Наш вертолет, заложив прощальный круг, ушел на север.

Мы с Львом Васильевичем вышли на крутой берег Мурптамы-Тари и стали взглядом провожать вертолет, а когда он скрылся из глаз, я вдруг с удивлением и ужасом заметил, что круча, на которой мы стоим, — гора мяса: тут были десятки (если не сотни!) гусей ощипанных, полуощипанных, нещипаных (их большинство), зеленые оленьи окорока, неободранные зайцы — словом, кошмар!

— Это что же такое?! — оторопел я. — Это в какие же ворота лезет, Лев Васильевич?! Да я им сейчас такое устрою!

— Погоди! — ухватил меня за рукав Лев. — Тут виноваты скорее всего не они. У них же и оружия с собой нет, мелкашка да дробовик... Это, наверное, землепроходцы с вездеходов этих да с тракторов. Гуси-то ленные, набить их можно сколько угодно, вот и теряют голову отдельные слабые личности... Бывает, бывает это на Севере. Я и не такое видел. — Он махнул рукой.

— Но зачем, — горячился я, — какая цель? Ведь очевидно же, что не переработать такую пропасть добычи, зачем же брать-то?..

— Зачем, зачем, — рассердился Лев Васильевич, — затем!

Пришла Валя и передала приглашение геодезических начальников отужинать.

Под балком, накрепко привязанный к брусу, жалкий и несчастный лежал наш Фрам. За свою выходку был он отменно выпорот. Причем я убежден, что он решил: выпороли его за воровство. Я бросил ему цельного вареного гуся, подобранного там, на берегу Мурптамы-Тари. Фрам с благодарностью посмотрел на меня; в глазах у него стояли боль и раскаяние.

В жарко натопленном балке (печка топилась беспрерывно) за столом вместе с Наташей и Валей сидели геодезические начальники: один — уже известный мне красавец с медальонным профилем; другой — старый, плюгавый, с лысиной во всю голову; возле печки хлопотал какой-то серенький тихий безмолвный мужичонка (за весь вечер он не сказал ни единого слова, за стол с нами так и не сел, а все хлопотал, бегая от печки к столу, в сени и обратно).

— Что же это у вас творится, граждане?! — грустно спросил я. — Вы гору мяса на берегу видели?

— Да, — торопливо сказал плюгавый, — мы поднимем этот вопрос.

— Поднимем, — солидно согласился красавец, — и поставим в соответствующее время и в соответствующем месте.

— Но, — как-то заискивающе сказал лысый, — мы бы хотели поговорить с вами о другом. Вас, как я вижу, четверо, вещей с вами почти нет, а нам сегодня надо вот так, — он чиркнул себя ребром ладони по горлу, — попасть в Косистый.

— Рад бы душой, — развел руками Лев Васильевич, — но мы же ведь на Тулай-Киряке все свои образцы оставили. И все снаряжение. А это килограммов восемьсот, никак не меньше...

— А у вас с собой, поди, полторы тонны рыбы, — усмехнулся я, — вон они, четыре бочки четырехсотки...

— Да нет, — сразу поскучнел плюгавый начальник, — с рыбой-то у нас всего одна бочка, килограммов триста, остальные бочки мы здесь оставим... Да и не в этом дело: мы бы не стали так убедительно просить вас, кабы была у нас хоть малейшая возможность задержаться здесь еще дня на два-три, но к нам в Косистый завтра «Ан-12» должен быть из Иркутска...

— И вам на нем свою рыбу отправить надо, — съязвил я.

Лысый начальник грустно вздохнул, а начальник-красавец побагровел от негодования.

— Без нас «Ан-12» отправиться назад, в Иркутск, не может, — сказал он, — будет ждать. А вы знаете, сколько стоит день простоя такого гиганта, а?!

Мы промолчали. Повисла тяжелая пауза. Безмолвный мужичонка поставил на стол жареных сигов. Некоторое время все молча ели. (К сожалению, мы ничего к столу добавить не могли: все наши харчи увезли на озеро ребята.)

— Другого вертолета в Косистом нет, — через некоторое время начал новую атаку плюгавый начальник, — один этот...

— И занаряжен он, кстати, нашей организацией на две недели, — добавил красавец, — если бы не аварийно-спасательные работы...

— Вот-вот, — опять встрял я, — так что платить-то за эти рейсы будем мы, а не вы...

— Если бы не аварийно-спасательные работы, которые совершенно неочевидны, — продолжал гнуть свою линию красавец, — и вопрос о которых, возможно, есть смысл поднять по-другому и в другом месте...

— Ну, — вспылил Лев Васильевич, — вот это уж вы бросьте! Не вам судить о нашей ситуации здесь: в балке, с печкой, да с углем, да с вездеходами!..

— Давайте не будем ссориться! — торопливо вмешался плюгавый начальник. — Вот отменного чайку рекомендую. Наш иркутский чаек, у нас знаменитая на всю Сибирь чаеразвесочная фабрика... А образцы ваши мы отдельным рейсом вывезем. Завтра же, и, разумеется, сами оплатим время... Если, конечно, будет погода и у летчиков саннорма не кончится...

— Ну, если так, тогда ладно, — нехотя согласился Лев Васильевич и поспешно добавил: — Кстати, о деньгах... Наши образцы, которые там, на Тулай-Киряке остались, тоже, учтите, подороже золота стоят...

Итак, решено, мы летим в Косистый, минуя Тулай-Киряку. Ах, как предусмотрительны мы были, когда консервировали наши образцы и снаряжение!

Со стороны озера появился наш вертолет и вскоре сел возле балков.

В балке летчиков угостили все теми же сигами. (Безмолвный мужичок нажарил их целую гору, причем вполне профессионально.) Здесь же Лев Васильевич объявил им наше решение: лететь сразу в Косистый; летчиков такой вариант, разумеется, весьма устроил.

— Чуть не забыл, — небрежно сказал мне начальник-красавец, — там пять хороших сижков в сенях, возьмите.

— Подарок от вас, что ли? — усмехнулся я. — Или, может, взятка?

— Да нет, почему же, — все так же небрежно ответил тот, — это ваши горе-путешественники поймали, да, должно быть, забыли отдать вам. Возьмите, нам чужого не надо.

Теперь уже Фрама не нужно было уговаривать лезть в вертолет: он первым влетел туда и устроился в ногах у радиста Сани.

По дороге присели у рыбаков на озере Портнягина. Присели на минутку, чтобы передать какие-то детали для лодочного мотора. Рыбаки дали летчикам пару мешков крупного гольца (у них в земле сделан морозильный погреб вроде того, который в Хатанге посещал я, только, разумеется, меньших размеров), а мне на уху презентовали здоровенного, килограммов на пять, только что выловленного муксуна.

И вот под нами уже и Хатангская губа (она совершенно чиста — ни льдинки), а за нею впереди в кружевных серых сумерках встает поселок Косистый.

До свидания, Таймыр!

Поселились мы в том же самом общежитии. Летчики проводили нас до дому и помогли донести наши вещички и подарки. (Олег от имени всего экипажа преподнес Наташе здоровенного, в полметра ростом и в пуд весом — никак не меньше, гольца в презент.) Теперь в «нашем» общежитии уже живут, занимая самую большую (бывшую «мужскую») комнату, ребята-сварщики из Красноярского политехнического института. Они варят огромные цилиндрические емкости для хранения горючего и попутно выполняют всяческие сварочные работы (которых оказалось вдруг множество) для поселка, аэропорта и военных. Нам выделили маленькую (бывшую «женскую») комнату. Мы поставили три кровати с панцирными сетками, расстелили на них спальные мешки, разложили наше имущество. Устроились.

Утром, наскоро позавтракав, мы с Львом Васильевичем отправились к геодезистам, чтобы договориться о том, как и когда будут вывозить наши образцы с Тулай-Киряки-Тас. В домике, где разместилась контора геодезистов, чисто, уютно и даже франтовато. На стенках висят пузатые часы, карты Таймыра (флажками помечены места работы отрядов), репродукции с картин старых мастеров (цветные вкладки из журналов «Огонек»). В большой светлой горнице огромный стол; на нем пишущая машинка, телефон. За ослепительной белизны русской печью — закуток, занавешенный игривыми ситцевыми занавесочками (там — постель завхоза). Вскоре и сам он появился оттуда и, склонив голову на бок, шепеляво спросил:

— Чем могу быть полезен?

Мы изложили наше дело. Завхоз грустно улыбнулся, обнажив челюсти, в которых отсутствовали все передние зубы (так вот почему он шепелявил!), и развел руками: