– Он будет носить имя Кэри, – напомнила я ей.

– А если родится мальчик, сильный, здоровый и в придачу золотоволосый?

– Тогда назову его Генрихом. – Я улыбнулась, представляя себе золотоволосого мальчугана. – И король наверняка пожалует ему что-нибудь стоящее.

– Мы все вознесемся вместе с ним, – вздохнул мечтательно Джордж. – Тетя и дядя королевского сынка. Вдруг он получит какое-нибудь герцогство или графство? Кто знает?

– А ты, Джордж? – спросила Анна. – Рад-радешенек в эту радостную ночь? Я думала, ты будешь кутить всю ночь напролет, а не сидеть тут с двумя дамами, одной – толстой как бочка, другой – с разбитым сердцем.

Джордж налил еще вина и мрачно уставился в бокал.

– Две дамы, одна – толстая как бочка, другая – с разбитым сердцем, вполне подходят к моему настроению. Я бы не смог танцевать и распевать песни даже ради спасения собственной жизни. До чего же она отвратительна! Моя любимая! Будущая женушка! Скажите мне по правде, это ведь не только мне кажется? Она такая отвратительная, что всякому хочется держаться от нее подальше?

– Чепуха, вовсе она не отвратительная, – резко ответила я.

– Меня от нее с души воротит, всегда воротило. – Анна своих чувств не скрывает. – Что бы ни случилось: сплетни, слухи, отвратительный скандал, напраслина, – она тут как тут, подслушивает, за всеми наблюдает, в каждом видит только самое худшее.

– Я знаю, – угрюмо отозвался брат. – Боже! До чего милая у меня будет жена!

– В первую брачную ночь можешь ожидать какого-нибудь сюрприза, – хитро подмигнула Анна, подливая себе вина.

– Что такое?

Анна подняла брови:

– Для девственницы она слишком много всего знает. Большой запас сведений, куда более подходящий замужним дамам. Замужним дамам и шлюхам.

Джордж остолбенел:

– Только не говорите мне, что она не девица. Не будь она девственницей, я бы точно смог от нее отделаться.

Анна покачала головой:

– Нет, я никогда не видала, чтобы какой мужчина переступил с ней границы приличий. Да и кому бы это понадобилось, ума не приложу. Но она смотрит во все глаза, слушает во все уши, не стесняется задавать разные вопросы и выслушивать всевозможные ответы. Я раз подслушала, как она разговаривала с девицами Сеймур о какой-то любовнице короля. Не о тебе, конечно. – (Это было сказано в мою сторону.) – Они затеяли целую беседу о поцелуях с открытым ртом, и о том, что делать с языком и где должен был быть король, снизу или сверху, и про ласки, и про руки, и как доставить ему такое удовольствие, чтобы вовек не забыл.

– Так она знает про эти французские штучки? – изумленно переспросил Джордж.

– Уверяла, что знает, – расхохоталась в ответ Анна.

– Вот и славно. – Брат налил себе вина в бокал и помахал бутылкой – хочу ли я еще. – Может, и не так плохо быть ее мужем, может, я зря опасаюсь. Про ласки, про руки… ну и что ты знаешь про руки, глубокоуважаемая Анна-Мария? Сдается мне, ты услышала не меньше, чем моя будущая женушка.

– Ну нет, меня не спрашивай, – ответила сестра. – Я – девственница. Спроси кого хочешь, хоть матушку, хоть отца, хоть дядю. А лучше кардинала Уолси, он сам меня провозгласил девицей. Официально объявлена девственницей, да не кем-нибудь, а самим архиепископом Йоркским. Кому быть более девственной, чем я?

– Тогда я тебе расскажу, когда узнаю, – куда более веселым тоном объявил Джордж. – Я тебе напишу в Хевер, сможешь читать мои письма вслух бабушке Болейн.

Наутро свадьбы Джордж являл собой весьма бледное зрелище, но только мы с Анной знали – тут дело не в беспутной ночи накануне. Он даже не улыбнулся, когда Джейн Паркер подошла к алтарю, но она так сияла, что хватило на обоих.

Сцепив руки на огромном животе, я думала о том времени, когда сама стояла у алтаря и обещала оставить всех и вся и прилепиться к Уильяму Кэри. Он взглянул на меня, слегка улыбнулся, будто тоже думал: тогда, только четыре года назад, нам, крепко взявшимся за руки во время церемонии, такое будущее и в голову бы не пришло.

Король Генрих сидел недалеко от алтаря, глядел на моего брата, венчающегося с молодой невестой, а я думала: семейство неплохо наживается на моем животе. На мою собственную свадьбу король опоздал, да и вообще – он туда явился скорее почтить Уильяма, своего друга, чем выказать уважение семейству Болейн. Но теперь он возглавлял процессию желающих счастья жениху и невесте, когда те после церемонии шли от алтаря по проходу церкви. Потом мы с королем, рука об руку, повели гостей к свадебным столам. Матушка улыбалась мне так, будто я ее единственная дочь, а Анна тихонько выскользнула в боковую дверь, села на лошадь и поскакала обратно в Хевер, сопровождаемая только несколькими слугами.

Я представила себе, как она скачет в Хевер одна и, подъехав к сторожке у ворот, видит в лунном свете хорошенький, словно игрушечный, замок. Мысленным взором видела я дорогу, петляющую между деревьями, ведущую прямо к подъемному мосту. Воображала ржавый скрип опускаемого моста, гулкие удары копыт по деревянному настилу, кони ступают осторожно, сырой дух идет ото рва с водой, дымок несет запах мяса, готовящегося на кухне на вертеле, аромат доносится до всякого вступающего во внутренний двор. Представляла себе яркий свет луны, заливающий двор, ломаную линию фронтонов крыши на фоне темного неба и в глубине души, вопреки всему, мечтала очутиться сейчас там, в Хевере, а не изображать шутовскую королеву маскарадного двора. От всей души желала я носить в своем чреве законного ребенка, сидеть у окна и глядеть на мою землю, даже если это всего лишь маленькое поместье, и знать – в один прекрасный день земля будет по праву принадлежать моему сыну.

Но вместо этого я была счастливицей Болейн, одаренной всеми благами, а главное, королевским благоволением. Кто знает, где пройдут границы земель моего сына, кто знает, как высоко суждено ему подняться?

Когда пришел июнь, я перестала показываться на людях, готовясь к родам. У меня была затененная комната, увешанная гобеленами. Мне не полагалось ни видеть свет, ни дышать свежим воздухом, пока не пройдут шесть долгих недель после рождения ребенка. Получается, мне придется оставаться в четырех стенах два с половиной месяца. При мне будут матушка и две повивальные бабки, пара служанок и одна горничная. За дверью комнаты по очереди дежурят два знахаря, ожидая, когда их позовут.

– Пусть Анна тоже будет со мной, – попросила я матушку, оглядывая затемненную комнату.

Та нахмурилась:

– Отец приказал ей оставаться в Хевере.

– Ну пожалуйста, это так долго, мне с ней будет веселей.

– Хорошо, пускай тебя навестит, – решила мать. – Но мы не можем ей позволить присутствовать при рождении королевского сына.

– Или дочери.

Она осенила мой живот крестным знамением и шепнула:

– Проси Господа послать тебе мальчика.

Я больше ничего не сказала, довольная, что удалось выпросить визит сестры. Она приехала на один день и осталась на два. Анна настолько скучала в Хевере, так злилась на бабушку, так хотела оттуда уехать, что даже затемненная комната и сестра, убивающая время за шитьем маленьких распашонок для королевского бастарда, оказались немалым развлечением.

– Была на ферме при усадьбе? – спросила я сестру.

– Нет, только мимо проезжала.

– Мне просто интересно, какой у них урожай клубники.

Она пожала плечами.

– А ферма Петерсов? Не пошла туда на стрижку овец?

– Нет.

– А сколько мы собрали урожая в этом году?

– Не знаю.

– Анна, чем же ты тогда там занимаешься?

– Читаю. Музицирую. Сочиняю песни. Езжу верхом каждый день. Работаю в саду. Чем еще можно заниматься в деревне?

– Я посещала разные фермы.

Сестра только вскинула брови:

– Они все одинаковые. Трава растет – вот и все.

– А что ты читаешь?

– Богословие, – бросила она. – Слышала о Мартине Лютере?