– Ты о чем?
– Почему ты хотела, чтобы я тебя трахнул? – Вот, опять у него этот северный акцент.
– А что? – беззаботно говорю я. – Ты уже всех осчастливил, а я что – рыжая?
Фрэнк недовольно качает головой:
– Ты разве не понимаешь, что это все испортит?
– Нет, – все тем же беззаботным тоном отвечаю я. – По-моему, я уже сказала, что не собираюсь за тебя замуж.
Фрэнк смотрит мне в лицо – щеки втянуты, губы еще жестче, чем раньше. На секунду я встречаюсь с ним взглядом, но тут же опять опускаю глаза, потому что от одного его взгляда я – простите за пошлость – впадаю в экстаз. Фрэнк опустошает стакан и вытирает рот тыльной стороной ладони.
– Тогда давай, – говорит он.
– Что?
– Пошли.
– Куда?
– В спальню. – Он встает с дивана. – Трахаться.
– Нет, спасибо, – отказываюсь я с удивительным самообладанием. – Секс из жалости мне не нужен.
– Это не из жалости. Пошли.
– Ну, если не из жалости, то, судя по твоему лицу, из ненависти. Так что спасибо, но я, пожалуй, откажусь.
– Что значит “секс из ненависти”?
– Это когда ты кого-то так сильно ненавидишь, что тебе нужно просто переспать с ним. Оттрахать его. Я частенько занималась этим в университете.
– А, понятно. Это мне знакомо, – говорит Фрэнк. – Ужасно. Но иногда очень неплохо получается.
– Это да. Но, понимаешь, жить под одной крышей с ненавистным самцом не очень приятно, поэтому – нет.
– Ты мне всегда нравилась, – говорит Фрэнк. – С самого первого дня, как мы с тобой познакомились. Еще в Париже. И это будет не секс из ненависти. Пошли.
– Нет.
– Да что это такое! – кричит Фрэнк. – У тебя что, шизофрения?
– А как же Лу? Фрэнк вздыхает:
– А что Лу?
– Ей это не понравится.
– Правильно. Думаю, не понравится. А кто ей расскажет – ты или, может быть, я?
– Ты, Фрэнк, просто свинья.
– Я несвинья, – говорит он. – Я тебе предлагаю секс, которого ты так просила.
– Бедная Луиза. Встречается со свиньей. – Мне доставляет удовольствие обзывать Фрэнка свиньей.
– Мы с ней не встречаемся. Она кинулась мне на шею. А ты буквально подложила ее ко мне в постель. И что, по-твоему, я должен был делать?
– Переспать с ней, – пожимаю я плечами.
– Что я и сделал. А потом она умоляла меня пообедать с ней в ресторане. Я согласился. Но только потому, что она твоя подруга. Так что не надо пытаться уличить меня в безнравственности. Уж чья бы корова мычала... Кто вчера флиртовал со мной напропалую, чтобы досадить подруге?
В его словах есть доля правды, хотя я делала это не только из желания досадить подруге. Что мне еще остается сказать? Только это:
– Хорошо. – Я осушаю бокал. – Сдаюсь. Пошли.
17
Мы молча поднимаемся по лестнице – гуськом, не касаясь друг друга.
– А презервативы? – спрашиваю я.
– Рядом с кроватью. – Он открывает дверь в свою спальню.
В комнате светло, чисто и уютно. Посреди – ну конечно! – огромная дубовая кровать с кремовым льняным бельем. На противоположной стене вразброс приколоты рисунки полевых цветов.
– Белье чистое? – спрашиваю я как бы между делом, стоя одетая у постели.
– Нет.
– Пойду почищу зубы, – говорю я, – и разденусь.
Фрэнк открывает мне дверь ванной. На лице ни тени улыбки.
– Уже скучаю по тебе, – тянет он с акцентом. Мне смешно, но я этого не показываю.
Я чищу зубы, раздеваюсь, накидываю старое застиранное кимоно и возвращаюсь в спальню. Он лежит на постели совершенно голый. Красивое тело, но это я и так знала. Рыжие волосы – ну и что? С некоторых пор меня это уже не смущает. У него сильная эрекция.
Я стою у постели и смотрю на него. Он смотрит на меня.
– По-моему, романтики маловато, – произношу я.
– Иди сюда, – говорит Фрэнк и валит меня на постель.
В сексе он хорош. Что вполне объяснимо – у него было предостаточно практики, чтобы довести свои навыки до совершенства. До жесткого, ненасытного, горячего совершенства. У нас был такой секс, который большинство людей назвали бы “животным”. Но в конце концов, человек – тоже животное. Он не переставая шепчет мне на ухо непристойности – что он хочет со мной сделать, как, сколько раз. Удивительно, но меня это заводит. Его слова не расходятся с делами, еще и еще раз он доказывает каждое нашептанное мне слово. Не знаю, как ему я, но он – самый ненасытный и самый похотливый из всех, кто мне встречался.
Я кончаю дважды. Перед глазами плывут белые мушки. Кажется, я даже кричала. На пике наслаждения он выкрикивает мое имя – молодец, что не перепутал, – и падает лицом в мои волосы.
А после мы лежим, тяжело дыша в тишине ярко освещенной комнаты. Суббота, 9 часов вечера.
– Выходи за меня, – говорит Фрэнк. Он садится и тянется за сигаретой.
– И как ты себе это представляешь? Правда, интимная жизнь у нас была бы отличная.
– Да.
– Ты очень талантлив.
– Спасибо, ты тоже хороша. Я беру себя в руки. Переворачиваюсь на живот и кладу голову ему на грудь.
– А я была похотливой самкой? Фрэнк смеется:
– Никак не успокоишься?
– Ну, Фрэнк, скажи. Мне кажется, я была ничего. Во всяком случае, страстная, если не похотливая. Да?
– Хочешь затянуться?
– Хочу.
– Нет, Стелла, ты не похотливая самка.
Я вскакиваю на кровати. Я возмущена. Оскорблена!
– Ты что, конченый извращенец? Что еще я должна сделать, чтобы ты назвал меня похотливой самкой? Черт возьми, Фрэнк, ты полная дрянь. Дай сюда сигарету.
Фрэнк гладит меня по голове и смеется.
– Наверное, я тебе в прошлый раз неверно объяснил. Похотливая самка – это телка одноразового применения. Женщина, которая сама просит секса и обожает им заниматься. Но, переспав с ней однажды, никто не захочет с ней встречаться снова. На ней свой выбор никто не остановит. Она просто похотливая самка на одну ночь.
– А я? Кто тогда я?
– Ты, – говорит Фрэнк, вынимая у меня изо рта сигарету, – ты – женщина.
– Это комплимент? – Да.
– Хорошо. – С этим разобрались. – И что теперь?
– Можешь не говорить. Уверен, что ты ужасно проголодалась, – смеется он.
– Откуда ты знаешь? Да, я очень хочу есть, просто умираю с голода.
– Пошли на кухню. Я тебя накормлю.
Он наклоняется ко мне и ласково целует в лоб.
18
Мы перекусили омлетом с сыром, выпили вина и вернулись в постель. Потом я уснула, а наутро проснулась в объятиях Фрэнка, к великому изумлению и радости Хани. Мы встали, пошли втроем гулять по Примроуз-Хилл и всю дорогу смеялись над всякими пустяками. Домой вернулись раскрасневшиеся и веселые. Я запекла баранину, а после обеда мы валялись на диване и смотрели кино. А вечером, уложив Хани спать, мы снова занялись этим.
Все вроде бы романтично и мило, да? За-ме-ча-тель-но. Мы были как счастливые пухленькие медвежата, которых рисуют на открытках. На мне розовый бантик, на нем – нежно-голубой. А вокруг порхают бабочки и поют птички, наши друзья.
Вот только дождливым и холодным утром понедельника все выглядит совершенно иначе. Проснувшись одна в своей постели (мы оба очень устали и договорились спать отдельно), я поняла, что есть проблемы. Появились вопросы.
Во-первых, бедняжка Луиза оставила на автоответчике три сообщения для Фрэнка и одно для меня, и ни один из нас ей не перезвонил.
Во-вторых, очень приятно сидеть и предаваться размышлениям о медвежатах, цветах и бабочках, но пора взглянуть правде в глаза. Я отлично провела время с Фрэнком в постели, но ведь это то, чем он занимается: когда Фрэнк не рисует коров, он развлекает женщин в постели. Послания Луизы – последние в длинной и жалкой череде ноющих голосов в автоответчике. И вот теперь я завершаю список, пусть пока еще и не ною в телефонную трубку. Потому что я не строю иллюзий, точнее сказать, очень стараюсь не строить иллюзий. Я – очередная зарубка на спинке его кровати, повторяю я себе. Да, зарубка. Хотя мечтать не вредно...