— Ты в порядке?
— Как я выгляжу?
— Можно сказать так: ты похорошел. Губы у тебя всегда были уродливыми.
В комиксах про Энди Каппа, которые печатаются в «Daily Mirror», Капп — пьяница и волокита — ругает характер своего друга, сидя в баре с огромной кружкой пива. Парень на соседнем табурете добавляет от себя несколько нелестных замечаний, но в ответ получает не мрачное одобрение, а апперкот: «Как ты смеешь так говорить о моем друге!» Дружеские отношения между Стюартом Сатклиффом и Джоном Ленноном охватывают область не только запретную, но и необъяснимую для посторонних. Чем еще можно объяснить внезапные примирения после многочасовых перебранок, тайные намеки во внешне невинном замечании, после которых один из них уходил, хлопнув дверью, и непонятные другим шутки? Возможно, Леннона и Сатклиффа неправомерно сравнивать с Давидом и Ионафаном, но Джун Ферлонг, одна из натурщиц Ливерпульского регионального колледжа искусств, убеждена, что никогда «не встречала парней, которые были бы так близки, как эти двое». Более того, их дружба вызывала у Джорджа и особенно у Пола ощущение ревности, подобное тому, какое возникает у ребенка, когда другие дети в семье мешают его длительному общению с обожаемым старшим братом. По той же причине Леннон поначалу расстроился, когда Сатклифф и Астрид Кирхгерр влюбились друг в друга, хотя это могла быть просто зависть, поскольку девушка нравилась ему самому.
Неоспоримо одно. Во время бурной юности, предшествовавшей такой же беспокойной зрелости, никто — как полагает Джонни Бирн — не был так близок с Ленноном, как Стюарт. Тем не менее история жизни Сатклиффа до его знакомства с Ленноном в 1959 году не менее интересна, чем известная всем история жизни его товарища. Стюарт родился 23 июня 1940 года в Эдинбурге и был первым отпрыском союза, который поверг в шок родственников его отца. Чарльз Сатклифф женился на католичке Милли Кронин — и это в то тревожное время, когда многие шотландцы ставили знак равенства между папизмом и фашизмом. Однако скрыться от своего окружения на несколько лет в Англии их заставили воспоминания о предыдущих браках. В конечном итоге они все-таки вернулись в Эдинбург, где родился сначала Стюарт, а в 1942 году его сестра Джойс. Через год мобилизация заставила их переехать в Хьютон, неподалеку от судоверфи в Мерсисайде, куда направили инженера-кораблестроителя Чарльза. Семья больше никогда не вернется в Шотландию, а Стюарт, Джойс и вторая дочь Полин усвоили тягучий ланкаширский выговор, оставшийся с ними на всю жизнь.
В средней классической школе Прескотт обнаружилось, что Стюарт способен скопировать на бумаге любую двумерную фигуру; кроме того, у него выявились зачатки собственного стиля, а также желание посвятить свою жизнь одному из видов изобразительного искусства. Однако, несмотря на то, что Артур Баллард нередко пропускал по стаканчику с мистером Сатклиффом, уважавшим его способность в больших количествах поглощать пиво, отец Стюарта не считал профессию художника достойным занятием для мужчины. Все произошло так, как предсказывала Милли: «Отец был шокирован. Мы надеялись, что сын станет врачом. „Мой сын художник! — в сердцах воскликнул отец. — Я никогда этого не переживу“».
Стюарт пошел против воли отца — в любом случае тот почти все время проводил в море — и поступил в художественный колледж на год раньше, чем обычно принимались в него ученики, — как «вундеркинд». «Он с одинаковой легкостью мог стать и скульптором, и художником», — вспоминал Филипп Хартас, а Артур Баллард, который был наставником Стюарта и Леннона, говорил, что на своем веку он «видел и других одаренных студентов, но лишь немногие из них, или вообще никто, несли в себе эту искру гениальности».
Великолепные работы Стюарта были кульминацией долгой и кропотливой подготовки. Билл Харри был увековечен Стюартом на портрете в стиле Ван Гога. «Сначала он сделал около 40 набросков, — вспоминал Билл, — а затем начал писать портрет на доске и закончил работу за один день. Я был удивлен, насколько легко у него это выходило. Просто само собой».
Одна из курсовых работ Стюарта, «Функция двери», открывает перед нами его склонность работать в одиночестве, а не в насыщенной разговорами атмосфере класса: «В тишине уединения я нашел тот элемент, в котором проявляется все великое». Другие философские заявления в его работе совпадают с просветляющим утешением, которое Beatles услышат из уст Махариши Махеш Йоги десять лет спустя. Сатклифф также внешне выпадал из своего времени, соединяя некоторые приметы внешности битника (например, редкую, клочковатую бороду) с намеренно потрепанной одеждой «стиляг». «Его героем был Джеймс Дин, — вспоминал Баллард, — и он был похож на него». Стюарт еще больше отличался от других своими музыкальными вкусами. По словам Рода Мюррея, «он был первым, кто принес в колледж записи рок-н-ролла, невзирая на то, что большинство людей по-прежнему считали поп-музыку хламом».
В глазах Джона Леннона это было достоинством, когда под покровительством Билла Харри их пути якобы случайно пересеклись. К началу 1959 года Билл был редактором и главным (или даже единственным) сотрудником ряда недолговечных и циркулировавших в узких кругах журналов, один из которых предназначался для музыкального магазина Фрэнка Хесси — по словам Билла, Фрэнк испортил его ужасным названием «Frank Comments». He сломленный неудачей, Харри принялся за осуществление более амбициозного плана: он намеревался написать книгу о Ливерпуле. Стюарт мог стать ее иллюстратором, а Джон внес бы вклад своими смешными стихами. Идея проекта возникла у Билла потому, что он очень раздражался и испытывал разочарование, когда отправлялся в кино, а там шли только американские фильмы. Лучшими комиками тоже считались американцы, но лично мне нравились Eagle и т. п. Я очень любил все британское, и особенно Ливерпуль. И я сказал себе: «Почему мы не можем сделать что-нибудь для Ливерпуля?»
Неофициальная рабочая группа собралась в студенческом пабе на Райс-стрит, чтобы обсудить последнюю идею Билла. Это была теплая беседа, закончившаяся ничем, но именно в этой насыщенной сигаретным дымом атмосфере зародилась дружба Стюарта и Джона. Тогда они и предположить не могли, насколько тесно переплетутся их жизни — и смерти.
Они были одногодками, но Джон учился на курс младше Стюарта. Отношение к учебе у них настолько различалось, что многие преподаватели колледжа удивлялись, когда узнавали, что эти два парня не только знакомы друг с другом, но и являются лучшими друзьями. «Характер Стюарта был совсем иным — в том смысле, что юноша отличался склонностью уходить в себя, — свидетельствует Филипп Хартас. — Он мог впасть в задумчивость, он много размышлял, он мог на время отключиться от происходящего вокруг, а затем включиться вновь. Его голова была постоянно занята какими-то мыслями, и он жил не в таком быстром ритме, как Джон».
Укрепляли дружбу Стюарта и Джона не только различия, но и общие черты. Так, например, оба страдали близорукостью, и у обоих не было отцов, которые могли бы служить направляющей (или сдерживающей) силой. Обоих вдохновлял Модильяни, который голодал в своей мансарде, жег мебель, чтобы согреться холодной парижской зимой, и рано сошел в могилу. Более заманчивым вариантом им представлялся счастливый конец комедийного фильма «The Horse's Mouth» — по мотивам романа Джойса Кэри, — который они посмотрели в кинотеатре на Клейтон-сквер в 1958 году. Фильм с участием кинозвезды Алека Гиннеса рассказывал об увлеченном своим творчеством художнике, который мог быть модернизированным английским вариантом Модильяни. В жизни, в быту, он был ужасен, но друзья подпадали под его обаяние. В известном смысле это совпадает с тем, что один из студентов колледжа сказал о Ленноне: «Он действительно был ужасным парнем, но мне он нравился».
О самопожертвовании Джон узнал не только из дискуссий со Стюартом о Модильяни, но из пьяных подвигов совместно с другими, более распущенными парнями их колледжа. Более того, в отличие от Модильяни, главного героя «The Horse's Mouth» и самого Сатклиффа, Джон был по сути своей ленив. Однако под влиянием Стюарта он стал с большей ответственностью относиться к замыслам, которые воплощал на холсте. «Именно Стюарт подогревал интерес Джона к знаниям, — говорил Артур Баллард. — Другими словами, Стюарт развивал его. В противном случае Леннон так никогда бы не узнал о дадаизме — он был слишком невежественен».
