— Мне кажется, я и 54 минуты не выдержу, а об остальных 6300 говорить нечего. — И раздраженно прибавил: — Хоть бы ты что-нибудь придумал.

— Не будь мы в такой близости от Солнца, можно было бы с помощью хвостовых ракет ускорить ход.

— Да, а если бы мы сели на Солнце, нам было бы совсем тепло. Много от твоих предложений толку!

— Ну, ты ведь называешь себя «Тэрнер-голова». Вот ты и придумай. А то, послушать тебя, так это я во всем виноват…

— Ты и виноват, осел в человеческом облике! Здравый смысл с самого начала удерживал меня от этого дурацкого путешествия. Я сразу отказался от предложения Мак-Катчена. И был прав. И что же? — с горечью сказал он. — Нашелся такой дурак, как ты, который согласился на то, на что ни один нормальный человек не согласился бы. И мне пришлось разделить эту глупость с тобой. — Голос его достиг самых высоких нот. — Надо было предоставить тебе одному лететь и мерзнуть, а я сидел бы себе у камелька и злорадствовал. Знай я, чем это кончится, я так бы и поступил.

Лицо Роя выразило обиду и изумление.

— Да? Вот, значит, как было дело! Одно тебе скажу: в искусстве искажать факты ты способен побить любого. Ведь это именно ты был настолько глуп, что согласился лететь, а я — всего лишь жертва обстоятельства.

Джимми посмотрел на него с величайшим презрением.

— Холод отшиб у тебя последние остатки мозгов.

— Слушай, — накаляясь, ответил Рой. — 10 октября Мак-Катчен по видеофону сообщил мне, что ты дал согласие и посмеялся надо мной как над трусом. Будешь отрицать?

— Естественно, буду. 10 октября мне от Кислятины стало известно, что ты летишь и заключил пари… — Джимми вдруг растерянно умолк. — Слушай… Мак-Катчен действительно сказал тебе, что я согласился?

Потрясенный внезапной догадкой, Рой на миг перестал даже ощущать холод.

— Клянусь! Потому-то и я полетел.

— Но он сказал мне, что ты летишь, и это вынудило меня согласиться. — Джимми вдруг почувствовал себя последним дураком.

Оба надолго погрузились в молчание. Когда Рой снова заговорил, голос его дрожал от избытка переполнявших его чувств:

— Джимми, мы стали жертвами подлого, низкого обмана. — Он задыхался от ярости. — Это прямо-таки разбой среди бела дня…

Джимми, внешне более хладнокровный, был, однако, зол не меньше.

— Ты прав, Рой. Мак-Катчен подло обманул нас. Он дошел до предела человеческой низости. Но ему это так не сойдет. Когда мы переживем эти 6300 с чем-то минут, мы сведем с мистером Мак-Катченом счеты.

— Что мы с ним сделаем? — глаза Роя хищно блеснули.

— В данный момент я охотно разорвал бы его в клочья.

— Недостаточно мучительно. Может, лучше сварить его в кипящем масле?

— Неплохо, но отнимет слишком много времени. Давай лучше отдубасим его по доброму старому методу.

Рой потер руки.

— У нас еще будет время поразмыслить над этим. Вот мерзкий, подлый, грязный… — дальше пошло непечатное.

В следующие четыре дня температура продолжала падать. На четырнадцатый, последний, день ртуть в термометре замерзла.

В этот последний, ужасный день они разожгли форсунку, истратив весь свой скудный запас горючего. Полузамерзшие, они жадно стремились впитать в себя каждую каплю тепла.

За несколько дней до того Джимми разыскал где-то пару теплых наушников, и теперь они ежечасно переходили из рук в руки. Погребенные под горкой одеял Рой и Джимми беспрестанно растирали свои руки и ноги. Разговор, почти исключительно сосредоточенный на особе Мак-Катчена, становился с каждой минутой все злее.

— Вечно цитирует этот трижды проклятый девиз Межпланетной почты: «Помешать нашим космическим полетам…» — Джимми задохнулся от бессильной ярости.

— Да, — подхватил Рой. — А сам вместо того, чтобы делать мужскую работу, протирает стулья в конторе, будь он неладен!

— Ладно, через два часа мы выйдем из дефлекторной зоны. Затем еще три недели — и мы на Венере. — Джимми чихнул.

— Скорей бы! — простуженным голосом откликнулся Рой. — Ни за что больше не суну нос в космос, только последний раз — чтобы добраться домой, на Землю. А затем поселюсь где-нибудь в Центральной Америке и займусь разведением бананов. Там хоть тепло.

— Нас могут не выпустить с Венеры после расправы, которую мы учиним над Мак-Катченом.

— Ты прав. Но это не беда. На Венере еще теплее, чем в Центральной Америке, а мне ничего больше не нужно.

— Нам вообще ничто не грозит. — Джимми снова чихнул. — По венерианским законам самое большое наказание за убийство — пожизненное заключение. Нормальная, теплая, сухая камера на весь остаток жизни. Что еще нужно человеку?

Секундная стрелка хронометра делала круг за кругом: время шло. Рой держал наготове руки, выжидая мгновения, когда можно будет наконец сбросить хвостовые ракеты и позволить «Гелиосу» вырваться из этой кошмарной дефлекторной зоны.

И вот она, команда, взволнованно выкрикнутая Тэрнером:

— Пошел! Пуск!

Грохотнули ракеты. «Гелиос» пронизала дрожь. Отброшенные назад, втиснутые в свои кресла Джимми и Рой почувствовали себя счастливыми. Теперь до встречи с Солнцем, с его живительным сиянием, с благословенной жарой оставались минуты.

Это произошло даже быстрее, чем они ожидали: яркая вспышка света, а затем короткий треск, щелчок — и обращенные к Солнцу иллюминаторы закрылись.

— Гляди! — воскликнул Рой. — Звезды! Конец всем мучениям! Ну, старина, будем подниматься опять, — восторженно сообщил он термометру и поплотнее завернулся в одеяла, так как на корабле еще царил холод.

Фрэнк Мак-Катчен сидел у себя в венерианском отделении Межпланетного почтового ведомства вместе с седовласым Зебулоном Смитом, изобретателем дефлекторного поля. Говорил один Смит:

— Но право же, мистер Мак-Катчен, мне очень важно знать, как вело себя мое поле. Они ведь уже, конечно, информировали вас обо всем по радио.

Мак-Катчен в глубокой задумчивости раскурил одну из своих знаменитых сигар.

— То-то и оно, что нет, дорогой мой мистер Смит, — сказал он. — Как только они достаточно удалились от Солнца, чтобы радиосвязь с ними стала возможна, я начал запрашивать их о действии поля. Они попросту не отвечают. Единственное, что они сообщили, — выбрались из него живьем. А больше ничего!

Зебулон Смит разочарованно вздохнул.

— Не странно ли? Нет ли здесь некоторого, я бы сказал, нарушения субординации? Я полагал, им приказано подробно отразить в отчетах все, касающееся нового маршрута.

— Так и есть. Но эти двое — мои лучшие пилоты, асы из асов. И оба они с характерами. Ничего не поделаешь. К тому же я обманом вовлек их в эту затею, весьма, как вы знаете, рискованную. И теперь я склонен проявить снисходительность.

— Ну что ж, придется мне, видно, подождать.

— О, недолго, — заверил Мак-Катчен. — Они прилетают сегодня, и я обещаю передать вам всю информацию, как только они мне ее доставят. В сущности, то, что они благополучно провели две недели в двадцати миллионах миль от Солнца, само по себе доказывает успех вашего изобретения. Вы должны быть довольны.

Едва Смит ушел, как секретарша Мак-Катчена встревоженно доложила:

— С пилотами «Гелиоса» что-то неладно, мистер Мак-Катчен. Майор Вэйд только что передал из Паллас-сити, где они сели, что они отказались присутствовать на организованном в их честь торжестве и потребовали немедленно дать им ракету для полета сюда, ничего при этом майору не объяснив. А когда он попытался задержать их, они сделались весьма агрессивны.

Мак-Катчен лишь мельком взглянул на составленную секретаршей докладную.

— Гм! Они чертовски несдержанны. Ладно, как только явятся — пошлите их ко мне. Я вышибу из них дурь!

Часа через три двое непокорных пилотов сами напомнили ему о себе. Он услышал доносившиеся из приемной низкие сердитые голоса, затем возмущенные протесты секретарши — и тут же дверь распахнулась: в кабинет ворвались Джимм Тэрнер и Рой Снид. Последний решительно закрыл дверь и прислонился к ней спиной.