Увидев, что первая попытка завершилась неудачей, Альбре решил послать в бой этих самых спешенных рыцарей, среди которых находился и он сам. Самое странное, что на этот раз ему почти повезло.

Во всеобщей толкотне Изидор Ланфан потерял равновесие и упал. По нему прошелся добрый десяток людей в тяжелых доспехах, и оруженосец Шарля де Вивре потерял сознание…

Эта монолитная группа — плечо к плечу — была непробиваема. Время от времени английские стрелы находили себе жертву, но ряды тут же смыкались вновь. Опустив головы в шлемах, тяжеловооруженные французские рыцари неумолимо приближались к передовой линии английской армии.

При виде этой надвигающейся массы английские лучники в ужасе побросали оружие и разбежались. Французы, вероятно, выиграли бы сражение, но тут вмешался Томас Эрпинхэм. Он напомнил своим людям об угрозе, которая была целиком выдумана Генрихом V:

— Вернитесь! Они возьмут вас в плен и отрежут по три пальца!

Эффект был достигнут, лучники повернули обратно. Поскольку луков у них больше не было, они вытащили единственное оружие, что еще у них оставалось — кинжалы с широкими клинками, — и бросились на людскую стену очертя голову, точно прыгнули в ледяную воду. И произошло чудо!

Увязшие в непроходимой грязи рыцари, гораздо более тяжелые и неповоротливые, оказались полностью в их власти. Клинки легко проникали в зазоры в латах, как раз на уровне шеи, и безжалостно разили в горло. Французы мешали друг другу, путаясь под ногами у своих же товарищей. Они скользили по грязи, а теснота не позволяла им вытащить из ножен мечи.

Началась настоящая резня. Поначалу опьяненные кровью английские лучники убивали всех, не делая различий, разя даже самых знатных и высокородных, за которых могли бы получить баснословный выкуп. Так пали коннетабль д'Альбре, графы Брабантский и Неверский. Затем англичане опомнились, сообразив, что в их руках, возможно, целое состояние и добычу упускать нельзя.

И так в плен попал Шарль Орлеанский, получивший перед этим тяжелое ранение, а также командир бретонцев граф Ришмон и один из его рыцарей, Шарль де Вивре.

Шарль осознавал, что Изидора Ланфана больше рядом нет. Что же до остального, он ничего не видел, ничего не понимал, он был оглушен и ошеломлен криками, давкой, толчками со всех сторон. Должно быть, сейчас впервые в жизни недуг не делал слепца более уязвимым, чем прочие. Здесь все находились в равном положении — никто ничего не видел перед собой и чувствовал полную свою беспомощность.

Дабы ускорить смерть, Шарль оставил забрало открытым. Он ощутил острие клинка на своих губах и услышал голос, произносящий с чудовищным английским акцентом:

— Мое имя Бэрри Брэган. Вы мой пленник, монсеньор.

Шарль не мог сдержать крика отчаяния. Пленник! Он пленник! Вместо того чтобы со смертью обрести тех, кого он любил, ему годами придется гнить в английской тюрьме…

Он взмолился:

— Сжальтесь, убейте меня!

Но лучник лишь повторил ему, как заведенный:

— Мое имя Бэрри Брэган. Вы мой пленник, монсеньор.

Очевидно, эту фразу он выучил именно на данный случай, но французского языка не понимал. Шарль заплакал…

Некоторые из стоявших вокруг лучников подобрали свое оружие и принялись стрелять, на этот раз в направлении второго отряда рыцарей.

Рено де Моллен, прижатый к своему крестному, успел увидеть, как приближается летящая стрела, и живот его скрутило страхом. Одно мгновение — и перед ним вспыхнул ослепительный свет. То, чего он ожидал, случилось. Да, именно так! Ответ на его вопрос — этот страх! Он испугался, потому что хотел жить. Он хотел жизни, а не смерти, жизни, которой ему так не хватало в Моллене! Жизни! Он отдает предпочтение прекрасной герцогине перед недоступным единорогом. Как ее зовут? Жанна? Да, именно так, Жанна. Он любит Жанну Беррийскую!

Рено хотел сказать это своему крестному, но началась давка, и какой-то рыцарь, ухватившись за щит с гербом Моллена, случайно порвал цепь. Рено увидел, как его щит падает в грязь, и закричал:

— Едино…

Закончить это слово он не успел. Стрела вонзилась ему прямо в шею, в то самое место, где еще мгновение назад висел тарж [38] — щиток с гербом. Она порвала черную шаль Мелани и вышла через затылок.

Гильом де Танкарвиль издал звериный рык. Убит! Рено убит! Ряды французских рыцарей вновь сомкнулись, да так тесно, что убитый остался на ногах. Рено был мертв, но стоял прямо, поддерживаемый своими соседями по строю — крестным и тем самым рыцарем, который невольно стал причиной его смерти, когда порвал цепочку.

Гильом де Танкарвиль даже не почувствовал боли потери. В этом бурлящем котле сражения не было места страданию. Танкарвиль только что увидел, как судьба разыграла его карту, вот и все.

И карту его крестника тоже… Оборвав его жизнь, стрела приняла все решения за него. Она словно навсегда заморозила Рено, обрекая его вечно пребывать в одном и том же состоянии. Но было ли это состояние истинным? Кто знает о тех сомнениях, о тех вопросах, что молодой человек задавал себе по пути сюда? Для королевского двора, для герцогини Беррийской, для Мелани, если ей доведется узнать о судьбе своего нареченного жениха, — для всех Рено де Моллен навек останется рыцарем с единорогом, безутешным влюбленным, который отправился на битву с одной лишь целью — быть убитым. Человек, который до самого своего конца остался верен недостижимому идеалу. Отныне и навечно Рено де Моллен — человек, которому даже в голову не приходило жить, как живут другие…

Поступил новый приказ. Настало время второму корпусу рыцарей вступить в бой. Танкарвиль громко закричал:

— Моя очередь!

Он бросился вперед, но тучность подвела его: он во весь рост растянулся прямо в грязи…

Эта вторая атака оказалась для англичан гораздо опаснее первой. Прежде всего, потому, что очень мало лучников были в состоянии стрелять, а второй корпус французских рыцарей был многочисленней, чем все английское воинство, вместе взятое.

Командование принял герцог д'Алансон. Яростно ведя контратаку, он отбросил вооруженных кинжалами лучников за деревню Азенкур и в лес Трамекура. Ситуация становилась критической. Генрих V понял, что настало время поставить на карту все. Он сам бросился в гущу боя, дабы воодушевить своих людей.

Алансон направился прямо на него, и завязалась яростная битва. Французский командующий сам ударом секиры сразил герцога Глостерского, брата короля, который нес английский стяг, в то время как другой французский рыцарь добрался до английского короля и сорвал один из цветков золотой короны, венчавшей его шлем.

Оглушенный Генрих V упал на колени. Но гвардия решительно бросилась ему на помощь. Выделяясь среди всех, Адам Безотцовщина размахивал мечом с неслыханной яростью, проявляя все свое умение владеть оружием. Самым его горячим желанием было встретить Шарля де Вивре, о котором он знал только одно: у него на щите семейный герб Вивре. Мэтр Фюзорис, разумеется, не преминул описать его, упомянув красный и черный цвета.

Но в данный момент у Адама имелись задачи поважней. Жизнь короля в опасности. Если Генрих V погибнет, судьба сражения окажется решена…

Гильом де Танкарвиль поднялся. После того как он рухнул на землю, по нему промчались тысячи наступавших рыцарей, его помяли так, что на нем места живого не было. К тому же с ног до головы он был покрыт грязью и походил на огромную грязную свинью.

Танкарвиль издал зычный крик:

— Пить!

Он отвязал кубок из чистого золота, знак отличия главного управляющего винными погребами Франции, который висел у него на шее. Кубок тоже оказался грязным и помятым: в него нельзя было наливать вино. Требовался кусок чистой ткани, чтобы вытереть сосуд, но вокруг была одна лишь грязь.

Танкарвиль долго шарил глазами вокруг, прежде чем заметил труп солдата, одежда которого была не слишком испачкана. Это был один из английских королевских стражников, который украсил себя проклятым лжегербом короля, где смешивались английские леопарды и французские лилии.