– Я слышал…

– Буду сражаться. Но еще не знаю, где окажусь.

– Вы ведь наверняка знакомы там с кем-нибудь. Туда бы я и отправил «Буколики».

– Я ни с кем не знаком, монсеньор.

Виргилио д'Орта приблизился к молодому человеку. Его красивое умное лицо, которому седеющие волосы придавали еще большую мягкость, улыбалось.

– Прошу вас… Почему вы таитесь от меня, почему не хотите мне довериться… сир де Вивре?

Анн отшатнулся.

– Я не сир де Вивре!

– Простите, если я причинил вам боль… Но все же ответьте: кого вы знаете в Орлеане?

Анн глубоко вздохнул и решился. У него не было никакой причины лгать этому человеку.

– Мой крестный – Жан Бастард, а крестная – Бонна Орлеанская.

Виргилио д'Орта кивнул.

– Я отправлю свое послание герцогине. Ваш крестный, должно быть, слишком занят войной.

У Анна теперь было одно на уме: уехать как можно скорее. Все тут причиняло ему слишком острое страдание. Он начал благодарить своего гостеприимца, но тот прервал его.

– Это я обязан вам всем! Всю свою жизнь я буду вашим должником. Если когда-нибудь я смогу сделать что-то для вас, я буду счастливейшим из смертных. Не забудьте, что я могу многое. Я ведь богат, очень богат…

Он протянул Анну кошелек, но тот отказался. Они вышли. Анн откланялся и вскочил на Безотрадного. Виргилио д'Орта махнул ему на прощание рукой.

– Прощайте, синьор Анн Иерусалимский, прощайте и grazie! He знаю, почему вы больше не сир де Вивре, но уверен: когда-нибудь вы снова им станете.

Паломник не солгал, сказав Анну, что положение во Франции сделалось катастрофическим. Хуже того, оно стало почти безнадежным.

На самом деле Франции как таковой больше не существовало. Точнее, их стало две: Франция захватчиков и их приспешников – и Франция французов и тех, кто остался верен дофину.

После смерти несчастного Карла VI в 142 2 году для англичан, бургундцев и почти всех провинций к северу от Луары королем Франции стал Генрих VI Английский. А поскольку тот был слишком мал (ему и года не исполнилось, когда умер Карл VI), то от его имени правил регент, его дядя герцог Бедфорд.

В противоположность северным, все южные провинции считали своим королем старшего и законного сына покойного Карла VI, которого называли «дофином» из-за того, что он пока не был коронован, поскольку Реймс, где традиционно проходили все коронации французских королей, оказался на английской половине страны.

Если неоспоримое право дофина на корону могло быть так попрано, то лишь потому, что его собственная мать, Изабо Баварская, приняла сторону англичан и не поколебалась лишить сына отцовского наследия. Она дошла даже до того, что заявила, будто он – вовсе не сын короля, но плод ее прелюбодеяния.

Собственно, во всей этой истории сила с самого начала надругалась над правом, и англичане, победители при Азенкуре, лишний раз хотели доказать, на чьей она стороне.

В прошлом июне их лучший военачальник Джон Монтегю, граф Солсбери [10], высадился в Кале во главе двенадцатитысячного войска. Его замысел был прост: завоевать Мен и Анжу, две последние провинции к северу от Луары, сохранившие верность дофину, а затем взять Орлеан. Нападение на Орлеан противоречило кодексу рыцарской чести, поскольку носитель титула, Карл Орлеанский, был пленником в Лондоне, но англичан уже давно не заботили рыцарские условности, коль скоро они вели войну.

И все у них прошло, как на параде. Опрокинув противника, люди Солсбери взяли Ле-Ман, Анжу и вышли к берегам Луары. Никогда еще дофин не попадал в более тяжелое положение. Он уже давно распродал свои драгоценности, и денег у него не осталось никаких. Пришлось решиться на крайние меры. Он впервые собрал Генеральные штаты верных ему провинций.

И те сумели дать доказательство патриотизма, проголосовав за исключительный налог в четыреста тысяч ливров на борьбу с англичанами. Платить должны были все, кроме состоящих в армии дворян, студентов, нищих и служителей Церкви.

Но пока Штаты заседали, враг не оставался в бездействии и завладел главными городами на берегах Луары: Менгом, Божанси, Жарго, Клери. Так что песня паломника успела устареть! Держался только Орлеан, да и то лишь потому, что пока не был атакован. Но скоро настанет и его черед!

Орлеан… Обе противоборствующие стороны были уверены в том, что решительное столкновение неминуемо. Дофин Карл был готов на все, чтобы спасти Орлеан. Этот город закрывал путь в его земли. Взломав последний запор, враг всей силой обрушится на остаток «французской Франции». Регент Бедфорд и граф Солсбери намеревались употребить любые средства, чтобы завоевать Орлеан. Уж они-то знали, что, взяв этот город, они заграбастают и всю Францию.

К началу осени 1428 года французы и англичане, воевавшие уже около ста лет, оказались согласны в одном пункте: судьба их бесконечной распри решится в Орлеане.

Покидая Орту во второй раз, Анн чуть было не поддался отчаянию, но Безотрадный отвлек его и доставил самое неожиданное из утешений.

Как только они снова пустились в путь, конь стал резвиться и прыгать. Он весело несся вскачь. Верный спутник Анна уже вел себя так – в самом начале паломничества, но тогда неуместная радость животного лишь усугубила боль всадника, чуть не толкнув к самоубийству.

Сейчас все происходило по-другому. Хоть и велика была скорбь от разлуки с Теодорой, она ни в какое сравнение не шла с чувством полной обреченности, охватившим Анна на дороге в Бордо. Наоборот, теперь он был растроган и даже умилен обожанием, которое неизменно демонстрировало ему благородное животное.

Впервые Анн по-настоящему задумался об этом своем товарище, последовавшем за ним на край света, впервые понял, что любит его. Прежде он сохранял к нему привычное равнодушие, если не враждебность – из-за давнего детского каприза, из-за прихоти избалованного ребенка, о чем свидетельствовало доставшееся коню имя. Как же он был несправедлив и глуп!

Конь продолжал резвиться и пританцовывать, и продолговатое рыжеватое пятнышко на его лбу казалось пляшущим язычком пламени. Дивный, великолепный Безотрадный, столь же благородный, сколь и скромный! Сколько радостей и невзгод разделили они! Анн вновь и вновь вспоминал счастливые и печальные минуты их совместной жизни – и вдруг перестал чувствовать себя одиноким. Он даже начал разговаривать со своим конем.

– Как по-твоему, Безотрадный, где сейчас Теодора?..

Где Теодора? Ну конечно, именно этот вопрос занимал его прежде всего. Анн надолго задумывался над ним, трогая пальцами серую шерстяную повязку на шее и время от времени поднося ее к губам. Как он сказал Виргилио д'Орте, она наверняка покинула остров вплавь, подобно волчице. Она ведь и есть волчица. И чем больше юноша размышлял над этим, тем крепче становилась его уверенность: Теодора движется в ту же сторону, что и он сам.

Теодора будет сопровождать его, держась на расстоянии, она станет оберегать своего мистического супруга, если он вдруг окажется в опасности. Она затаится где-нибудь неподалеку, в лесах, в своей вотчине. Он немного надеялся, что она навестит его как-нибудь ночью, хотя в глубине души и знал: этого не будет. Слишком она любит его, чтобы отвратить от выполнения долга. Теодоре известно, что война и любовь не слишком хорошо сочетаются. Нет, она дождется победы и в тот день, наконец, явит себя. Женщина-призрак, победительница, как и он, – вот что будет ему наградой!

Пока Анн мчался верхом на коне, у него не проходило ощущение, что Теодора здесь, где-то на обочине, – она тайно наблюдает за ним. И так будет во все время боевых действий. Ему предстоит постоянно сражаться на глазах у Теодоры. Ради нее он станет еще более храбрым, еще более доблестным, он станет героем!