— Это наш товарищ, ездил по специальному заданию в Новгород. Что узнал?

Витька осмотрелся:

— Основные ценности к новгородским перекупщикам поступили из ваших мест. Каналы пока не выяснены, но я установил, что руководит всем делом опытный бандит, с дореволюционным, можно сказать, стажем. Кличка — Черный. Предполагается, что имеет отношение к духовенству.

Коля и Басаргин переглянулись.

— Я с бандой «законтачил», — сказал Коля. — Они уголовники, а у меня как-никак — опыт. Мы с женой представляемся им блатной парой, битые, мол, много видели, седыми стали…

— Что ты предлагаешь? — спросил Швыдак.

— Влезу к ним, завоюю авторитет. Подготовлю выступление всех групп разом, соберу вожаков.

— А мы их раз — и квас, — задумчиво сказал Коломиец. — Банды без главарей — это сброд. Хорошая мысль! Дельная! Остатки банд с помощью наших людей разложим изнутри. Сагитируем — разойдутся…

Коломиец внимательно посмотрел на Колю:

— Как считаете, больше проверять вас не станут?

— Считаю, что станут. Но теперь уже легче будет…

— Вряд ли легче, — Коломиец покачал головой. — Не знаю, что они еще могут придумать, — главное, не ставить себя в положение, когда вынудят на самом деле убить кого-нибудь из своих. Чтобы этого не произошло, мы должны втянуть их в свою проверку — убедительную и точную. Я подумаю над этим.

— За жену не боишься? — спросил Швыдак. — Может, ей лучше отойти?

— Лучше, — кивнул Коля. — Но она не отойдет.

— Ладно. — Швыдак закурил. — Разошлись, мужики. Светает.

— Матери кланяйся, — Коля проводил Витьку до подъезда, — Бушмакину скажи: поручение выполняю по мере сил, пусть так и передаст Сергееву. А настроение у крестьян хорошее. В Советской власти у подавляющего большинства сомнений нет.

Спустя десять минут он вернулся в дом Серафима. Маша не спала.

— Ну что? — шепотом спросила она. — Как Анисим?

— Жив. Ничего. — Коля погладил ее по руке. — Ты извини, что я опять тебя втягиваю в свои дела.

— Муж — иголка, жена — нитка. Так меня учили в институте благородных девиц.

— Ты все шутишь. А я за тебя боюсь.

— Ты и должен за меня бояться. А я — за тебя. Давай спать, счастье мое… — Она улыбнулась — ласково и немного насмешливо. Так мать улыбается талантливому сыну — единственному и любимому.

Коля не уснул. Он думал о том, что десять лет назад в его жизни произошла та единственная и удивительная встреча, которая навсегда, до березки на краю могилы, делает человека счастливым, дает ему полной грудью ощутить радость бытия, дает ему крылья. Маша — настоящий и драгоценный подарок судьбы. Как страшно его потерять.

Серафим выглядел необычно: в холщовой рубахе, перепоясанный веревкой, в смазных сапогах.

— Вы, батюшка, никак мирянином решили стать? — пошутила Маша.

Серафим заткнул за веревку небольшой топор:

— В лес еду — дрова нужны. Может, составите кумпанию?

Коля и Маша переглянулись.

— Давно хотела в лесу побывать, да все случая не было, — улыбнулась Маша. — Съездим? Грибы пошли, земляника.

— Съездим, — кивнул Коля. — Трогай, святой отец.

Они выехали за околицу. У опушки леса, на обочине, сидел Скуластый, дымил самокруткой. Встал, поклонился:

— Бог в помощь, батюшка.

— Садись с нами. Мы вот решили за ягодкой прокатиться.

— Ягодка к ягодке, — бандит подмигнул Маше. — Вот и малинник, правильно я говорю? — он попытался ущипнуть Машу, но она взяла его за нос, сказала угрожающе:

— Грабки убери, локш потянешь.

— Ишь ты, — нахмурился бандит, но на всякий случай отодвинулся.

— Правильно, не распускай рук, дурак, — кивнул Серафим.

Коля одобрительно посмотрел на жену.

Въехали в чащу — свет померк, колеса зачавкали по жидкой грязи. Сидели молча. Приближался решительный момент, и все хорошо это понимали.

— Благостно, — потянулся бандит. — Хорошо. В этой глухомани никакая власть не достанет. Верно я говорю, начальник? — Он недобро посмотрел на Колю.

— Ешь раз назовешь меня начальником — пришью, — ровным голосом пообещал Коля. — Понятно объяснил?

Из-за деревьев выскочили двое, схватили лошадь под уздцы:

— С прибытием, батюшка.

— Все в сборе? — Серафима словно подменили. Голос его окреп, приобрел командирские интонаций, он выпрямился, сразу стал выше ростом.

— Конду сыграли, ельна ждет, — осклабил гнилые зубы бандит.

Серафим с усмешкой посмотрел на Колю:

— Ты, наверное, понял? Нас ожидают представители повстанцев.

«Ишь ты, — подумал Коля. — И название придумали из времен французской революции… Повстанцы. Ах вы, сволочи недорезанные…» А вслух сказал:

— Лучше бы с политикой нам не вязаться. За политику ГПУ к стенке ставит.

— Нынче без политики хода нет, — сказал бандит. — Вот батюшка, спасибо ему, нас просвещает.

Вошли в охотничью избушку. Вокруг — Коля успел заметить это — расположился лагерь: не менее двухсот — трехсот бандитов, перепоясанных патронными лентами, с пулеметами. Священник, поняв, что Коля потрясен увиденным, сказал торжествующе:

— Хороший сюрприз? От большевичков пыль пойдет. По всей губернии затрещит их антихристова власть!

— Затрещит, — искренне согласился Коля. — У вас ведь сила. А власть к такому не готова, это уж можете мне поверить. Даже я, битый-перебитый, не ожидал…

— Знакомься, — сказал Серафим.

— Да мы, я чай, знакомы, — улыбнулся шедший навстречу Феденька. — Здоров, Коляча…

— Здоров, Федя. А ты, однако, поумнел.

— А ты? — прищурился Феденька. — Вот и проверяли мы тебя, и Потылиха через твою бабу — здрасьте вам, — поклонился он Маше, — вроде бы подтвердила, что свой ты кулик в доску, а после нашей встречи и стычки в вагоне сумление у меня. Вот хошь убей, — есть в тебе душок ГПУ! — Он снова улыбнулся.

Коля тоже улыбнулся:

— Я за такие слова надысь одному дурачку уже пообещал дыру провертеть. Тебе прощаю по старой дружбе. Здравствуйте, господа.

Рядом с Феденькой сидели за столом еще двое: первый — Никодим, в мужицкой одежде, худой, заросший седой щетиной; второй — в грязной, изношенной офицерской форме — лысый, похожий на отставного интенданта. Его все так и звали — Лысый.