– Нет... – начинаю объяснять я. Но по странному стечению обстоятельств раздается звонок.

И в самом деле – Руперт, как всегда взъерошенный, с газетным свертком в руке.

– Привет, Руперт.

– Привет, дорогая. Привез тебе лосося. Настоящего, не из питомника.

– Как здорово. Входи. Как доехал? Не хочешь освежиться, привести себя в порядок? Крессида уже тут.

– Ты от нее без ума? Я – да.

– Да, она ничего.

– Хм. – Руперт слоняется по прихожей. Похож на Хью Гранта, только не такой ухоженный и холеный. – Знаешь, если ты можешь продержаться еще пять секунд, то я сбегал бы наверх, почистил зубы, помыл руки. Я в машине засиделся.

– И еще от тебя немного несет псиной.

– Да, но это хороший запах. Женщинам он нравится. – Руперт улыбается и убегает наверх, а я возвращаюсь в гостиную.

Крессида стоит посредине комнаты. На щеках румянец.

– Он пошел наверх освежиться. Дорога была долгой, – говорю я ей.

Крессида вся светится от восторга.

– Давайте я вам еще вина налью.

– Сейчас так сложно познакомиться с хорошим человеком, – выпаливает она, делая пару больших глотков. – Все или женаты, или разведены, или голубые, или странные...

– Но Руперт... – подсказываю я, но тут меня прерывает папа. Он переоделся в темно-бордовый бархатный пиджак, более подходящий к его сегодняшним обязанностям няни.

– Добрый вечер, – говорит он Крессиде. – Жан-Мари де ла Круа.

– Мой отец, – поясняю я. – Папа, у Крессиды свидание с Рупертом, он сейчас наверху.

– С Рупертом? – Папа одаривает Крессиду неприятно-проницательным взглядом. – Миленько.

– Рада познакомиться, – говорит Крессида немного нервно. – Вы из Франции? Обожаю Прованс.

– Конечно, – отвечает папа и вежливо кланяется. – Какой англичанин не любит Прованс?

Ils ont si peu d'imagination, les pauvres<Бедняги, они же совершенно лишены воображения (франц.)>. Стелла, где Фрэнк? Я бы хотел угостить его сигарой. Ромео и Джульетта! – восклицает он, размахивая коробкой. – А это, ma cherie, – тебе, – и папа сует мне в руки большой прямоугольный сверток, украшенный широкой лентой с бантом.

– Спасибо, папа. Как приятно. Фрэнк на кухне. Пойду позову его. Заодно положу рыбу в холодильник.

– А потом обязательно открой мой подарок.

– Не могу дождаться. А что это?

– Сюрприз, конечно.

Я ковыляю на кухню. Фрэнк наполняет льдом ведерко.

– Я сделал кростини<Итальянская закуска – тосты из длинного французского батона, намазанные паштетом домашнего приготовления.>, – сообщает он.

– Что?

– Пока ты утром ездила в магазин. Я вернулся забрать кое-что из дома и заодно приготовил кростини.

– Ты серьезно?

– Да, Стелла, – терпеливо говорит Фрэнк. – Они вон на тех зеленых тарелках под кухонным полотенцем.

– Но откуда?

– Что откуда? Кстати, у тебя классный отец.

– Откуда ты знаешь, как их готовят? Фрэнк смотрит на меня и встряхивает лед.

– Я учился в швейцарском пансионе благородных девиц, – холодно говорит он. – Еще я умею садиться в машину и вылезать из нее так, чтобы никто не видел мой зад. Отлично выглядишь, Стелла. Думаю, нам надо выйти около восьми. Может, сначала зарулим куда-нибудь выпить?

– Фрэнк, ты само совершенство. – Я целую его в щеку. – Это очень мило с твоей стороны. Ты меня просто поразил.

– Это всего лишь кусочки хлеба, намазанные всякой ерундой, – скромничает Фрэнк. – Нечем тут особо восторгаться. Пожалуйста, вынеси гостям тарелки и представь меня своему бывшему мужу.

Очень скоро вечер в гостиной превращается в трогательную вечеринку. Папа ни на шаг не отпускает от себя Фрэнка, он к нему явно неравнодушен, хотя время от времени и Руперту перепадают долгие проникновенные взгляды с подмигиваньем.

– Вот, – шепчет Руперт, стоя рядом со мной и прожевывая кростини с грибным паштетом, – опять он за свое. Я тебе сто раз говорил, Стелла. Твой папаша на меня запал.

– Не мели ерунды. Он же нарочно подначивает тебя. Если бы ты не реагировал так драматично, папа давно бы перестал тебя донимать.

– Ну нет, – возражает Руперт. – У него это непроизвольно получается. На меня и мальчишки в школе иногда так смотрели.

– Фу, – кривится Крессида. – Не собираешься же ты сказать, что папа Стеллы хочет...

– Хочет, – утверждает Руперт. – Я точно знаю. Я так радвидеть тебя снова, Крессида.

Лицо Крессиды, на котором только что недоумение мешалось с испугом, расплывается в улыбке.

– Я тоже рада.

Некоторое время мы молча попиваем белое вино.

– А твой Фрэнк, – снова заговаривает Руперт, – классный парень. Отличный малый. Мне он очень нравится. А ты с ним...

– Нет.

Меня что, теперь все и всегда будут об этом спрашивать?

– Ну и зря. Он очень добр к моей крестнице. И она его тоже, по-моему, любит.

– Да, они прекрасно ладят.

– С ним очень легко. Я смеюсь:

– Легко? Да, пожалуй.

– Ну, мне он точно нравится, – говорит Руперт. – Никакого сравнения с противным Домиником. Фрэнк абсолютно не похож на него. Тот был подлый манипулятор, если хочешь знать. И мне он не нравился.

– Руперт, я знаю, что он тебе не нравился – ты мне сто раз говорил. Ладно, забудем. Не переживай особо.

Крессида, которая не участвовала в нашей беседе, трогает Руперта за рукав и спрашивает:

– А ты его откуда знаешь? Папу Стеллы? Я только собралась ответить ей, откуда кто кого знает, но тут, к моему изумлению, Руперт незаметно придавливает своим огромным старым башмаком мою ногу (а я, между прочим, босиком, потому что босоножки ждут меня в прихожей). Он проделывает это быстро, словно решил раздавить удирающего муравья, но одновременно таким плавным движением, что Крессида ничего и не замечает.

– Мы со Стеллой старые друзья – знакомы с университета. Так что я давно знаю ее отца.

– Ах да, ты же мне говорил. А где вы учились? – затаив дыхание, спрашивает Крессида.

– В Кембридже, – как бы мимолетом отвечает Руперт.

– Ох, ты, наверное, такой умный! – восклицает она.

– Ну так, – скромно пожимает плечами отличник Руперт.

– Нам нужно еще вина, – объявляю я. – Руперт, поможешь мне со льдом?

– Не хочется, – говорит Руперт, к удовольствию Крессиды. – Мне и тут неплохо.

– Ты мне нужен. Прямо сейчас.

Руперт театрально закатывает глаза, а Крессида хихикает.

– Никуда не уходи, – шепчет он ей. Ухажер, черт бы его побрал!

– Только не говори мне, – начинаю я, как только мы переступаем порог кухни, – что ты ей не сказал.

– Не сказал чего? – невинно спрашивает Руперт. – У тебя славная кухонька.

– Ты не сказал Крессиде, что мы были женаты?

Руперт надувает щеки и с шумом выдыхает.

– Я не думаю, что ей это понравится.

– Вообще-то большого выбора у нее нет, Руперт. Это факт. И не настолько важный, чтобы его скрывать.

– Ну спасибо.

– Ты понял, о чем я. Но если ты и дальше будешь его утаивать, все усложнится. Потому что тут мой папа и Фрэнк. Кроме того, по-моему, это оскорбительно по отношению ко мне.

– Мне так нравится, что она старомодна. Знаешь, наивная, неискушенная. Наверное, до сих пор верит, что подарки под елку кладет Санта-Клаус.

– Что же, должна заметить, это сильно отличает ее от тех девиц, что увивались вокруг тебя в Лондоне. Наркоманки, транжирящие папочкины деньги.

– Не напоминай мне о них. Но об этом я тебе и толкую. Она не похожа на лондонских девиц. Она не знает даже названий модных клубов и ресторанов. Она наверняка ни разу в жизни не пробовала наркотики. Она очень, очень миленькая. Как котенок. Представляешь, она до сих пор ездит верхом.

– Только не говори об этом Фрэнку, он будет смеяться.

– Почему?

– Он же с севера.

– Странно. Все равно, ты меня понимаешь, Стелла? Я не думал, что захочу еще раз жениться...

– Эй, притормози. Ты с ней знаком три минуты.

– Да, конечно. Но она мне очень нравится. Думаю, это та женщина, что мне нужна. Мы могли бы жить с ней на острове, и, знаешь, она бы там прекрасно вписалась. Я представляю, как она пекла бы домашний хлеб... Чистая, прекрасная жизнь.