Теперь здесь находились два суверена и два двора. Толпа была столь плотной, что наводила на мысль о поле битвы при Азенкуре. Торжественные песнопения и сигналы труб звучали оглушительно.

«Высшее зло именуется хаосом, а хаос — это союз Бургундии и Англии». Адам не забыл, о чем он думал в ту самую ночь. То, чего он так страстно желал, за что столько сражался, наконец, свершилось. Этот день, вторник 21 мая 1420 года, был днем его триумфа. Адама должна была бы переполнять радость, а между тем мысли его витали где-то очень далеко. Он не переставал думать о том, что произошло двумя годами раньше в этом же самом соборе Святых Петра и Павла, о своем посвящении в рыцари, потому что речь шла о его судьбе, а его собственная судьба гораздо важнее судеб Франции и Англии.

Бракосочетание дочери Карла VI Катрин и Генриха V состоялось в том же соборе через полторы недели, 2 июня 1420 года, в воскресенье на Троицу.

Сразу же по окончании церемонии Генрих V продемонстрировал всем, до какой степени ситуация изменилась и кто теперь является истинным хозяином положения.

На главной площади Труа должны были быть организованы состязания на копьях, чтобы торжественно отметить радостное событие, и французские рыцари, большие любители подобного рода развлечений, прибыли отовсюду, желая принять участие в турнире.

Но Генрих V, как и почти все его соотечественники, не любил турниров. Строгим голосом он запретил состязания, заявив, что война — вот наилучший способ для рыцаря продемонстрировать свое воинское искусство. Кое-кто стал бурно возмущаться отменой турнира. Однако английский король напомнил, что отныне он, Генрих V, является регентом королевства. Тот, кто станет оспаривать приказы регента, будет арестован и осужден. Теперь, когда власть принадлежала ему, Генрих не скрывал присущей ему твердости и даже жестокости; его правление обещало стать безжалостным.

Адам де Сомбреном как раз принадлежал к числу тех, кто пытался протестовать. Он желал покрыть себя славой ради Лилит, стать рыцарем из легенды. Он мечтал об этом так давно — и вот теперь ему было отказано!

Но Адам тотчас пожалел о том, что предпринял свой демарш. Взгляд, который бросил на него король, был поистине ледяным. На сей раз у Адама не оставалось сомнений в том, что король его возненавидел. Он вернулся в Сомбреном, крайне взволнованный…

***

У Евы уже заметно округлился живот. Полностью обнаженная, с одной лишь монашеской накидкой, она выглядела чрезвычайно непристойно. Осознавая это, она плакала еще больше, чем невероятно веселила Лилит.

Прошло несколько месяцев… В октябре живот Евы стал огромным, роды могли случиться со дня на день. Господин и госпожа де Сомбреном не покидали свою жертву ни на минуту. Все свое время они проводили с ней в подвале. Наверху тщательно караулили Полыхай и его люди, внимательно следя за тем, чтобы туда не проникли посторонние.

Схватки начались накануне Дня всех святых. Как и всегда в день большого христианского праздника, Адам соблюдал строжайший пост. Именно это обыкновение некогда сохранило ему жизнь в Шатонёфе; именно потому, что Маго не стала тогда поститься, она умерла от отравления спорыньей.

Лилит сама принимала ребенка. Она обладала кое-какими познаниями в этой области и действовала весьма уверенно. На одной из стен замка висели часы, и только что пробил двенадцатый удар, оповещая о наступлении следующего дня, второго ноября, когда на свет появился младенец. Лилит и Адам дружно закричали от радости: мальчик!

Лилит быстро перерезала пуповину и омыла новорожденного, после чего они с Адамом приступили к церемонии, которую давно продумали. Перед официальным крещением следовало отпраздновать истинное «крещение» и посвятить Филиппа силам зла, которые будут защищать его с этого самого мгновения и до конца дней его.

Лилит закутала ребенка в длинное черное покрывало, затем куском угля начертала на его лбу перевернутую пентаграмму, в то время как Адам читал свою молитву:

— Да изменит солнце свой извечный ход! Да последует за осенью лето, а за весной — зима. Да превратятся люди в диких зверей…

До сих пор Ева безмолвно переносила свои мучения. Она осталась равнодушной, когда увидела, что новорожденный — мальчик, хотя появление наследника сира де Сомбренома означало для нее смертный приговор. Но тех ужасных манипуляций, которые похитители проделывали с ее сыном, она вынести не могла. Ева страшно закричала, однако гораздо громче звучал смех ее мучителей. И в эту самую минуту маленький Филипп тоже издал свой первый крик…

Утром на следующий день Адам и Лилит пригласили к себе Олимпу и Мышонка. Счастливым родителям, разумеется, требовалась хорошая кормилица, а кто мог подойти лучше, чем великанша, которая кормила грудью своего девятимесячного отпрыска? Учитывая ее природу, ей было чем выкормить двух младенцев!

Лилит лежала на кровати в своей комнате, с измученным, но радостным видом; ребенок, завернутый в белые пеленки, находился у нее на руках; рядом стоял гордый Адам. Олимпа и Мышонок очень обрадовались, когда узнали, что роды прошли благополучно и что родился мальчик. Великанша очень осторожно взяла младенца на руки, чтобы дать ему грудь.

Затем Адам отправил посланника в Дижон. Он сообщал герцогу о рождении ребенка и просил оказать ему честь вместе с герцогиней стать крестными родителями. Человек вернулся в тот же день с положительным ответом. Герцог и герцогиня обещали прибыть в Сомбреном зимой на День святого Мартина.

Одиннадцатого ноября Филипп Добрый и Мишель Французская действительно прибыли в Сомбреном. Адам и Лилит приняли всевозможные меры предосторожности, чтобы Еву никто не увидел. Полыхай запер ее в покинутом здании на отшибе и получил приказ оставаться там вплоть до отъезда гостей. Ему было поручено следить, чтобы пленница не попыталась позвать на помощь криками.

Филиппа Доброго сопровождали два его узаконенных бастарда, Корнель и Антуан, которым было соответственно четыре года и пять. Адам удивился: герцог так охотно выставляет напоказ свои внебрачные связи, нисколько не опасаясь оскорбить супругу!.. Но стоило увидеть эту самую супругу, чтобы понять все. Мишель Французская казалась боязливой, покорной и безропотной. Несмотря на свое благородное происхождение, в браке с Филиппом она не имела права голоса.

Церемония крещения была очень пышной и торжественной, но настоящее празднество началось позже. Чтобы заслужить милость своего сюзерена, Адам опустошил все сундуки Сомбренома, а Сомбреном был поместьем весьма богатым.

Пир был почти таким же роскошным, как и тот, что был задан при бургундском дворе на День святого Андрея — самый первый пир, на который был приглашен Адам Безотцовщина. Самые изысканные и дорогие блюда сменяли друг друга, из заветного погреба достали редчайшие вина.

Сидя рядом с герцогом, Адам с удовлетворением наблюдал довольное выражение его лица. Однако к концу пиршества Филипп Добрый позволил себе немного критики:

— Примите мои поздравления, дорогой сир де Сомбреном. Но я вижу здесь лишь гастрономические радости. Неужели вы забыли о простых сельских удовольствиях?

Хотя Адам был прекрасно осведомлен о распутстве Филиппа Доброго, он не осмеливался ничего предложить ему — из-за присутствия супруги. Но когда он увидел, что бледная герцогиня лишь вздохнула, делая вид, будто ничего не расслышала, он понял, что церемониться не стоит.

— Разумеется, я подумал об этом, монсеньор. Велите позвать?

— Настоятельно прошу вас… Уверен, вы припасли для меня нечто необыкновенное!

Адам задумался. «Нечто необыкновенное»… Если бы ему удалось поразить своего гостя, ослепить его, он бы столько всего добился… И внезапно Адам нашел решение. Он хлопнул в ладоши:

— Приведите Олимпу!

Через несколько минут великанша была на месте. Она робко остановилась прямо перед герцогом. Филипп Добрый поднялся. Его лицо оказалось как раз на уровне великанского бюста.