Говорила она механически, почти не слыша собственного голоса. Саша все глядела на бородача в шляпе с пером. Оставив подводу, он пробирался к центру площади.

Атаман задал еще несколько вопросов и умолк. Соображал, о чем бы еще спросить.

– Бабу надо пощупать. – «Хорек» шагнул к Саше, ухватил ее за плечо, намереваясь сорвать платье.

Саша была готова к этому. Отшатнувшись, вскрикнула и повалилась на землю. Падая, сильно толкнула присохший к израненному телу портфель. Она вновь вскрикнула, теперь от пронзительной боли, и потеряла сознание.

Когда Саша очнулась, женщины поили ее водой. Еще две селянки наседали на «хорька», выталкивая его из круга.

Площадь гневно гудела. Атаман размахивал руками, что-то кричал, но его не было слышно. Тогда он выхватил маузер и выпустил в воздух несколько пуль.

Стало тише.

– Раскудахтались, кацапы вонючие, – прорычал он, тяжело дыша. – А ежели то комиссары и мы их упустим?

Женщина в сапогах с короткими голенищами показала на окровавленные ноги пленницы:

– Глядите, люди, якой це комиссар!

– И бумаги у них справные, – поддержала ее другая крестьянка. – Сами же проверяли. Вот писарь говорит: все в полной справе. Не позорь бабу, атаман!

– Помыть ее надо да внести на лежак, чтобы отошла. – Женщина в сапогах приблизилась к атаману: – Дозволь, возьму ее в свою хату. А ты караул поставь, если сомнение имеешь.

Главарь бандитов и сам видел, что хватил через край. Движением руки он успокоил собравшихся. Обратился к Саше:

– Встань, баба!

Шагин помог Саше подняться на ноги. Атаман подошел ближе, упер руки в бока.

– Ежели ты из здешних мест, должен кто-нибудь знать тебя и в нашем селе. Назови этого человека, пусть откликнется, и тогда иди с миром.

Саша ответила, что в селе у нее нет знакомых: с малых лет жила в городе, в услужении, пока не вышла замуж.

– Вона! – протянул атаман. – Что же, наши и в город ездят, на привоз или еще куда. – Он повысил голос, обращаясь к сельчанам: – Кому ведомы эти люди, кто даст ручательство, что не комиссары?

Никто не отозвался.

Молчал и биндюжник, ошеломленно разглядывая Сашу, ее обезображенную фигуру.

Атаман повторил вопрос.

И тогда бородач будто очнулся. Растолкав людей, стал пробираться в первые ряды.

Саше стало трудно дышать. Рука невольно потянулась к вырезу кофточки, где был спрятан наган.

Между тем атаман заметил старика, поманил нагайкой.

Возчик приблизился, стащил с головы шляпу. Все это время он не сводил глаз с Саши.

На церковной паперти появился местный священник – тощая нескладная фигура в длинной, до пят, выцветшей рясе. Прикрыв ладонью глаза, он оглядел площадь, собравшихся на ней сельчан, увидел пленных.

– Ты кто? – спросил атаман биндюжника. – Из каких будешь мест? Чем занимаешься?

– Тутошний я…

– Прозвище?

– Микола Ящук.

– Свой, значит. – Атаман осклабился. – А чего вылез? Может, знакомы тебе мужик и баба?

Все так же глядя на Сашу, Ящук согласно кивнул:

– Трошки знакомы.

– Выкладывай, кто такие!

– Ее знаю, бабу.

– Давай, Микола Ящук. Где видел ее?

– Та в городе, где же еще!

При этих словах возчика поп проворно обежал с паперти, стал пробираться в круг.

– А ты чего? – сказал ему атаман.

– Коня у него отобрали в городе, – сказал священник, положив ладонь на плечо Ящуку. – Доброго коня увели комиссары. А взамен дали дохлятину. – Дернул биндюжника за руку, показал на пленных: – Они и есть те самые каты? Ежели опознал, говори, не запирайся!

– Дрова ей возил, – сказал бородач, исподлобья взглянул на Сашу и отвернулся.

– Какие дрова? – опешил священник.

– Березовые кругляши.

– Стой! – Атаман оттолкнул попа, готовившегося задать новый вопрос. – Куда возил дрова? В комиссариат?

– Не… – Биндюжлик замотал головой. – До дому дрова возил. Она на привозе купила, я и отвез.

– Да кто же они есть?

Ящук скосил глаза на писаря, который все еще держал в руках документы пленников.

– Баба – учительша, – твердо сказал он. – А мужик – супружник ее законный.

Пленников привели в хату, стоявшую здесь же, на площади, втолкнули в глухой чулан позади горницы. Дверь затворили, они остались одни.

Когда глаза освоились с полумраком, Шагин увидел ведро воды и брошенный на пол мешок с сеном. Слабый свет проникал сквозь щели в рассохшейся дощатой двери. В самую большую щель можно было разглядеть часть горницы – массивный некрашеный стол и угол комнаты с божницей, традиционным рушником над ней и веточкой вербы. Окно находилось левее, косо бьющий оттуда свет разрезал сумрак плотной сверкающей полосой.

Шагин постарался удобней устроить Сашу – пододвинул сено к стене, усадил девушку на мешок, чтобы была опора спине. Затем оторвал от своей рубахи широкий лоскут, смочил в ведре, прохладную влажную тряпку положил Саше на лоб.

– Да, да, – прошептала она, – сейчас мне гораздо лучше, не беспокойся, Андрюша.

Скрипнула входная дверь. В доме появилась хозяйка. Сперва Шагин разглядел в дверную щель ее ногу в стоптанном сапоге с обрезанным голенищем, потом локоть обнаженной руки и древко ухвата. Вероятно, женщина возилась у печи.

Так прошло несколько минут. В воздухе растекся запах варева. Почти тотчас в чулане померк свет – кто-то подошел к двери.

Вот уже стукнула откинутая щеколда. Дверь отворилась. У входа в чулан стояла хозяйка. Шагин узнал ее – это она принесла воды и напала на «хорька», когда тот опрокинул ведро.

– Борщ я сготовила, – сказала женщина. – Наварила полный чугун. Кушайте на здоровье.

Саша задвигалась в своем углу.

– Мне бы выйти…

Хозяйка нерешительно оглянулась, будто спрашивала у кого-то разрешения.

Шагин наклонился вперед и увидел «хорька». Тот сидел на табурете возле окна. На подоконнике стояла наполовину пустая бутыль. Положив карабин на колени, страж неторопливо тянул из жестяной кружки.

– Бабе можно, мужику нет, – изрек бандит, вешая кружку на горлышко бутыли.

Саше помогли встать. Хозяйка обняла ее, осторожно вывела из дома.

Шагин сел на мешок, закрыл глаза. В памяти всплыло все то, что произошло за последнее время. Итак, бандиты знают о портфеле с ценностями. Секретная информация снова просочилась к противнику. От кого же она получена?

Вспомнился убитый чекист. Да, тот, кто стрелял в Гришу Ревзина, мог знать и о портфеле с драгоценностями.

Резонно предположить, что он здесь, этот человек. Приехал, организовал поиски. Возможно, и сам сейчас рыщет в степи: будь он в селе, обязательно пришел бы на площадь посмотреть на задержанных.

Шагин поежился при мысли о том, что предатель может появиться в любую минуту.

Понимала это и Саша. В этих обстоятельствах выход был один – побег немедленно, сейчас, пусть даже с самыми ничтожными шансами на удачу. С этой мыслью она, поддерживаемая хозяйкой, медленно вышла из дома. Женщина провела ее в дальний угол двора, показала на сплетенную из лозняка загородку:

– Здесь… Может, помочь?

Саша покачала головой, шагнула вперед.

Оказавшись в загородке, осторожно огляделась. Крыльцом дом был обращен к дороге. Там стоял второй часовой – Саша увидела его, когда вышла из сеней. Двор, огород, постройки для скота и птицы – все это находилось позади дома, перед ее глазами. А потом начиналась степь.

Как же быть? Конечно, можно допустить, что Шагин сумеет разделаться с двумя стражами. Ну а дальше? О том, чтобы двигаться пешком, не могло быть и речи. Чтобы уйти за ночь далеко в степь, нужны лошади. Где их добыть?

Саша вышла из загородки, оперлась на руку хозяйки. Попросила немного постоять – подышать воздухом, собраться с силами. Задала женщине пустяковый вопрос. Та ответила, стала жаловаться на судьбу: хозяина нет, год назад проходила через село банда, насильно забрала его вместе с конем, с тех пор о человеке ни слуху ни духу.

Так завязался разговор.