И небу, бескрайнему небу,
и давность забывшей земле
Когда-то иль где-то,
но есть или будет предел.
А этой безбрежной любви,
этой щемящей тоске
Печалью вечною жить,
бессмертною болью во мне!
Цинь Чжун столько раз уже побывал в доме матушки Ван, что все там, от мала до велика, знали его.
Время летело быстро. Незаметно прошло больше года. Изо дня в день Цинь Чжун откладывал то три, то два фэня, уж самое малое — один. Когда набиралось несколько цяней, он выменивал их на более крупные куски серебра, и в конце концов у него накопился их целый узел; сколько там было, он и сам не знал.
Как-то в нечетный день полил дождь, и Цинь Чжун не пошел торговать. Довольный тем, что ему удалось скопить порядочную сумму, он решил: «День сегодня свободный, надо воспользоваться этим и пойти проверить на весах, сколько же все-таки у меня серебра».
Взяв зонт, он пошел в лавку напротив, где торговали серебряными изделиями, и попросил весы, чтобы взвесить серебро.
«Сколько может быть серебра у какого-то продавца масла, что ему нужны весы? — подумал серебряных дел мастер, пренебрежительно взглянув на посетителя. — Дать ему пятилановый безмен, и то, пожалуй, не придется держать за первую петлю».
Цинь Чжун развязал узел — в нем оказалось множество раздробленных мелких кусков серебра и несколько цельных слитков. Когда мастер, человек мелочный и недалекий, увидел столько серебра, его словно подменили. Он вспомнил, что «о людях по виду судить не годится, так же как море ковшом измерять», и засуетился с весами, вытащив целую кучу больших и малых гирь.
Цинь Чжун взвесил все, что было в узле, и получилось ни больше ни меньше, как шестнадцать ланов.
«Оставлю три лана на масло, — решил Цинь Чжун, — остальное пойдет на то, чтобы провести ночь среди *ив и цветов, да и то, пожалуй, будет излишек». Затем он подумал: «Такую мелочь вынимать неприлично; покажешь ее, станут смотреть на тебя искоса. Лучше переплавить все в цельные слитки. Так будет солиднее. Да как раз здесь это и удобно сделать».
Тогда он отвесил десять ланов и попросил переплавить мелкие куски в большой, десятилановый слиток, а один лан и восемь цяней — в малый слиток. Из остальных четырех ланов и двух цяней он оставил небольшой кусок мастеру за труды, а еще несколько цяней истратил на туфли с окантовкой, носки и шапку.
Он выстирал свою одежду, купил ароматный ладан и старательно обкурил ее. В первый же погожий, солнечный день Цинь Чжун тщательно принарядился и выглядел
Человеком хотя небогатым,
Но милым весьма и изящным.
*3апрятав в рукав серебро, он запер комнату и отправился к Ван. Настроение у него было приподнятое. Но когда он подошел к дому, в нем заговорила его обычная робость.
«Я всегда приходил продавцом, — думал он, — а сегодня вдруг явлюсь «гостем»... И сказать-то им об этом неловко».
Пока он стоял в нерешительности, ворота вдруг со скрипом распахнулись и показалась матушка Ван.
— Что же ты сегодня не торгуешь, молодой господин Цинь? — заговорила она, увидев Цинь Чжуна. — И так принарядился! Куда же это ты собрался, по каким делам?
Цинь Чжуну пришлось набраться смелости и подойти к ней с приветствием. Ван ответила тем же.
— У меня, собственно, нет никакого дела, я просто пришел навестить вас.
Но матушка Ван — хозяйка из старых и бывалых, ей достаточно было взглянуть на человека, чтобы понять, в чем дело. Видя, как Цинь Чжун приоделся, да услышав еще, что, мол, пришел «навестить», она подумала: «Ну, конечно, понравилась какая-нибудь из моих девиц и решил позабавиться, а может, и ночь провести. Ну что ж, хоть и не самый он великий из богов, но все же: положишь его денежки в корзину — зеленью станут, бросишь в сумку — крабом будут к обеду. Так что заработать у него мелочь на базар — тоже дело».
И, заулыбавшись во все лицо, она сказала:
— Коль скоро молодой господин Цинь решил навестить меня, старую, то меня ждет, вероятно, что-то хорошее.
— Да, мне, видите ли, хотелось бы вам кое-что сказать... С моей стороны это будет большой нескромностью, даже как-то неловко начинать...
— Говори, пожалуйста. Что ж тут такого? Но прошу, пройди в гостиную — там мы обо всем и потолкуем.
Хотя Цинь Чжун сотни раз уже бывал в этом доме, но кресло в гостиной еще не было знакомо с его задом, и теперь предстояла их первая встреча.
В гостиной они сели, и матушка Ван крикнула, чтобы подали чай.
Через некоторое время служанка принесла на подносе чай. Но когда она увидела, что в гостиной сидит продавец масла Цинь и матушка почему-то принимает его как гостя, она захихикала.
— Чего тут смешного! — прикрикнула на нее Ван. — Вести себя не умеешь перед гостем.
Служанка перестала смеяться, подала чай и ушла. Тогда Ван спросила Цинь Чжуна:
— Так что же ты собирался сказать мне, господин Цинь?
— Собственно, ничего другого, как то, что хотел бы пригласить одну из ваших девушек выпить со мной чарку вина.
— Что ж, так и будете пить вино, и больше ничего? — сказала на это Ван с лукавой усмешкой. — Наверно, поразвлечься задумал? А ты ведь человек тихий и скромный. С каких это, скажи, пор появилось у тебя такое игривое настроение?
— Сокровенную эту мечту я очень давно уже лелею.
— Всех девиц моих ты знаешь, интересно, какая же из них тебе приглянулась?
— Ни о ком другом не думаю, и единственно, с кем хочу побыть вечер, — это с Царицей цветов.
Решив, что он смеется над ней, Ван сразу же переменила тон:
— Ты понимаешь, что говоришь? Или издеваешься надо мной?
— Вы знаете, что человек я прямой и говорю то, что думаю.
— Гм, даже у ночного горшка два ушка, так неужели ты не слышал, сколько я беру за мою Мэйнян? Да тебя со всем твоим скарбом не хватит на то, чтобы провести с ней хотя бы полночи. Уж лучше как-нибудь отведи душу с другой.
Цинь Чжун изобразил притворное изумление на лице.
— Не думал, что вы так любите похвастать! — сказал он. — И все-таки осмелюсь спросить, сколько же тысяч ланов нужно, чтобы провести ночь с Царицей цветов.
Ван снова заулыбалась — она полагала, что продавец, конечно, шутит, и в ответ сказала ему:
— «Сколько тысяч»? Ну, зачем так много, всего десять ланов чистого серебра, помимо угощения и прочих расходов.
— Вот как. Ну, это пустяки, — заявил Цинь Чжун и, вынув из рукава сверкающий белизной большой слиток серебра, подал его хозяйке: — Этот десятилановый слиток прошу вас оставить себе. — Затем он вынул маленький слиток. — Здесь около двух ланов, — сказал он. — Прошу приготовить на них угощение. Помогите мне, а я до конца жизни не забуду этого и не премину потом доказать вам свое почтение и благодарность.
Когда Ван увидела большой слиток, ей стало жаль упускать его из рук, но в то же время она подумала: не минутная ли это блажь, не будет ли этот продавец потом, когда останется без денег, раскаиваться? Поэтому она сочла за благо на всякий случай предупредить его.
— Тебе, скромному продавцу, — сказала она, — нелегко было скопить эти деньги, и нужно трижды подумать, прежде чем решиться на такое.
— Я уже решил, и прошу вас об этом не беспокоиться.
Тогда Ван спрятала серебро в рукав и сказала:
— Ну, ладно, решил так решил, однако трудностей предстоит еще много.
— Вы ведь здесь главная, какие же могут быть трудности? — возразил Цинь Чжун.
— Видишь ли, у моей Мэйнян бывают знатные да богатые люди, и действительно можно сказать, что здесь «виднейших ученых услышишь в веселой беседе и средь массы гостей не найдешь никого без чинов»; а она знает, конечно, что ты мелкий торговец, и навряд ли пожелает принять тебя.