— Какому же? — спросил Дейвенпорт.
— Обратите внимание: слева — семь значков. Справа — два. Разберем сперва левые. Третий сверху похож на знак равенства. Это наводит вас на какую-нибудь мысль?
— Алгебраическое уравнение?
— Это вообще. А в частности?
— Сдаюсь.
— Что, если это две параллельные прямые?
— Пятый постулат Эвклида? — наугад предположил Дейвенпорт.
— Хорошо! На Луне есть кратер, который зовется Эвклид.
Дейвенпорт кивнул:
— Я вижу, куда вы клоните. F/A, то есть сила, деленная на ускорение — определение массы по второму закону Ньютона...
— Да, и кратер Ньютон на Луне есть...
— А прямоугольный треугольник вверху — теорема Пифагора, в честь которого тоже назвали кратер.
— Да.
— Но погодите. Нижний значок — астрономический символ Урана, и я точно знаю, что кратера с таким названием нет.
— Вы правы. Однако Уран был открыт Уильямом Гершелем. Кратер с таким именем на Луне есть, и даже три — второй в честь сестры Гершеля Каролины, а третий в честь сына Джона.
Дейвенпорт задумался, потом сказал:
— РС/2 — давление на скорость света пополам. Такой формулы я не встречал.
— Попробуйте кратеры. Р — первая буква в латинском написании слова Птолемей, с С начинается фамилия Коперника.
— И вывести среднее? Получится место точно посередине между Коперником и Птолемеем.
— Я разочарован, Дейвенпорт, — ехидно произнес Эшли. — Думал, вы лучше знаете историю астрономии. Птолемей разработал геоцентрическую модель Вселенной с Землей посредине, Коперник — гелиоцентрическую, и в центр поместил Солнце. Некий астроном пытался совместить обе системы, сделать среднее из Коперника и Птолемея...
— Тихо Браге! — воскликнул Дейвенпорт.
— Верно. А кратер Тихо — одно из самых заметных лунных образований.
— Ладно. Попробуем дальше. LN можно написать маленькими буквами и получится In — обозначение натурального логарифма. Это понятие ввел математик Непер. Насколько я знаю, такой кратер на Луне имеется.
— Отлично. Что с SU?
— Ума не приложу, шеф.
— Выскажу догадку. Когда-то в международных документах так обозначался Советский Союз — древнее государство на месте теперешней Российской области. Советские ученые первыми нанесли на карту обратную сторону Луны, и SU может обозначать какой-то из названных ими кратеров — например, Циолковский. Итак, за левыми символами скрываются названия кратеров: Пифагор, Тихо, Эвклид, Ньютон, Циолковский, Непер, Гершель.
— А что тогда правые символы?
— Проще простого. Разделенный на четверти кружок — астрономическое обозначение Земли. Стрелка, направленная на него, должна означать, что Земля — прямо вверху.
— Ага, — протянул Дейвенпорт. — Центральный Залив, над которым Солнце всегда в зените. Это не кратер, поэтому он помещен справа, отдельно от остальных.
— Ладно, — сказал Эшли, — все значки разгаданы или могут быть разгаданы, значит, записка скорее всего не бессмысленна и пытается что-то нам сообщить. Но что именно? Мы получили семь кратеров и один не-кратер, и что с ними делать? Устройство-то спрятано в одном-единственном месте.
— Ну, — устало проговорил Дейвенпорт, — обыскать целый кратер нелегко. Допустим, Дженнингс выбрал теневую сторону, чтоб укрыться от солнечной радиации. Нам все равно придется обшаривать десятки миль. Предположим, стрелка, указывающая на Землю, означает, что искомое место в кратере — то, над которым Солнце стоит ближе всего к зениту.
— До этого я тоже допетрил. Тогда мы имеем место — южная оконечность кратеров, лежащих к северу от экватора, и северная — у тех, что расположены к югу. Но какого кратера из семи?
Дейвенпорт задумался. До сих пор он не предложил ничего такого, что прежде не пришло бы в голову шефу.
— Обыскать их все, — буркнул он.
Эшли хохотнул:
— Вот уже несколько недель как мы именно этим и занимаемся.
— И какие успехи?
— Никаких. Мы ничего не нашли. Впрочем, поиски продолжаются.
— Очевидно, один из символов расшифрован неверно.
— Очевидно!
— Вы сами сказали, что название Гершель объединяет три кратера. SU, если это Советский Союз и обратная сторона Луны, может быть любым из тамошних кратеров — Ломоносовым, Жюль Верном, Жолио-Кюри — да любым! Стрелкой можно обозначить Прямую Стену.
— Не спорю. Но даже если мы верно разгадаем значки, как отличить правильную интерпретацию от ложной и как выбрать нужный кратер? Что-то должно с ходу бросаться в глаза и сразу говорить, где суть, а где — дымовая завеса. Мы в тупике, и нам нужен свежий взгляд. Что вы тут видите?
— Я скажу, что мы можем сделать, — неохотно произнес Дейвенпорт. — Мы можем обратиться к одному человеку... О Господи! — Он привстал.
Эшли мгновенно напружинился:
— Что вы увидели?
У Дейвенпорта дрожали руки и, кажется, губы. Он сказал:
— Вы изучали прошлое Дженнингса?
— Конечно!
— Что он заканчивал?
— Восточный университет.
Дейвенпорт задохнулся от радости, но старался сдерживаться. Это еще не доказательство.
— Он слушал курс экстратеррологии?
— Разумеется, как все геологи.
— Вы знаете, кто читает экстратеррологию в Восточном университете?
Эшли щелкнул пальцами:
— Такой чудик. Как его... Уэнделл Эрт
— Правильно. Чудик, который в своем роде гениален. Чудик, который несколько раз консультировал Бюро и всякий раз находил блестящее решение. Чудик, чье имя я уже собирался назвать, когда понял, что к нему и велит прибегнуть записка. Стрелка указывает на символ Земли. Это значит — отправляйтесь на Землю. А всякий ученик Эрта знает, к кому обратиться на Земле.
Эшли всмотрелся в листок.
— Возможно, вы и правы. Но что этот Эрт скажет такого, до чего б мы не додумались сами?
Дейвенпорт с вежливым спокойствием отвечал:
— Предлагаю спросить это у него, шеф.
Эшли с изумлением огляделся по сторонам и несколько раз сморгнул. Он попал не то к колдуну, не то в экзотическую антикварную лавку; казалось, сейчас из полумрака с воплем вылетит демон.
Освещение было слабое, углы прятались в тени. Стены едва угадывались, заставленные полками с микрофильмами. За трехмерной Галактический Линзой можно было с трудом различить схемы звездного неба. Карта Луны в дальнем углу вполне могла оказаться картой Марса.
Лампа освещала лишь одно место — стол в середине комнаты, заваленный бумагами и открытыми книгами. Здесь же стояло устройство для чтения микрофильмов с заправленной пленкой и весело тикал старинный круглый будильник.
Эшли с трудом верил, что на улице — ранний вечер и светит солнце. Здесь царила вечная ночь. Окна он не приметил, и хотя в комнату явно поступал свежий воздух, начальник отдела почувствовал приступ клаустрофобии.
Он придвинулся ближе к Дейвенпорту, которого странная обстановка явно не смущала.
Дейвенпорт тихо сказал:
— Сейчас придет, сэр.
— Здесь всегда так? — спросил Эшли.
— Всегда. Насколько я знаю, он никуда не ходит, только в университет через студенческий городок.
— Господа, господа!—раздался пронзительный тенор.— Рад вас видеть. Как мило, что вы зашли.
В комнату вкатился кругленький человечек, пересек тень и оказался на свету.
Он широко улыбался и поправлял сползшие вниз очки с толстыми стеклами, чтобы разглядеть гостей. Едва он отпустил руку, очки снова съехали на самый кончик носа картофелиной и повисли, грозя свалиться совсем.
— Я — Уэнделл Эрт.
Жидкий седой клинышек на пухлом круглом подбородке не прибавлял достоинства, которым не могли похвастать улыбка и яйцевидное туловище.
— Господа! Как мило, что вы зашли! — повторил Эрт и не глядя плюхнулся в кресло. Ноги его не доставали до пола на целый дюйм и болтались в воздухе. — Мистер Дейвенпорт, вероятно, помнит, как... э... важно для меня не выходить отсюда. Я путешествую только пешком, и прогулки через студенческий городок мне вполне хватает.