Она держит голову, наклоненной к мужу, как бы говоря "Я знаю, я красивая, но сегодня его ночь." Я полагаю, это проявление настоящей любви.

Либо так, либо это очень хорошая игра актеров.

Я не вижу Райана или Капоте, так что я притворяюсь, что заинтересованная в искусстве. Вы тоже подумали, что люди с таким же успехом в этом заинтересованы, но пространства напротив картин в основном пусты, как будто главная тема открытия — это социализация.

И, может быть, по хорошей причине. Я не могу решить, что я думаю по поводу картин. Они черные и серые, с тощими фигурами, которые кажутся жертвами жестокого насилия или распространителями травмы. Адские капли крови капают со всех сторон.

Тощие фигуры, словно пронизаны ножами и иголками, в то время как когти рвут их лодыжки. Все это очень тревожно и совершенно незабываемо.

—Что ты думаешь? — спрашивает Рэйнбоу, подходя сзади.

Я удивлена, что она опустила тебя к тому, чтобы спросить мое мнение, но до сих пор я единственный человек здесь, который почти ее возраста.

—Сильно, — я говорю.

—Я думаю они жуткие.

—Правда? — я удивлена, что она так честна.

—Только не говори моему отцу.

—Не скажу.

— Райан сказал, что он приглашает тебя на ужин, — говорит он, крутя кусок бахромы.

— Я рада. Я хотела сама тебя пригласить, но у меня не было твоего номера.

—Ничего. Я рада быть здесь.

Она улыбается и исчезает. Я возвращаюсь к разглядыванию картин.

Возможно, Нью—Йорк не такой уж и сложный.

Возможно, принадлежность — это просто вопрос проявления себя.

Если люди видят тебя достаточно часто, то они начинают считать тебя частью их группы.

Вообще—то, Райян и Капоте появляются, уже с бокалами в руках.

Райан слегка покачивается и Капоте навеселе, здоровая с каждым, как со старым другом.

—Кэрри! — говорит он, и целует меня в обе щеки, словно нет ничего радостней, чем видеть меня.

Секретные позывные знаки сквозь толпу. и вот, несколько человек скользит к выходу.

Это, вероятно, избранные — те, у которых есть приглашение на ужин.

— Давай, — говорит Райан, кивая головой на дверь.

Мы следуем за группкой по улице, и тут Райан проводит рукой по свои волосам.

— Чувак, это было отвратительно, —возмутился он.

— Вы должно быть удивитесь, узнав, что мир идет к тому, кто называет его "искусством"!

—Ты — филистер, — говорит Капоте.

— Ты не можешь сказать мне, что тебе на самом деле нравится эта дрянь.

— Я так и думаю, — говорю я. — Должно быть это будоражит.

— Будоражит, но не в хорошем смысле, — говорит Райан.

Капоте засмеялся. — Мальчик может уехать из пригорода, но пригород из мальчика никогда!

Ты серьезно оскорбляешь своим комментарием,— еле сдерживается Райан.

—Я из пригорода, — говорю я .

— Конечно, так и есть, — сказал Капоте, с долей презрения.

— А ты из места получше? — приняв его вызов, сказала я.

— Капоте. принадлежит к одному древнему Южному роду, милочка, — сказал Райан, имитируя акцент Капоте.

Его бабушка отбилась от Янкис. Что делает ее почти сто пятидесяти летней.

— Я никогда не говорил. что моя бабушка воевала с Янки. Я говорил, что она мне сказала никогда не жениться на ком—то из них.

— Я полагаю, это впускает меня, — комментирую я, пока Райан посмеивался, оценивая.

Ужин проходил на чердаке лофта Джессенса. Помнится около 10 лет назад, Эл смеялась надо мной, что Джессенс живет в доме без воды, что ж, мои ранние предположения были не за горами.

Здание в самом деле было чуток устрашающим.

В будке лифта, есть дверь, которая закрывается вручную, и все это сопровождается лязгом проволоки о ворота. А внутри находится рукоятка для перемещения лифта вверх и вниз.

Все эти действия над лифтом, вызывают ужас.

Когда мы вошли в лифт, все пять человек оживленно обсуждали альтернативные способы найти лестницу.

— Как же ужасно, когда люди живут в столь отвратительном месте, — сказал мужчина с желтыми волосами.

— Зато дешево, — высказала свою точку зрения Райан.

— Дешевое, не должно быть опасным.

Подумаешь маленькая опасность, когда ты являешься самым важным артистом Нью-Йорка, — сказал Капоте в своей обычной манере.

— О мой бог...Ты просто мачо! — ответил мужчина.

Освещение в лифте было тусклым, и когда я обернулась на голос, я обнаружила, что это был никто иной, как Бобби.

Бобби с показа мод. Который приглашал меня послушать его чтение.

— Бобби! — чуть ли не срываясь на крик, говорю я .

Сначала он меня не узнал.

—Привет, рад вас нова увидеть, — сказал он на автомате.

— Это я, — настойчиво сказала я. — Кэрри Бредшоу.

И внезапно он вспомнил.

—Ах, да! Кэрри Бредшоу. Драматург.

Капоте фыркает, не видя заинтересованных лиц в управлении рукояткой лифта, и берет все на себя. Он тянет рукоять на себя, лифт пошатываясь едет вверх с омерзительным толчком, который бросает нескольких человек к стене.

— Я так рада, что ничего не ела сегодня, — отметила про себя женщина в серебряном пальто.

Капоте удается остановить лифт близко к третьему этажу, это означает, что двери открылись на несколько футов выше пола. Как обычно по-джентельменски, он прыгает и протягивает свою руку леди в серебряном пальто.

Райан выходит самостоятельно, сопровождаемый Бобби, который подскакивает и падает на колени. Когда моя очередь, Капоте колеблется, его рука балансирует в воздушном пространстве.

—Все хорошо, — говорю я, отклоняя его предложение.

—Давай же, Кэрри. Не будь дурой.

—Другими словами, попытайся быть леди,— я бормочу, беря его руку.

—Хоть один раз в твоей жизни.

Я собираюсь продолжить этот спор, когда Бобби вводит себя и связывает его руку через мою.

— Давайте возьмём выпить, и вы можете рассказать мне все о своей новой пьесе, — он нахлынул.

Огромное открытое пространство было торопливо реконструировано во что-то напоминающее квартиру добавлением стен гаража.

Область около окон такая же большая как каток; вдоль одной стороны стол, покрытый белой тканью, которая, вероятно, на шестьдесят мест.

Перед потолком на уровне окна группировка кушеток и кресел, драпированных парусиной

Деревянный пол изношен, от трения ног сотни рабочих. Вообще-то в некоторых местах он черный, как будто кто-то решил устроить маленький пожар, но затем передумал и потушил его.

—Вот, держи, — говорит Бобби, протягивая мне пластиковый стаканчик. наполненный ,как оказывается, дешевым шампанским. Он берет меня за руку. — С кем ты хочешь познакомиться? Я знаю всех.

Я хочу убрать свою руку, но это выглядело бы грубо. И, к тому же, я уверена, Бобби просто дружелюбный.

— Барри Джессен? — спрашиваю я смело.

— Ты его знаешь? — спрашивает Бобби, так искренне удивляясь, что это меня рассмешило.

Я и представить не могу, почему Бобби подумал, что я знаю великого Барри Джессена, но, очевидно, он предполагает, что я распространена достаточно.

Что только подтверждает мою теорию: если люди видят тебя достаточно, они думают, что ты одна из них.

Бобби подводит меня прямо к самому Барри Джессену, который вовлечен в разговор с несколькими людьми одновременно, и подталкивает меня в круг.

Мой здравый смысл рассеялся как туман, но Бобби казался неуязвимым к неприятельским взглядам.

— Это Кэрри Брэдшоу, — представляет он Барри.

— Она до смерти рада Вас увидеть. Вы — её любимый художник.

Ни единое слово не является правдой, но я не имею права противоречить ему.

Особенно, если выражение лица Барри Джессена изменяется с раздражённого на спокойно—заинтересованное. Он не устойчив к лести — абсолютно наоборот.

Он ожидает этого.

— Действительно?— его черные глаза закрепляются на мне, и я внезапно почувствовала жуткое ощущение взгляда в лицо Дьявола.