Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Они вас зовут, а вы здесь! Ревнуют, что вы предпочли им человека!

Но Теодора не засмеялась с ним вместе. Наоборот, внезапно она посерьезнела.

– Правда, это они меня зовут. И однажды мне придется уйти к ним.

– Что вы такое говорите?

– Я не смогу навсегда остаться с человеком из крови и плоти. А вы не можете вечно жить с тенью.

– Теодора!

– Идемте, вернемся! Вернемся скорее!

***

В один из первых сентябрьских дней, направляясь в замок, Анн увидел нечто ужасающее: опавший лист! Только тут он осознал то, что доселе отказывался замечать: лето уходило. Дни стали короче, солнце – не таким палящим, вода в озере остыла и уже не позволяла им плавать вволю.

А на следующий день они встретили паломника. Это случилось после обеда. С утра все заволокло туманом. Супруги отказались от своего каждодневного купания и отправились покататься на Безотрадном: он – сидя в седле, она – сзади, боком, крепко обхватив его руками. Оба были серьезны и молчаливы. Подобно сновидцам, чувствующим сквозь забытье близящееся пробуждение, они сознавали, что их волшебная греза вот-вот развеется.

С дороги, сквозь туман, долетел чей-то голос. Невидимый путник пел:

Где благородный дофин,

Что с королевством сталось?

Орлеан, Божанси, Вандом да Клери —

Вот и все, что осталось…

Анн резко остановил Безотрадного и соскочил на землю. Этот человек был французом. Что он тут делает? И что это за песня с такими ужасными словами?

Анн столкнулся с путником почти нос к носу. На том было бурое рубище, напоминающее его собственное, голову прикрывал капюшон. Странник был молод.

– Кто вы? Куда держите путь?

– Бедный паломник, иду в Иерусалим и еще так далек от своей цели! А вы сами кто будете? Вы тоже из французского королевства?

Анн объяснил в двух словах, потом спросил с беспокойством:

– А что творится в нашем королевстве? Что это за великие несчастья, о которых вы пели?

– Увы, самые печальные из всех! Англичане повсюду, они уже добрались до Луары. Если перейдут и ее, с дофином будет покончено! Я сам из Орлеана. Когда уходил, они как раз собирались осадить город.

– Боже!

– Храбрый род герцогов Орлеанских теперь – последняя опора Франции. Жан Бастард, который его возглавил с тех пор, как все законные отпрыски герцога погибли или оказались в плену, взялся за оружие. Я его хорошо знаю. Если бы вы видели, какой это благородный человек! Но что он сможет один против стольких противников?

Анн почувствовал, как его пронзила нестерпимая боль. О да, он все это знал. Ведь этот «храбрый род», как назвал герцогов Орлеанских незнакомый паломник, был ему не чужой. А Жана, Бастарда Орлеанского, Анн хорошо знал. Ведь Жан – его крестный отец, а крестная мать – не кто иная, как Бонна Орлеанская, жена несчастного герцога Карла, томящегося в плену в Лондоне. Теперь они все в опасности, в трудах, а он – в тысяче лье оттуда, упивается счастьем на берегу озера… Как властно Бог напомнил ему о себе, как громок глас Господень, как настоятельно повеление!

Паломник, видя, что Анн молчит, решил, что это знак осуждения, и захотел оправдаться:

– Вы, небось, думаете, почему такой молодой человек, как я, не остался воевать…

Он откинул капюшон и показал тонзуру.

– Я священник. Единственный способ для меня помочь несчастной моей стране – это паломничество ко Гробу Христову. Только там у моей молитвы будет достаточно силы, чтобы спасти королевство французское.

Анн вдруг заметил, что Теодора исчезла. Он вскрикнул, вскочил на Безотрадного и бросился за нею. Он долго искал Теодору на дороге, но не нашел. Анн доскакал до самого берега озера, беспрестанно окликая:

– Теодора!

Но берег был пуст. Он помчался к замку, так быстро, как только позволял туман, и остановился возле пристани. Лодки на месте не было. Теодора уплыла на ней к острову. Он смог заметить ее через просвет в тумане: она зажгла оба фонаря, чтобы освещать себе путь, и гребла, сидя на том месте, где раньше сидел он сам. Теперь она одна была на этом островке света, который они прежде делили на двоих.

Час настал. Ему пора вернуться в те края, где он провел раннее детство, чтобы они остались такими, какими он их знал: свободными. И ради этого Анну Иерусалимскому надлежит расстаться – быть может, навсегда – со сверхъестественным существом, которое даровал ему Бог.

Он стиснул в кулаке свою серую шерстяную повязку и прошептал:

– Теодора, дар Божий!

И снова посмотрел на озеро. Теперь оно было равномерно белым. Теодора скрылась в тумане. Она права. Действовать надо быстро, нельзя мешкать, нельзя размягчаться.

У Анна мелькнула мысль об их столь любезном хозяине, о превосходном Виргилио д'Орте. Покинуть его без малейшего слова благодарности, словно вору, было совершенно недостойно, но Анн не мог поступить иначе. Он не чувствовал в себе достаточно мужества, чтобы объявить Виргилио о решении уехать в одиночку, без Теодоры. Быть может, впоследствии, если удастся, он напишет ему письмо, где все объяснит и попросит прощения. А сейчас следует просто уехать! Анн вскочил на Безотрадного и тоже скрылся в тумане.

Вот и все. Украденное лето уступило место воинствующей осени. Анн Иерусалимский направился в сторону Франции и тех городов, о которых пел паломник: Орлеан, Божанси, Вандом и Клери…

Однако следующим утром вернулся назад.

Он не смог заснуть ночью. И не только потому, что боль от потери Теодоры была ему нестерпима. Угрызения совести касательно Виргилио д'Орты тоже не давали покоя.

Чем больше Анн думал об этом человеке, тем сильнее убеждался, что не имеет права исчезнуть подобным образом. Ибо чудом «украденного лета» Анн всецело обязан ему.

Конечно, они с Теодорой были бы счастливы где угодно. Они любили бы друг друга с той же страстью даже в самой жалкой лачуге, в чаще самого враждебного леса. В любом другом месте их любовь была бы столь же велика, но не столь же прекрасна!

Без Виргилио д'Орты не было бы восхитительных берегов, отражавшихся в серых глазах, ни лодки с серебряными фонарями, ни Кастеллино, двойного любовного гнезда, где воркование птиц вторило эхом их любви, да и стольких еще других чудес! Анн должен вновь повидать гостеприимного своего хозяина, чтобы попросту поблагодарить его за чудо.

И вновь он оказался на берегу озера в конце утра. Хорошая погода вернулась. Никогда еще солнце не казалось более ясным. Оно уже не опаляло, как летнее, но лишь восхитительно очерчивало контуры и выделяло каждую подробность пейзажа. От этого Анну стало не по себе. Не следовало ему находиться здесь. Он увидел то, чего не должен видеть. Он сам себе показался мертвецом, открывшим глаза после того, как над ним отпели заупокойную службу…

Тем не менее, Анн поспешил к замку. Решив, что в этот час Виргилио д'Орта должен находиться в библиотеке, он направился прямо туда, не объявив о себе.

Виргилио действительно оказался там. Завидев гостя на пороге, он поспешно вскочил, уронив драгоценный манускрипт, над которым работал.

– Синьор Анн! Какое счастье! Я так беспокоился за вас обоих.

– За нас обоих?

– Вчера вечером, поскольку вы не пришли ужинать, я искал вас повсюду. Вашу лодку нашли на острове; вас же не было… Ведь не покинули же вы остров вплавь! Я уж начал было думать, что вы утонули.

Некоторое время Анн молчал, потом проговорил вполголоса, обращаясь не столько к своему собеседнику, сколько к самому себе:

– Да, конечно… покинула остров вплавь…

– Но… Разве синьора Теодора не с вами?

– Я объясню вам, монсеньор…

– Не говорите ничего, синьор Анн. Это меня не касается. Я бы просто хотел знать, куда вы направляетесь, чтобы переслать вам продолжение моего перевода Вергилия. Для меня будет великой радостью ознакомить вас с ним.

– Я еду в Орлеан, монсеньор. Королевство французское в смертельной опасности.

42
{"b":"20527","o":1}