— Нет, — говорю я, слегка раздосадованная. — Они позвонили мне.
Она вздохнула, выражая тем самым свое недовольство и разочарование:
— Разве я не объясняла тебе правила?
Я кивнула, широко раскрыв глаза в страхе.
— Все звонки должны производиться в гостиной. Никаких разговоров больше пяти минут. Никому не требуется больше пяти минут на разговоры. Все исходящие звонки должны быть записаны должным образом в блокноте.
Должным образом, я думаю. Это хорошее слово.
— Есть ли у тебя вопросы? — спросила она.
— Нет, — я потрясла головой.
— Я иду на пробежку. Потом у меня прослушивание. Если ты решишь выйти на улицу, убедись, что у тебя есть ключи.
— Так и сделаю. Я обещаю.
Она останавливается, берет мою пижаму из хлопка, и хмурится. — Я надеюсь, вы не собираетесь дальше спать.
— Я собираюсь в Сакс.
Пегги неодобрительно поджимает губы, как будто только ленивый пойдет в Сакс. — Кстати, ваш отец звонил.
— Спасибо.
— И помните, все междугородные звонки оплачиваются абонентом, которому звонят. — Она двигается неуклюже, будто она мумия. Если она едва может ходить в этом резиновом костюме, как она в этом бегает?
Я знаю Пегги всего лишь 24 часа, и мы уже не ладим. Вы можете назвать это ненавистью с первого взгляда.
Когда я приехала вчера утром, растрепанная и слегка растерянная, ее первыми словами были: — Рада, что вы решили посмотреть номер. Я уже собиралась отдать его, кому-нибудь другому.
Я посмотрела на Пегги, которая я подозревала, раньше была привлекательной, но сейчас как цветок завяла, и хотела отдать номер.
— У меня список желающих на целую милю, — продолжала она. — Вы, дети из пригорода понятия не имеете — ни малейшего понятия — о том, насколько невозможно найти достойное жилье в Нью-Йорке.
Потом она усадила меня на зеленый двухместный диван и информировала меня о «правилах»:
Никаких посетителей, особенно мужчин. Никаких ночных гостей, особенно мужчин, даже если она куда — то уехала на выходные. Не брать ее еду. Никаких телефонных разговоров более пяти минут — ей нужна свободная телефонная линяя на случай, если позвонят по поводу прослушивания. Не возвращаться домой после полуночи. Мы можем ее разбудить, а она нуждается в каждой минуте сна.
И самое важное, никакой готовки. Она не хочет прибирать наш беспорядок.
Боже. Даже у песчанки свободы больше, чем у меня.
Я жду, пока не услышу звука закрывающейся двери, затем слышу стук на фанерной стене рядом с моей кроватью.
— Дин — дон, ведьма мертва, — Я говорю.
Лил Уотерс, маленькая девочка — бабочка, выглядывает из-за фанерной двери, которая соединяет наши телефоны.
— Кто-то нашел мою сумку! — восклицаю я.
— О, милая, это чудесно. Это как одно из тех волшебных совпадений, что происходят в Нью-Йорке, — говорит она.
От радости она подпрыгивает на краю раскладушки и чуть не переворачивает ее. Все в этой квартире такое хлипкое и не прочное: перегородки, двери, кровати.
Наши "комнаты" сделаны из гостиной и образуют 2 маленьких пространства 6 на 10 метров, в которых есть место только для раскладушки, складных столика и стула, маленького шкафа с двумя ящиками и ночником.
Дом находится на Второй авеню, так что я называю нас с Лил "Узниками Второй авеню" после фильма Нила Саймона.
— А что на счет Пегги? Я слышала, как она кричит на тебя. Я же говорила тебе: не звони из своей комнаты. — Лил вздыхает.
— Я думала, что она спит.
Лил трясет головой. Мы с ней в одной программе в The New School, но она приехала на неделю раньше, чтобы акклиматизироваться, что так, же означает, что у нее комната немного лучше.
Чтобы попасть в свою комнату, ей нужно перейти через мою, так что у меня даже меньше пространства, чем у нее. — Пегги всегда рано встает, чтобы побегать. Говорит, что должна сбросить 20 фунтов1.
— В том резиновом костюме? — спрашиваю я, ошеломленная.
— Она говорит что потеет.
Я оценивающе смотрю на Лил. Она на два года старше меня, но выглядит на пять лет моложе. Со своим невысоким ростом, она, скорее всего, большую часть своей жизни, будет выглядеть лет на двадцать. Но не стоит ее недооценивать.
Вчера, когда мы впервые встретились, я пошутила на тему того, как ее имя будет смотреться на обложке книги, на что Лил лишь пожала плечами и сказала:
— Мой псевдоним Э.Р. Уотерс. (или Элизабет Рейнольдс Уотерс). Когда люди не знают, что ты девочка, то это помогает мне публиковать работы.
Затем она показала мне два своих стихотворения , опубликованные в "Нью-Йорк".
Я чуть не упала.
Затем я рассказала ей о встрече с Кентоном Джеймсом и Бернардом Сингером. Знаю, встреча со знаменитыми писателями — это не то же самое, что быть напечатанным где — то, но я подумала, что это лучше, чем ничего.
Я даже показала ей бумажку, где Бернард Сингер написал свой номер телефона.
— Ты должна ему позвонить, — она сказала.
— Я не знаю. — Я не хочу делать слишком большое дело из этого.
Я было погрузилась в раздумья о Бернарде, но тут вошла Пегги и сказала нам быть потише.
Сейчас я с ухмылкой улыбаюсь Лил.
— Пегги — , говорю я, — она действительно пойдет на прослушивание в этом резиновом костюме? Ты можешь представить, какой будет запах?
Лил ухмыльнулась:
— Она посещает спортзал Люсиль Робертс. Говорит, что принимает душ там. Вот почему она всегда такая очумевшая. Сначала потеет, бегая по всему городу, а потом ищет место, чтобы помыться.
Это заставляет нас смеяться до упаду, и мы падаем, хихикая на мою кровать.
Рыжеволосая девушка была права. У меня не возникло проблем с ее поиском.
Более того, ее невозможно пропустить, она стояла на тротуаре перед Сакс, держа в руках табличку с надписью "ДОЛОЙ ПОРНОГРАФИЮ" на одной стороне и "ПОРНОГРАФИЯ ЭКСПЛУАТИРУЕТ ЖЕНЩИН" на другой.
Позади нее стоит небольшой стол покрытый фотографиями из порно журнала.
— Внимание, девушки! Скажите порнографии — нет! — кричит она.
Она машет мне своим плакатом.
— Не хочешь подписать петицию против порнографии?
Я как раз собираюсь объяснить, кто я, когда незнакомец меня прерывает.
— О, ради Бога, пробормотала женщина, проходившая мимо, — можно подумать, что кому-то есть дело до чужой сексуальной жизни.
— Эй! — кричит рыжеволосая девушка, — Я слышу это, ты знаешь? И я определенно не одобряю это.
Женщина оборачивается. – И что?
— Что ты знаешь о моей сексуальной жизни? — спрашивает она. У нее ярко красные , короткие волосы. Она носит строительные сапоги и комбинезон, под которым надета рваная фиолетовая футболка.
— Милая, понятно, что у тебя ее нет, — с ухмылкой отвечает женщина.
— Да? Может быть, я и не занимаюсь сексом, как и ты, но ты — жертва системы. Вам промыли мозги Патриархией.
— Секс продается, — говорит женщина.
— За счет женщин.
— Это смешно. Вы когда-нибудь задумывались о том, что некоторые женщины действительно любят секс?
— И? — Девушка смотрит, как я воспользоваться мгновенным затишьем, чтобы быстро представить себя.
— Я Кэрри Брэдшоу. Вы звонили мне. Моя сумка у вас?
— Ты Кэрри Брэдшоу? — Она, кажется, разочарована. — Что вы делаете с ней? — Она указывает пальцем в сторону женщины.
— Я даже не знаю ее. Если бы я только могла получить свою сумку.
— Возьми, — говорит рыжеволосая девушка, если бы у неё было достаточно места. Она поднимает свой рюкзак, достаёт мою Кэрри сумку, и вручает её мне.
— Спасибо, — благодарю я, — если Вам когда — либо понадобится моя помощь...
— Не переживай по этому поводу, — отвечает она гордо. Она берет свой плакат и обращается к пожилой женщине в жемчуге. — Вы хотите подписать петицию против порнографии?"
Пожилая женщина улыбается. — Нет, спасибо, дорогая. В конце концов, какой в этом смысл?
Рыжеволосая девушка тут же падает духом.
