?

— Потому что иначе и быть ее могло.

Когда поставили этот вопрос перед райкомом партии и президиумом райсовета, то и там к этому отнеслись, как к информации о давно известном факте.

Незадолго до отправки полка на фронт райком партии решил вручить нам полковое знамя. Шли оживленные споры о форме знамени, лозунге и рисунке на нем. Каждый день в комнату, где готовилась святыня части, заходили рабочие, красноармейцы, командиры, представители.

Но вот знамя готово. Рисунок и надпись на нем сделаны масляной краской. На одной стороне полотнища полное наименование полка: «38-й пехотный Рогожско-Симоновский советский полк». На другой — боевой призыв, одобренный полковым собранием: «На бой за власть Советов, за власть рабочих и крестьянской бедноты!» Полотнище пришлось сделать из сукна, так как другого материала, подходящего по цвету, не нашлось.

Вручение знамени происходило в чрезвычайно торжественной обстановке на Красной площади. При огромном стечении народа представители райсовета передали его окружному военному комиссару, тот мне, а я — командиру полка. [63]

А перед самой отправкой на фронт районные организации устроили для полка прощальный митинг-концерт. С напутственными речами выступали представители райкома, райсовета, заводов и фабрик. Потом состоялся концерт.

Красноармейцы не захотели остаться в долгу и в свою очередь организовали полковой вечер, пригласив на него представителей трудящихся района.

Здесь тоже много было произнесено взволнованных, горячих речей. Особенно проникновенно говорил старый большевик Свободин.

— Ваш полк — сын района. Он укомплектован нашими рабочими. За действиями полка на фронте будет с любовью следить все население района. В минуту опасности и тяжелых испытаний помните, что вы идете на смерть за счастье ваших семей, ваших детей... за счастье рабочего класса всего мира!..

Последним выступал я. В своей речи напомнил товарищам выступление Владимира Ильича в Прямиковском саду, еще раз рассказал о посещении делегацией полка раненого Ленина и от имени красноармейцев заверил представителей трудящихся района, что 38-й полк с честью выполнит свой воинской долг.

— Мы смело идем под знаменем нашей партии с начертанным на нем лозунгом: «На бой за власть Советов, за власть рабочих и крестьянской бедноты!..»

Долгими аплодисментами встретили присутствовавшие эти заключительные слова моего выступления.

После торжественной части начался самодеятельный концерт. На сцене появляется красноармеец и объявляет, что сейчас он покажет, как ходят различные военные.

Вызывая взрывы смеха, боец изображает Гусарского корнета, фланирующего по Невскому проспекту, ударницу женского батальона Керенского, гвардейского офицера. Скрываясь на мгновение за ширмой он появляется оттуда то с золотыми погонами и с длиннейшей саблей в блестящих металлических ножнах, волочащейся по полу, то с женскими кудрями, которые висят из-под военной фуражки с царской кокардой.

Но вот он выходит с винтовкой в руке, одетый в красноармейскую форму. Хорошо сшитая гимнастерка ладно сидит на его стройной фигуре. На голове фуражка с красной звездой. [64]

— А теперь посмотрите, как ходят красноармейцы 38-го полка.

Зал настораживается. Красноармеец на эстраде легко и ловко берет винтовку на плечо и, перемигнувшись с капельмейстером, лихо командует самому себе: