Когда на следующий день дипломат рассказал об этом случае военному атташе, который, без сомнения, во время парада непрерывно щелкал своей сверхминиатюрной камерой, его отволокли в кабинет атташе и учинили форменный допрос. Дипломату показали десятки фотографий различных типов ракет и потребовали, чтобы он указал тот, который он видел. В итоге военный атташе сообщил своему начальству в Лондоне о том, что его коллега «утверждает, что ракеты якобы были сделаны из дерева и, по его утверждению, являлись не чем иным, как макетами»(28). Из рассказа следует, что фотоаналитики не только могут быть введены в заблуждение, но и что их чрезвычайно трудно убедить признаться в совершенных ошибках. Даже прямое свидетельское показание не может сразу сбить их с уже занятой позиции[63].
Существует, как уже говорилось, и проблема перегрузки системы. Американские спутники и самолеты-шпионы производят такое количество снимков, что нет возможности их все просмотреть, не говоря уж о том, чтобы проанализировать. Перехваты, особенно в кризисных ситуациях, идут таким потоком, что аналитики иногда добираются до самой важной информации после того. как кризис разрешился. Техника и технология сами по себе становятся настолько непонятными, что крут сотрудников, способных представить себе общую картину (их количество уже сокращено, исходя из принципа «минимально необходимых знаний»), становится все уже. Гарри Розицки говорит, что в 1980 году аналитик американской разведки встретился с проблемой «переизбытка информации, поступающей из различных источников». Миллионы слов зарубежных радиопередач ежедневно, тысячи сообщений из посольств и от атташе, поток перехватов, ящики фотографического материала, мили пленок, на которых записаны электронные данные, и горстка сообщений от агентов»(29).
Аналитики при виде такого богатства склонны приходить в восторг настолько, что иногда принимают обнаруженные крупицы золота за открытие коренной жилы. Анализ динамики мировых цен на нефть в 1974 году, произведенный главным образом на основе данных, представленных АНБ и ШПС на самом высоком уровне секретности, как оказалось, содержал крайне мало нового по сравнению с тем, что было опубликовано на страницах «Уолл-стрит джорнэл» и «Файнэншл таймс». К выводам, содержащимся в сверхсекретном анализе, без труда мог прийти любой компетентный журналист. Например, в докладе содержалось заключение такого рода: «Некоторые страны ОПЕК пытаются увеличить добычу, месторождения нефти открываются повсеместно, ведутся поиски альтернативных источников энергии. Однако мы не можем с уверенностью предположить, что снижение уровня импорта способно привести к распаду, и неспособны предсказать, когда это произойдет, если произойдет вообще»(30).
Разведданные, касающиеся вторжения Аргентины на Фолклендские (Мальвинские) острова, поступали в изобилии. АНБ и ШПС прочитывали аргентинские военные и дипломатические сводки, орбиты двух американских разведывательных спутников ежедневно проходили над побережьем Аргентины (небо над портами было безоблачным, и аргентинский флот вторжения оказался сфотографированным), спутники-шпионы американских ВМС перехватывали все сообщения, сделанные при помощи электронных средств связи, и, наконец, самолет-разведчик совершал постоянные облеты региона(31). Несмотря на всю эту активность, по словам Джеймса Шлесинджера, лучшим источником информации о намерениях Аргентины оказалась «Пренса» – ведущая газета страны. 28 января 1982 года на её первой полосе было заявлено: «Полагают, что в том случае, если последующая попытка Аргентины добиться соглашения с Лондоном путем переговоров потерпит провал, Буэнос-Айрес захватит острова при помощи силы уже в текущем году»[64].
Почему же дело пошло не так, как надо? Фолкленды продемонстрировали полный провал в сфере интерпретации полученных сведении. Объединенный комитет по разведке верил в то, во что хотел верить, – Аргентина блефует. Несмотря на то что отделения СИС на местах информировали о настроениях, царивших среди аргентинских лидеров, не принимая во внимание данные, полученные в результате перехватов по всем каналам связи, а также сообщения из английского посольства, подтверждавшие чувства, высказанные газетой «Пренса», Объединенный комитет решил, что вторжение отнюдь не неизбежно и даже маловероятно. В то время, когда аргентинские морские пехотинцы высаживались на побережье с целью оккупации Фолклендов, члены британского Кабинета министров безмятежно почивали.
Некоторые потребители продукции электронного шпионажа пытались найти пути повышения её качества. По сложившейся практике любое ведомство, занимающееся разведкой, обращалось в Совет по разведке США с заявкой на получение необходимой информации. После искомого одобрения со стороны Совета директор ЦРУ обращался в АНБ с просьбой выполнить заявку. Этот метод иногда приводил к существенному дублированию работы, так как ведомства, получив желанную информацию, не хотели делиться ею с другими учреждениями.
Чтобы избавиться от этого недостатка, руководители различных разведывательных служб согласились упорядочить метод представления своих запросов. В начале 80-х было решено, что «все разведывательное сообщество будет формировать пакет своих потребностей» и представлять его в АНБ для исполнения. Это означало, что спутники, так же как и наземные станции, должны ориентироваться на самые разнообразные цели: фотографировать советские самолеты для ВВС США, подслушивать переговоры между частными летательными аппаратами для Бюро по борьбе с наркотиками, прослушивать латиноамериканские банки, чтобы узнать для Министерства финансов, намерены ли страны Южной Америки выплачивать свои долги.
Эта практика привела к тактике «пылесоса», то есть обработке всего спектра электромагнитных волн в расчете на то, что для любой полученной информации отыщется адресат. Некоторые потребители начали жаловаться на существенное снижение качества информации и на то, что они стали получать ценной информации значительно меньше, чем получали ранее. Это была одна из тем, обсуждавшихся в 1984 году на конференции в Колорадо-Спрингс. Разведка ВВС, в частности, жаловалась, что обеспечение её данными стало хуже, так как она не всегда получает от АНБ то, что требуется. Один из офицеров ВВС привел такой пример. Предполагалось, что на границе с Китаем СССР держит 60 дивизий. ВВС обращались с просьбой к АНБ произвести фотографирование этих дивизий. Успеха в этом деле добиться не удалось. Тогда была высказана просьба измерить объем потока радиокоммуникаций и провести их анализ. АНБ либо не сумела их обнаружить, либо оказалась неспособной вычленить из общего потока. Единственным указанием на то, что там вообще были русские, явились радиоперехваты, устанавливающие порядок службы на текущий день. Вне всякого сомнения, такие сообщения без труда могли быть фальсифицированы.
Проблема АНБ состояла в том, чтобы из всего объема собранной информации выудить самые необходимые данные и направить их в нужный адрес. Бесспорно, важнейшие сведения (например, подготовка русскими своих баллистических ракет к запуску) мгновенно станут известны тем, кому надо, однако менее важные данные, но имеющие для кого-то первостепенное значение, весьма сложно распознать и вычленить из общего потока.
Эдвард Дж. Эпштейн, председательствовавший в одной из секций на конференции, был поражен общим отношением к делу со стороны ряда сотрудников АНБ. «Их вовсе не интересует разведка. Их не волнует Советский Союз. Они совершенно равнодушны к коммунизму. Это вовсе не солдаты «холодной войны», это системные аналитики, технократы, бюрократы. В совокупности они отлично вписываются в четко работающую бюрократическую организацию»(32).
Часто приходится слышать, что эти бюрократы, холодно решающие проблемы глобального подслушивания, никогда не смогут заменить обычного шпиона, который, несмотря на все собственные недостатки, руководствуется в своей деятельности человеческими эмоциями. Электронная разведка не владеет двумя самыми древними искусствами в области шпионажа: умением украсть и умением провести диверсию. США потратили на технические средства разведки суммы в семь раз большие, чем на сбор информации с использованием человеческого фактора. Разведчик, который сумел проникнуть во вражеское посольство и незаметно покинуть его, сфотографировав книгу кодов, стоит двух компьютеров, а тот, который смог завербовать шифровальщика, – десяти.
