Осел-стиляга, славный малый,
Шел с бара несколько усталый.
Весь день он в лиственном лесу
Барал красавицу лису.
. .
И здесь, у самого ручья,
Совсем как в басне у Крылова
(Хочу я в скобках вставить слово),
Осел увидел Соловья и говорит ему:
– Хиляй сюда, чувак,
Я слышал, ты отличный лабух
И славишься в лесных масштабах
Как музыкант. И даже я
Решил послушать соловья.
Стал Соловей на жопе с пеной
Лабать как мог перед Ослом.
Сперва прелюдию Шопена
И две симфонии потом.
Затем он даже без запинки
Слабал ему мазурку Глинки….
Пока наш Соловей лабал,
Осел там пару раз сблевал.
«Вообще лабаешь ты неплохо, —
Сказал он Соловью со вздохом, —
Но скучны песенки твои,
И я не слышу Сан-Луи.
А уж за это, как ни взять,
Тебя здесь надо облажать.
Вот ты б побыл в Хлеву у нас,
Наш Хлев на высоте прогресса
(Хотя стоит он вдалеке от Леса) —
Там знают, что такое джаз…<…>
Был старый Хлев весь восхищен,
Когда Баран, стиляга бойкий,
Надыбал где-то на помойке
Разбитый, старый саксофон,
На нем лабал он на досуге
И «Караван» и «Буги-вуги».
Коза обегала все рынки,
Скупая стильные пластинки.
Да и Буренушка сама
От легких блюзов без ума.
Корова Манька, стильная баруха,
Та, что с рожденья лишена была
И чувства юмора и слуха,
Себя здесь как-то превзошла.
Она намедни очень мило
Таким макаром отхохмила:
Склицала где-то граммофон
И на него напялила гондон
Немного рваный, ну и что ж,
Ведь звук настолько был хорош,
Что всех, кто слушал, била дрожь…
А ты, хотя и Соловей,
И музыкант весьма умелый,
Тебе хочу сказать я смело,
Что ты, подлюка, пальцем делан,
Ты пеночник и онанист,
И, видно, на руку нечист…»
Таким макаром у ручья
С говном смешали Соловья.
Друзья, нужна в сей басенке мораль?
И на х…я ль!
