Мария. Придете непременно?
Коррадо. Да, если не очень устану.
Мария. Нет, обещайте! У нас будет и Франческо Чези. Мы сыграем вам в четыре руки Седьмую симфонию и «Кориолана».
Вирджинио. Приходи, если можешь.
Коррадо. До свидания.
Мария. Подождите, когда пройдет дождь.
Коррадо. Дождя уже нет. Смотрите: на Приорато-ди-Мальта уже солнце.
Вирджинио. Я выйду с тобой. Я провожу тебя немного до форума.
Мария. Ты уходишь?
Вирджинио. Хочешь, чтобы я остался?
Мария. Какие вы странные! Что-нибудь случилось?
Вирджинио. Да нет же, Мария.
Коррадо. Мне необходимо идти. У меня в шесть назначена встреча. До свидания.
Мария. Коррадо! Возьмите с собой вот это и вечером возвращайтесь.
Она дает ему букетик фиалок.
Коррадо. Благодарю. Прощай, Вирджинио.
Вирджинио стоит у окна, спиной к комнате. Мария делает по направлению Коррадо умоляющий и нежный жест, Коррадо уходит.
Вирджинио глядит в окно, стараясь скрыть свою скорбь, а Мария, задумчиво стоя посреди комнаты, вынимает поддерживающие ее шляпу булавки.
Вирджинио. Как красиво легла над Авентином тучка! Взгляни на Санта-Марию дель Приорато: церковь, окруженная этой золотистой вуалью, кажется сделанной из алебастра. Смотри, как ожили эти вековые дубы и кипарисы. Миндальные деревья уже отцвели, появились плоды. А вон там старички из богадельни Сан-Микеле, — несчастные, выглядывают из окон.
Сняв шляпу, Мария поправляет спустившиеся на лоб волосы, на мгновение закрывает лицо руками, потом быстрыми и легкими шагами приближается к брату и останавливается возле него, кладет руки ему на плечи и смотрит в даль.
Ты вся пропахла фиалками.
Он говорит с ней ласково как с ребенком.
Там у Албанских гор, вероятно, еще идет дождь. Видишь? Эта барка везет вино из Гаэты в главный порт. Ты помнишь, как мы провели день в Фиумичино? Как должно быть море ясно в этот час! Знаю, знаю: сестренке взгрустнулось!.. Мне надо было бы свезти ее на недельку в Анцио, погулять по берегу… Там ты скоро пришла бы в себя. Мне знакома эта тихая грусть, навеваемая переменной погодой с ее быстрой сменой дождя и солнца: после грозы яснее видно, что было в наших силах сделать и чего мы уже не сделаем никогда… Никогда…
Молодая девушка склонила к нему на плечо голову и тихо плачет. Он оглядывается и в испуге берет ее голову в руки.
Мария!
Она старается принять прежнее положение и скрыть слезы.
Мария! Ты плачешь? Что с тобой?
Мария. Ничего. Не знаю. Вот, все и прошло.
Вирджинио. Пойди. Сядь сюда.
Мария. Все прошло. Я уже не плачу.
Вирджинио. Что-то есть у тебя на сердце. Я знаю. Не время ли открыться мне? Или хочешь еще подождать? (Он ласково наклоняется к сестре) Неужели я ничем не могу помочь тебе?
Мария. Мне было очень, очень тяжело писать это письмо… Бедная мама! Мы почти примирились с мыслью, что она не наша… Теперь рана снова раскрылась. Сердце разрывается.
Вирджинио. Может быть, ты хотела бы повидаться с ней?
Мария. Где? В том доме?
Вирджинио. Хочешь я провожу тебя до Перуджи?
Мария. Ах как тяжело! Ужасно тяжело! После стольких лет! Опять увидеть, узнать ее и снова немедленно потерять…
Вирджинио. Хочешь, мы предложим ей переехать к нам жить?
Мария. Может ли она это сделать?
Вирджинио. Пусть возьмет с собой и Лоренцино.
Мария. Но… а тот, другой?
Вирджинио. Может быть, он согласится отпустить ее, если она захочет от него уйти.
Мария. Ты думаешь?
Вирджинио. Я только высказываю предположение.
Молчание.
Мария. Конечно, Вирджинио, я хотела бы, я должна была бы повидаться с ней, так как…
Она останавливается, до боли сжимает себе руки, и снова слезы брызжут из ее глаз.
Вирджинио. Мария! Что ты хочешь этим сказать? Почему ты не договариваешь всего? Ты уже не веришь старому другу. Я это вижу. Ты понемногу отдаляешься от меня.
Мария. Нет! Нет! Это неправда!
Вирджинио. Или ты слышишь в моих словах упрек и думаешь, что я не сумею с полной любовью выслушать твою исповедь?
Мария. Какую?
Она вздрагивает. Оба с трудом скрывают охватившее их волнение.
Вирджинио. Не пугайся. Ты думаешь, что, когда мы остались с тобой вдвоем и ты стала моей радостью, я, всецело отдаваясь братской любви, не предвидел втайне того, что должно было когда-нибудь случиться? Я отлично знал, что судьба не могла навсегда связать нас. Я знал, что наступит час, когда ты выберешь себе друга и я останусь в стороне…
Мария. Твой голос, однако, дрожит, и на лице у тебя страдание…
Вирджинио. Нет, Мария. Ты ошибаешься.
Он некоторое время колеблется, затем, наклоняясь к сестре, продолжает, стараясь придать твердость прерывающемуся голосу.
Ведь мне ты можешь сказать, что любишь его.
Мария. Я слышу биение твоего сердца. Не печалься! Я тебя не брошу! Я никогда с тобой не расстанусь.
Вирджинио. Что ты говоришь? Ведь я не ребенок. (Он старается улыбнуться.) Это я только могу иногда говорить с тобой как с пятилетней сестренкой. (Он ласково гладит ее по голове.) Не думай, что моя привязанность к тебе легла бы бременем на тебя. Я не хочу держать тебя в клетке или обрезать тебе крылья, ведь ты не уйдешь от меня или, по крайней мере, далеко не уйдешь… Да, конечно, я несколько волнуюсь. И ты это понимаешь. Исчезает вся прелесть моей жизни, как же мне быть равнодушным? Ты, быть может, Мария, не вполне сознаешь, чем ты стала для меня.
Мария. Я знаю только, чем ты стал для твоей Марии.
Вирджинио. Ты для меня — чистота.
Мария. Ах, не возвеличивай меня чересчур! Я начинаю робеть!
Вирджинио. Ты для меня — гармония. Мелодия, изливающаяся из-под твоих пальчиков, ничего не стоит в сравнении с той, которую производят вокруг тебя твои мысли. Ты с каждым днем расширяешь мой кругозор. Когда ты со мной, я чувствую обаяние, которое исцеляет все: тело и душу.
Мария. Ты ошибаешься, приписывая мне то, чего во мне нет. Я жалкое существо, полное заблуждений, которому суждено обмануть твои светлые надежды.
Вирджинио. Ты думаешь, что я жду от тебя жертвы? Если зовет тебя любовь — иди!
Мария. Как торжественно сказано!
Вирджинио. Скажи же мне, что ты его любишь. Ведь он мой самый дорогой друг.
Мария. Не опускай своих глаз. Я уже прочла в тайниках твоих мыслей что-то тяжелое.
Вирджинио. Ты любишь его? Всей душой?
Мария. Ты боишься моего ответа, как какого-то несчастья.
Вирджинио. Доверься мне.
Мария. Не страдай. Никто меня у тебя не отнимет. Если он твой самый близкий друг, то он такой же друг и мне. В нем нет ничего неизменного. Нам обоим хочется найти способ даровать мир этой великой мятущейся душе или по крайней мере успокоить ее на время, чтобы она не растратила всех своих сил в этой тревоге.
