– Отчего же, очень хорошо понимаю. Сам был бойцом эскадрона ЧОН. Все понимаю, товарищ комиссар. А коней лишних нема.

И кавалерист приложил руку к козырьку фуражки, давая понять, что разговор окончен.

Саша сказала:

– Весь привоз знает – биндюжник, у которого украли коня, обратился в ЧК за помощью. Привоз ждет, чем кончится дело. – Она коснулась пальцами смешного бинокля на груди командира. – Хочешь, подарю тебе морской «цене»?

– Чего? – не понял командир.

– Бинокль подарю, морской. Вот такой! – Саша раздвинула руки, показывая, какой у нее бинокль. – Подумай, друг, сотни людей на привозе ждут, с чем этот дядька придет из ЧК!..

Кавалерист с ненавистью поглядел на биндюжника. Казалось, вот-вот вцепится в него.

– А ну, – вдруг сказал он, – ну-ка, показывай свои руки!

Возчик оторопело взглянул на Сашу.

Кавалерист схватил его руки, повернул ладонями вверх. И ладони, и мякоть пальцев были покрыты сплошной серой коркой мозолей.

– На четвереньках бегал, что ли? – пробормотал конник.

– Га? – не понял биндюжник.

– Дура, – укоризненно сказал кавалерист. – Эх ты, дура зеленая. Как же умудрился проворонить коня? Или горилки нажрался?

Бородач замотал головой. Жалкий, с безвольно повисшими вдоль бедер ручищами, стоял он перед конником и Сашей и тяжело дышал.

Командир достал из сумки список, стал изучать его. Наконец выбор был сделан.

– Шамрай! – позвал он.

– Ну, слава богу! – прошептала Саша.

Она перехватила напряженный, взволнованный взгляд старого возчика, озорно подмигнула. Биндюжник просиял. Отвернувшись, шумно высморкался.

– Чего это вы? – сказал кавалерист, складывая список реквизированных лошадей.

Саша не ответила.

Подошел Шамрай. Это был угрюмый человек, на вид вдвое старше своего командира.

– Слухаю, – сказал он, неумело беря под козырек.

– Шамрай, – преувеличенно строго проговорил конник, – какое имеешь мнение за ту каурую?

– Которая в чулках?

– Она самая.

– Известно какое, – сердито сказал красноармеец, догадавшись, зачем прибыла девица и ее патлатый спутник. – Вполне справная лошадь.

– Имею сомнение, что годится она под седло красному кавалеристу. Ты подумай, Шамрай, не спеши говорить окончательно.

– Третьего дня брал ее, так хвалил, – пробурчал Шамрай. – Теперь, вишь, засомневался. Чего это ты вдруг, товарищ командир?

– А я говорю, слабовата она грудью, – выкрикнул кавалерист, почти с ненавистью глядя на непонятливого подчиненного. – И мастью не вышла – одна каурая на весь табун. Как же это я проглядел!..

– «Мастью», – передразнил Шамрай. Но вот он встретился взглядом с командиром и закончил совсем иным тоном: – Мастью-то, может, и верно…

– Ага! – Кавалерист облегченно вздохнул, стал прятать бумагу в сумку. – Готовь лошадь. Сдадим ее как бракованную товарищу комиссару ЧК.

Напряженно прислушивавшийся к разговору биндюжник при слове «бракованная» охнул и ухватил Сашу за руку.

– Погоди! – прошептала она.

Между тем командир закончил диалог с Шамраем. Тот отправился за лошадью.

– Ну вот, – сказал конник и улыбнулся Саше. – Пиши расписку, комиссар.

Саша поблагодарила его взглядом, достала из сумки бумагу и карандаш.

– Повезло тебе, дядька, – усмехнулся командир. – Защитница такая, что не устоишь…

Возница не ответил. Вытянув шею, он смотрел туда, откуда должен был появиться Шамрай с лошадью.

Саша написала расписку, протянула ее кавалеристу.

– Стой! – вдруг горестно закричал возчик и выхватил у нее бумагу.

Саша увидела возвращавшегося с лошадью красноармейца.

– Коня у меня увели! – вопил биндюжпик. – Зараз тягал сто пудов – такой был зверюга! А это чего? Кобыла же это, прости господи!..

– По-моему, хорошая лошадь, – сказала Саша и нерешительно посмотрела на командира.

– Вполне справная, – подтвердил тот.

– Не возьму!

– Ну, вольному воля. Нету у нас другой лошади для тебя, дядька. Веди ее назад, Шамрай.

И кавалерист сделал вид, будто хочет уйти.

С воплем отчаяния биндюжник выхватил повод из рук Шамрая, с неожиданной легкостью вскочил на лошадь. Каурая с места взяла в галоп.

Последний луч заходящего солнца скользнул по лесной опушке, высветил легкие кроны нескольких березок и дубков.

Солнце село, и в лесу сразу сделалось сумрачно и тревожно, хотя небо на западе еще было багровым. Потом к горизонту спустилось облачко и совсем погасило день.

На опушке появились двое, мужчина и женщина, задержались у развалин древней халупы.

– Здесь, – негромко сказал Шагин, озираясь по сторонам. – Место приметное, уединенное. Верст на десять ни одного жилья. Думаю, отыщешь его, ежели возвращаться будешь… одна.

– Вместе вернемся, – резко сказала Саша. – Вдвоем будем искать.

Шагин не ответил. Отцепив от пояса плоский австрийский штык, с сомнением поглядел на блестящее лезвие.

– Лопаты не взяли, – посетовал он, с силой вонзая штык в мягкую землю.

Саша помогала – поначалу откладывала в сторону срезанные пластины дерна, потом горстями отбрасывала взрыхленную жирную землю.

Яму копали около часа.

Взошла луна, стало светлее. Закончив работу, Шагин отправился к кустам, принес тяжелый мешок. Хотел было сбросить его в яму, но передумал и опустил на дерн.

– Ты чего? – сказала Саша.

– Клади сюда и документы. Здесь сохранятся лучше, чем прямо в земле.

– Верно, и разыскать будет легче.

Саша развязала мешок. Содержимое его заблестело в мягком свете луны: мешок был набит серебром – слитками и посудой, сплющенной, смятой.

Шагин передал девушке свои документы – партийный билет и чекистский мандат.

– Карманы выверни, – сказала Саша. – Посмотри, не завалялась ли какая бумага: вдруг прорвалась подкладка? Внимательно осмотри, Андрюша.

Шагин понимающе кивнул, тщательно ощупал свой старенький суконный пиджак, брюки, промял подкладку, швы.

– Чисто, – сказал он, для верности сбросил и сильно встряхнул пиджак.

– Давай и револьвер. – Саша показала на наган, который у Шагина был заткнут за пояс.

– Я бы зарыл и его, – нерешительно проговорил Шагин. – Кто знает, как все обернется…

– Давай, – повторила Саша.

Она положила револьвер на траву, стала заворачивать в платок документы Шагина, свои собственные бумаги. Затем порылась в мешке, извлекла большой кувшин с широким горлышком и золоченой ручкой, запихала туда платок с бумагами. Кувшин занял свое место в мешке.

– Ну вот, – сказала Саша и принялась завязывать мешок.

– Погоди. – Шагин тронул Сашу за руку. – Портфель с ценностями надо сюда же. – Он просительно заглянул ей в глаза. – Пойми, мы скоро вернемся, очень скоро и все разыщем. Не надо упрямиться.

Саша прервала работу, подняла на собеседника напряженное лицо:

– А шифровка?

Шагин знал, что она скажет об этом. Шифровка из центра пришла в день, когда в городе началось восстание эсеров, а на окраинах застучали выстрелы спешивших на подмогу эсерам белогвардейских отрядов.

Конечно, городской ревком и ЧК знали о сложившейся обстановке. Знали, но не могли что-либо изменить. Слишком неравны были силы. Почти все оружие, последние запасы продовольствия, все до единого отряды и группы вооруженных большевиков, даже батальон ЧОН, – все это было отдано фронту. Сейчас городу никто не мог помочь. Красная Армия была далеко – напрягая все силы, сдерживала вооруженные и экипированные интервентами войска Колчака и Деникина, корпуса и дивизии немцев и белополяков, американцев и англичан, французов и итальянцев, соединения и части некоторых других держав.

Вот по этой-то причине город, которым за последние два года кроме большевиков попеременно владели войска германского кайзера, меньшевики, эмиссары Петлюры, объединенные отряды французов и греков, многострадальный полуразрушенный город вновь подпал под кровавую пяту врагов, на этот раз – эсеров и белогвардейцев.