Домой Коля пришел поздно. Утром предстояло оперативное совещание, нужно было продумать версии, обмозговать возможные ходы противника. Нужно было разработать систему мероприятий, с помощью которых уголовный розыск мог выйти на банду грабителей.

— Вижу, первый день — не сахар. — Маша собрала посуду на поднос, улыбнулась: — Неси-ка на кухню, мыть будем вместе.

— Маникюр у тебя, — Коля взял ее за руку. — Сам помою. Куда назначили?

— Пока — во Дворец пионеров. Буду вести кружок французского языка и искусства. Кстати, нам бы надо с тобой на Волхонке побывать, в музее изобразительных искусств. У них отличная коллекция голландцев! Ты их помнишь в Эрмитаже?

— Как наши передвижники, — сказал Коля. — Только получше.

Маша с интересом посмотрела на мужа:

— Не слишком патриотическая точка зрения. Но, по-моему, она не лишена смысла. Так пойдем на Волхонку?

— Уже был. Не дай бог. У меня там сложнейшее дело, а голова — пустая. Ни одной идеи.

— Идеи будут завтра, — уверенно сказала Маша. — Начнешь совещание — сам не заметишь, откуда что привалит, как любила говорить Лицкая. — Маша вздохнула, задумалась. — Я часто ее вспоминаю. Может, к лучшему, что так все случилось? Что было бы с ней сейчас? Отец — бывший камергер.

— Не нужно об этом, — попросил Коля. — Я бы предпочел навсегда забыть об этих днях.

— А я уверена, что о них нужно всегда помнить, чтобы они больше никогда не повторились…

— Начнем с младших по званию, — открыл совещание Коля. — Говорят, в старину был такой обычай у военных. Пожалуйста, Рудаков.

— Я уже высказывал товарищу начальнику свою версию, — сказал Олег. — Повторю для всех. Анализ событий заставляет уверенно предположить, что члены шайки подозревали погибшего Агеева и решили проверить его. Когда убедились, что магазин на Масловке нами обставлен, — они Агеева убили, причем убили так, что это выглядело, как смерть от руки сторожа.

— Я — против, — встал Воронцов. — То, что сторож выполнял задание банды, — чушь! Для него все нападавшие на одно лицо! Выстрелил — попал в Агеева. Вот и все!

— А вы не допускаете, что бандиты умело подвели Агеева под выстрел? — спросил Виктор.

— Допускаю, — согласился Воронцов. — А как это проверить?

— Подумаем, — сказал Коля. — Лично мне версия товарища Рудакова кажется правдоподобной. У меня еще вот что. На директоре Смирнове был белый костюм. А ботинки — черные. Белые он, по его словам, накануне перепачкал. Я прошу вас, Воронцов, тщательно это проверить.

— А зачем? — удивился Воронцов.

Коля помрачнел:

— Любое дело складывается из тысячи нюансов, оттенков, по-русски сказать. Если вас этому не научили, — мне остается только пожалеть. Честно говоря, я пока и сам не знаю, Воронцов, зачем может пригодиться история с ботинками. Но жизнь меня убедила, и я хочу убедить вас в том, что в нашем деле нет мелочей или ненужных, неинтересных обстоятельств. К раскрытию ведет иной раз не то что слово, — буква!

— Предлагаю поручить Рудакову точно определить с помощью свидетелей и экспертов, когда бандиты пришли и когда ушли. Украдено очень много. Мы должны точно знать, какое реальное время затратила банда, чтобы проникнуть в магазин, собрать все вещи и унести их, — сказал Виктор.

— Принимается. Борецкий мне уже намекал, что в этом плане не все чисто и не все ясно, но я пока не имею четких предложений. Подумаем.

— И последнее, — заключил Виктор. — Я займусь всеми скупщиками золота и драгоценностей, дам ориентировку по другим городам, в Ленинград в частности.

— Принято, — согласился Коля. — Все свободны. Вас, Кондаков, прошу остаться.

Когда все ушли, Коля сказал:

— Есть хочу, как из пушки. Где буфет, покажешь?

— Покажу, — кивнул Виктор и вдруг хитро улыбнулся: — А кто мне рассказывал про кутежи в девятьсот девятнадцатом? Про «стюдень из лошадиных мослов»? Махнем.

— Э-э, была не была!

У входа в ресторан стояла длинная очередь. Толстый швейцар лениво толкал в грудь какого-то подвыпившего парня.

— Иди, иди, — увещевал он. — Иди, сказано, и значит — иди.

Похоже, швейцар обладал не слишком большим запасом слов.

— Не пройдем, — вздохнул Коля. — Не удостоверение же ему показывать. Если бы по делу — тогда, конечно. А так у меня уже был случай. Я показал, а такой вот в галунах начал на всю улицу орать. «Одним, — кричит, — все, другим — ничего!» Пойдем в буфет.

— Сейчас, — Виктор протиснулся к дверям. — Что на первое идет? — строго осведомился он. — Борщ московский?

— Так точно, — по-военному ответил швейцар. — А что?

— Подойдет, — шепотом сказал Виктор. — Николай Федорович, пройдите.

— То ись, как? — опешил швейцар.

— Ты же сам сказал «так точно», — бухнул Виктор, осторожно пропуская вперед Колю. Обалдевший швейцар закрутил головой, словно ему в уши попала вода.

Сели за столик.

— А ты, оказывается, мастер «арапа заправлять»…

— Иногда необходимо, — отозвался Виктор. — Скромность в нашем деле не всегда помощник.

— В нашем деле? — иронически спросил Коля: — А при чем здесь наше дело? Мы вроде бы не на задании.

— А кто его знает, — легкомысленно пожал плечами Виктор. — Пять минут назад — нет, а пять минут спустя — да.

— Чего да? — не понял Коля.

— На дверь взгляните…

В зал вошел Смирнов и, беспокойно оглядываясь, начал пробираться к эстраде.

— Что он здесь забыл? — удивился Коля. — Признавайся, ты когда его увидел? У входа?

— В очереди.

— Глазаст, — сдержанно похвалил Коля. — Я вот его не заметил. Как считаешь, он по делу или просто так?

— На просто так у него нынче времени нет. У него здесь какая-то встреча. Публика-то. Обратите внимание.

Публика и в самом деле была как на подбор. Расфранченные женщины в драгоценностях, с туго обтянутыми бюстами, оплывшие жиром мужчины, по внешнему виду проворовавшиеся завмаги.

— Выстроить бы всех и проверить документы, — зло сказал Виктор. — Уверен, что половину из них, как минимум, придется задержать.

— Ну, это ты, положим, перебрал, — заметил Коля. — Мы ведь теорию Ломброзо отрицаем! Нельзя судить о людях по углу челюсти и ширине лба.