Одинокий всадник ожесточённо нахлёстывал коня. Колодяжный ясно разглядел красную ленту на его фуражке, а мгновением позже узнал Алёшу Пужняка.

— Добре, сынок, добре! — шепнул он.

Алёша, не обращая внимания на выстрелы, мчался к селу. Прорвался через кустарники и пересёк дорогу. Вылетел на пригорок, мелькнул в кедровой рощице, выехал на малую тропу и, втянув голову в плечи, помчался к околице.

Большая группа белых скопилась в лощинке справа. Лощинка вела к селу, огибая высоту, на которой притаился Колодяжный. Белоказаки шли осторожно, оглядываясь по сторонам. Партизан опять тщательно прицелился и выстрелил.

И на этот раз он не промахнулся. Пули его находили тех, к кому посылала их твёрдая рука. Вот один как шёл, так и уткнулся в траву, не выпустив поводка из рук. Под вторым конь шарахнулся на пригорок, пролетел по нему несколько шагов, вздыбился и рухнул наземь, придавив своей тяжестью седока. Третий вдруг выпрямился в седле, приподнялся на стременах, взмахнул нагайкой, словно собираясь ринуться вскачь, и кулём запрокинулся на сторону. Испуганный конь помчался назад, оглядываясь на седока, которого волочил по земле, и скрылся в кустах.

Колодяжный увидел, что белые положили коней, — видимо, совещались. Он перебежал на другую сторону холма. Алёши Пужняка не было видно, он уже добрался до Виталия. Между тем и белые оправились от смятения, вызванного выстрелами, и пошли широким фронтом, охватывая полукругом дорогу к селу и подступ к холму, на котором находился Колодяжный, окружая засаду. Дед высмотрел место, где кусты колыхались сильнее.

— Либо конные идут, либо группа. Была не была — повидалась! — сказал он вслух и выстрелил. Должно быть, ранил лошадь, потому что та высоко подняла голову и бросилась в сторону. Она ломилась через чащу, и треск сучьев пошёл по кустам. Наконец она заржала звонко, заливисто и потом замолкла. — Жаль конягу! — сказал дед.

Выстрелы деда вызвали переполох среди наступавших. То тут, то там в чаще замелькали лица и фигуры людей. Колодяжный, разрядив винтовку наугад, обежал холм и увидел, что настала пора уходить. Приседая по-стариковски, он трусцой побежал к околице села. Крики наступающих заставили его обернуться. Беспорядочно стреляя, белые кинулись на холм. Дед показал кукиш:

— На-кося, выкуси… партизанского!

Он добежал до валунов и присел за ними. Белые показались на холме. Дед опять приложился. Один казак упал, на секунду задержался, потом покатился вниз… все быстрее и быстрее; встречавшиеся на его пути камни подбрасывали тело вверх.

Колодяжный буркнул в усы:

— Покатайся, поваляйся…

Но последний выстрел выдал его. Пули защёлкали по камням, откалывая куски. Острый осколок угодил в деда. Он пошатнулся и схватился за ухо. Осколок оторвал мочку. Кровь полилась деду за воротник. Злые огоньки блеснули в его глазах.

— Мальчонку нашли — ухи рвать, туды вашу!.. А этак вот не хочете! — Он опять выстрелил, но не видел, попал ли в кого.

Целый град выстрелов ответил ему. Дед присел, переждал немного и ползком, скрываясь за валунами, стал пробираться к леску, закрывавшему лощину. На подъем карабкались белоказаки. Среди них Колодяжный заметил человека в чёрном пиджаке. Дед остановился и глянул внимательнее.

— Никак знакомого бог несёт! — сказал он в усы и приостановился.

Человек в пиджаке ходко лез в горку. За ним на некотором отдалении следовал смуглый, цыганистый казак, а за тем уже целая группа. Человек в пиджаке поднял лицо, и Колодяжный узнал Кузнецова. Гнев бросил деда в краску. Руки у него затряслись. И, вместо того чтобы отойти село, крыши которого уже виднелись, он спрятался за сосной и затаил дыхание. Казалось, он успокоился, руки его перестали дрожать. Он смотрел не мигая, как приближается к нему Кузнецов. Он видел, что какой-то, с лычками на погонах, заставил группу перестроиться в цепь. Казаки немного поотстали. Только Цыган и фельдшер лезли все выше. Кузнецов, достигнув пригорка, обернулся и успокоительно махнул рукой. Потом он глянул вперёд и прямо перед собой увидел Колодяжного. Дед спокойно сказал ему:

— И пошто ты, Петрович, все ходишь тут? Твоего ли ума дело? Тебе бы коням градусы вставлять, а ты людям жить не даёшь. Чего не здороваешься? Не узнаешь?

Кузнецов подумал, что дед не знает о его бегстве. Бледность сошла с его щёк, и он, чтобы оттянуть время, проронил:

— Здравствуй, Егор Иваныч!

— Здравствуй, иуда! — грозно крикнул Колодяжный.

И фельдшер, поняв, что попал в ловушку, обернулся на косогор, с которого уже виднелась голова Цыгана.

— Куда смотришь? — заревел дед. — Сюды смотри, на смерть смотри, иуда!.. Собакой жил, собакой и сдохнешь!

Он чувствовал, что цепь белых вышла на косогор и крыло её обогнуло рощу, в которой он стоял. Колодяжный вскинул винтовку и выстрелил в Кузнецова. Фельдшер схватился за живот руками, страшно вытянулся, глаза его округлились, в ужасе он смотрел на старика.

— Смотри, смотри! — сказал дед и поднял винтовку.

Но Цыган припал к земле и крикнул Колодяжному:

— Беги, дед!

Кузнецов рухнул на землю и завыл, катаясь по ней. Кровь обагрила траву и одежду. Белые сомкнули кольцо и бежали к Колодяжному. А он, встретив безумный взгляд Кузнецова, сказал:

— Умирать будешь долго, собака! И за меня и за наших будешь мучиться, иуда.

Он с отвращением плюнул и обернулся, услышав шорох за спиной. Восемь белоказаков бежали на него. Дед выстрелил. Один споткнулся и упал. Дед опять щёлкнул затвором, но по звуку понял, что патронник пуст. Он сунул руку в подсумок, там было пусто. В этот момент одна пуля ударила его в ногу. Он крякнул. Вторая впилась в мякоть руки. Третья пуля ткнула его под лопатку. Он болезненно сморщился. Двое подняли вверх приклады, чтобы ударить деда, но он скользнул под приклад одного и пырнул казака штыком.

— Помолись за меня, мертвец! — обернулся ко второму и наотмашь ударил его по голове.

Но остальные уже подбежали, кольцом окружая деда. Старик, словно цепом, махал винтовкой и пошёл прямо на белых. Кто-то крикнул:

— Живьём бери!

— Попробуй, возьми! — сказал дед и заревел, как раненый медведь.

Шатаясь, весь залитый кровью, Колодяжный ринулся из круга, к валунам.

— Уйдёт, стреляйте! — взвизгнул кто-то сзади.

Засвистели пули вслед старому партизану.

«От смерти не уйдёшь!» — с трудом подумал дед.

Не хотел живым даться Колодяжный. Он кинулся к валунам, но споткнулся, со всего маху ударился головой о каменный выступ и замертво упал.

Вовка Верхотуров подбежал к штабу и, задыхаясь, крикнул Виталию:

— Идут беляки… Может, сто, может, боле… на шляху!

Виталий встрепенулся, машинально обдёрнул гимнастёрку, встал и посмотрел в ту сторону, куда указывал Вовка.

— Опоздали! — с торжеством сказал он и провернул барабан нагана, хотя и без того знал, что наган заряжён.

Из-за околицы подбегали и другие ребята с той же вестью. Виталий сказал:

— Спасибо, друзья! А теперь по домам! Сами прячьтесь, и всех прячьте. Всем скажите: на улицу не выходить!

Заметив Вовку, который не сводил с Виталия глаз, он спросил:

— Что тебе?

— Может, я пригожусь? — дрогнувшим голосом сказал Вовка.

— Подрастёшь-пригодишься! — ответил Виталий. — А сейчас — домой!.. Одна нога здесь, другая там!.. Ну, быстро!

Вовка пошёл медленно, нехотя, надеясь, что Виталий вернёт его, но Виталий уже забыл о нем. Ребята припустились бежать. Ещё не успели они скрыться, как из-за околицы в село ворвался Алёша Пужняк. Он осадил коня у штаба.

— Беляки скачут, Бонивур! — крикнул он, переводя дыхание. Конь его тяжело поводил боками, с губ его хлопьями падала пена. — Как бы съезд не захватили, Виталя! Я их здорово опередил… Успеем через брод переправить.

— Опоздали! — повторил Виталий. — Да мы их тут ещё на полчаса задержим — и все, ищи ветра в поле!

— Слава богу! — вздохнул Алёша.

Бонивур только теперь сердито посмотрел на Пужняка.