Шло время, Длинноухий подрастал. Каждый день он узнавал что-нибудь новое и запоминал. Зайчонок уже знал, что мелких птиц бояться не надо. Они сами его пугались. А вот тех, что покрупнее, лучше избегать. Однажды серая птица с большими крыльями погналась за лесным голубем, на лету сбила его и унесла в когтях. Только несколько перышек закружилось в воздухе и медленно опустилось на землю. Потом ястреб-перепелятник появлялся еще несколько раз и почти всегда убивал какую-нибудь неосторожную птицу. Но в один из дней, когда хищник облетал свой участок, вдруг раздался звук, похожий на удар грома, хотя на небе не было ни одной тучи. Пернатый разбойник перевернулся в воздухе и упал в траву. Зайчонка так напугал громкий звук, раскатившийся по лесу, что он, прижав к спине уши, со всех ног поскакал подальше от страшного места.

Однажды ночью Длинноухий выбежал на лужайку и не заметил, как с высокого дерева бесшумно снялась крупная птица и устремилась к нему. От мощных взмахов ее больших крыльев заколебался воздух. Что-то подсказало: берегись! Только проворство спасло зайчонка: он успел юркнуть под раскидистый колючий куст. Кривые когти ночного хищника лишь полоснули по уху. Злобно ухнув, филин покружил над кустом, в глубину которого забился зайчонок, и, поняв, что на этот раз добыча ускользнула, полетел дальше. В ту ночь в лесу часто раздавалось жуткое уханье, оно разносилось далеко вокруг, и Длинноухий каждый раз вздрагивал. Он просидел в своем убежище до рассвета. Разорванное ухо у него потом так и не срослось.

Белки, мыши и лягушки, завидя зайчонка, всегда уступали ему дорогу. Скоро он привык к этим безобидным обитателям леса и перестал ими интересоваться. Случалось ему встречать и других зайчат. Вместе они устраивали веселые игры: прыгали, кувыркались, гонялись друг за другом. Если кто-нибудь замечал опасность, он подавал сигнал тревоги, тогда все мигом разбегались или затаивались.

Лето близилось к концу. Днем Длинноухий обычно лежал где-нибудь в укромном месте, а когда закатывалось солнце и синие сумерки окутывали все вокруг, покидал свое укрытие. О еде зайчонок не заботился: ее вокруг было сколько угодно. После дождей снова дружно полезли грибы. На кустах черной смородины повисли грозди крупных пахучих ягод. В траве алели ягоды клубники и костяники.

Но ни грибы, ни ягоды зайчонку не нравились, он предпочитал им сочную траву.

В одну из тихих теплых ночей Длинноухий выбежал на свою любимую лужайку и встретил здесь веселую ватагу зайчат. Они беззаботно резвились, и ему тоже захотелось поиграть с ними. Никто не заметил, как подкралась лиса. Прижавшись брюхом к земле, она осторожно ползла от куста к кусту, замирала на месте и снова ползла. Потом сделала стремительный прыжок. Один из зайчат, отчаянно вереща, забился в острых лисьих зубах, а остальные бросились врассыпную.

Длинноухий кубарем скатился с пригорка и, не чуя под собой ног, помчался во весь дух. Добежав до оврага, зайчонок перемахнул ручей и только тогда остановился перевести дух.

Длинноухий сидел в гуще кустов, весь сжавшись в комок. Наконец он решился оставить кусты и легкими неслышными прыжками направился вдоль оврага. Но едва добежал до первых деревьев, как что-то внезапно схватило его, больно сдавило шею и отбросило в сторону. Все это произошло настолько быстро, что зайчонок не успел даже вскрикнуть. Он упал и, задыхаясь, судорожно забился, заскреб лапами мягкую землю.

А рано утром сюда пришли люди — старик и мальчик лет шести. Каждый из них держал в руках длинную палку и плетеную из ивовых веток корзину.

Раздвинув палкой траву, старик увидел Длинноухого и наклонился к нему.

— Ишь ты, сердешный, в петлю угодил… Васютка, поди-ка сюда, — позвал он внука. — Глянь, зайчишка.

— Где? Дедусь, покажи.

Мальчик вприпрыжку побежал к деду, размахивая корзинкой, из которой посыпались грибы.

Старик освободил Длинноухого от ржавой проволочной петли и взял на руки. Васютка прижался щекой к зайчонку, и вдруг лицо его просияло:

— Деда! А он живой! У него сердце колотится.

— Но-о? — старик тоже приложился к пушистой шубке зверька. — Верно, стучит. Выходит, мы с тобой вовремя поспели.

Длинноухий и в самом деле был еще жив. Петля, рассчитанная на взрослого зайца, не задушила его, а только сильно сдавила шею. Теперь он понемногу приходил в себя.

— Вот разбойники, — бранился старый грибник, откручивая проволоку от ствола осинки. — Губят зверье бессердечные люди. Ну, попадись только мне, душегуб.

— Кого это ты, деда, ругаешь? — полюбопытствовал внук.

— Известно, браконьеров, — насупился дед. — Кого же еще?

Старик свернул проволоку в кольцо, перекрутил ее несколько раз и, широко замахнувшись, забросил далеко в овраг.

— Деда, а с зайчонком чего делать будем?

— Как чего? Раз живой, отпустим с миром.

— А может, возьмем домой? Я бы ему из ящика клетку сделал. Травы бы ему нарвал.

— Экий ты, право… Живая лесная тварь, Васютка, как и человек, волю любит. А посади его хоть в золотую клетку — сгибнет. Не жалко будет?

Старый грибник взял у Васютки зайчонка, бережно опустил на землю и, подмигнув внуку, весело скомандовал:

— А ну, косой, домо-о-ой… марш!

Окрик деда вывел Длинноухого из оцепенения. Он неуверенно прыгнул раз, другой, третий и скрылся за деревьями.

— Вот так, — сказал старик и ласково посмотрел на внука. — Однако и нам домой пора. Далеконько мы ушли от деревни-то, да и грибов набрали довольно.

Длинноухий неторопливо бежал по старой лесной дороге. По ней редко ездили летом, и постепенно она зарастала травой. Зато в зимнее время на этой дороге часто можно было видеть лошадей, запряженных в сани. Колхозники из ближней деревни приезжали в лес за дровами и сеном, которое было сметано в небольшие копешки. Такие копешки стояли на многих лужайках и полянах.

Зайчонок бежал просто так, без всякой цели. Дорога вывела его на опушку леса. Здесь он остановился, привстал и осмотрелся. Перед ним расстилалось широкое пшеничное поле. Ветер гулял по нему, пригибая к земле тяжелые колосья. Они упрямо поднимались и снова сгибались, отчего все время слышался монотонный шум. За полем вставала неровная темно-зеленая полоса леса. Дорога, огибая поле по краю, уходила туда.

Было заманчиво побегать в незнакомом лесу, и Длинноухий, не раздумывая, направился вдоль поля. По обеим сторонам дороги мелькали красные шарики клевера, белые венчики ромашек и желтые звездочки лютиков. Иногда из-за куста бурьяна выбегали жаворонки. Серенькие птички пробовали бежать впереди зайчонка, но тот легко настигал их. Не выдержав состязания в скорости, жаворонки взлетали, поднимались высоко в воздух.

Внезапно на дорогу упала большая тень и заскользила рядом. Длинноухий не знал, что это такое, но инстинктивно почувствовал опасность и поскакал так быстро, как только мог. Тень на дороге не отставала. У зайцев так устроены глаза, что они прекрасно видят все впереди и по бокам. А вот чтобы посмотреть вверх, для этого им надо остановиться, повернуть голову.

До леса было еще далеко, и Длинноухий делал отчаянные прыжки, стараясь скорее преодолеть открытое место. На какой-то миг он замедлил бег. Тотчас послышался свист рассекаемого воздуха и совсем рядом молнией промелькнула буровато-серая птица. Ее длинные лапы с кривыми острыми когтями едва не вцепились в спину зайчонка. Промахнувшись, ястреб-тетеревятник резко затормозил полет и, описав небольшой круг, снова ринулся в погоню, издавая торжествующий крик. Он был уверен, что добыча от него не уйдет.

И в самом деле, уйти Длинноухому было некуда: место открытое, нигде ни кустика, ни деревца. Он остановился, сжался в комок, беспомощно озираясь по сторонам. Лес, спасительный лес, все еще был далеко. Зайчонок в ужасе заметался по дороге, не зная, где искать спасения. И это было самое худшее, что он мог сделать.