Послышались голоса, подтверждавшие, что две недели напряженных тренировок не прошли даром и что новая тактика вполне усвоена личным составом и командирами. Сумук продолжил:

– Когда этот замысел провалится, они вынуждены будут бросить против нашего правого крыла стянутое на этом направлении почти стотысячное войско. Ну мы тоже не последние дурни и хорошо приготовились к обороне, так что первый натиск отобьем. Сюэни откатятся, подтянут свежие тумены – с правого фланга и с центра – и через час-другой пойдут вторично. Тут уж наступит самое горячее времечко, надо любой ценой держаться и отступить не более чем на две-три версты.

– Это понятно, – сказал Веромир, командовавший правым крылом. – Сделаем, что сможем. Войск много, в несколько рядов. И древлеборские полки, и змиевские, и норманны-берсерки.

– Не бойся, я тоже там буду, – «успокоил» агабека султан Горуглу.

– Ну тогда я спокоен. – Сумук позволил себе пошутить, но улыбка на его лице вышла вымученной. – В разгар этого этапа сражения я с отрядом магов прорвусь через боевые порядки Орды на открытом фланге, ударю в тыл и попытаюсь прикончить Иштари, Тангри-Хана и прочих демонов, какие мне там повстречаются. Только после этого и только по моему сигналу Иван Кузьмич и Саня Пушок двинут в решительное наступление ударные силы левого крыла. Понятно?

Пушок заявил: дескать, ни хрена ему не понятно. Главное, что до него не доходило, это – чего делать, ежели не Сумук прикончит Тангри, а наоборот.

– Тогда попытайся убить Тангри своими стрелами, – посоветовал Сумук. – Я имею в виду стрелы Геракла…

– У меня их всего-то три, – буркнул Саня.

Борис Туровский резонно возразил на это, что для Тангри-Хана и одной хватит, ежели Пушок не промахнется. Ползун строго потребовал, чтобы князья прекратили несвоевременные шуточки, и осведомился, не желает ли кто спросить о чем-либо действительно важном. Оказалось, что Герослава интересуют итоги давешнего воздушного боя.

– Почти полста драконов потеряли, – грозно пожаловался старик. – Как сегодня воевать будем – ума не приложу.

«Было б чего прикладывать!» – раздраженно подумал Сумук.

Вслух же молвил почти вежливо:

– Вчерашнее сражение целью имело перебить врагу как можно больше драконов и гадовранов. Лазутчики доносили, что сюэни запасли гадовранов около двух тысяч, из коих мы полторы тысячи сожгли и порубали. А драконов они потеряли вдвое супротив нашего, так что теперь мы имеем в воздухе четыреста зверей, а Орда – только двести шестьдесят. Ясно?

На это царь благосклонно заметил: мол, надобно бы сегодня закрепить успех, начисто лишив супостата воздушных сил.

– Обязательно, – подхватил Сумук. – Эта задача будет решаться на первом и втором этапах сражения. К началу главных событий у Орды не должно остаться ни гадовранов, ни серых хищников.

– Стало быть, это предусмотрено? – настаивал Ползун.

– Так точно, государь. Командиры драконических флотилий получили подробные директивы.

Удовлетворенно кивнув, царь помолчал немного, размышляя о чем-то, затем спросил, не скрывая тревоги:

– Тогда последнее. Что, ежели Тангри-Хан сразу ударит ваджрой, а уж потом бросит свои тумены через полосу сплошного магического поражения?

Сумукдиар объяснил, почему такого не должно случится. Ваджра – штука капризная, и рискованно применять ее против стоящих в крепких порядках войск, прикрытых оберегающими заклинаниями. К тому же в самые первые минуты боя запланирована конная свалка, так что удар супероружия неизбежно зацепит своих. Вдобавок на ранней стадии битвы у Тангри-Хана должны возникнуть серьезные проблемы в собственном тылу…

Последний намек Сумука сильно всех заинтриговал, однако гирканец не стал развивать эту тему. Сказал только:

– Пора, братцы. Позволь, царь-батюшка, откланяться. Мне нужно надеть доспехи.

– Ступай, голубчик. – Ползун перекрестился.

Наконец-то настал тот день, ради которого он полтора Десятилетия предмет за предметом собирал свой волшебный арсенал. Меч Ареса, копье Афины, лук Светоносного, Молнии Зевса, метательные кинжалы Сета, топор кельтского бога-охотника рогатого Корнунноса… С доспехами было сложнее. Он точно знал лишь происхождение панциря, подаренного шесть лет назад Ахурамаздой, – эти латы наверняка принадлежали прежде богу огня Атару сыну Светоносного. Шлем с прозрачным забралом достался гирканцу в наследство вроде бы от Ареса, ножная броня, кажется, от Перуна, а щит, хранивший в себе некую загадку, – тот и вовсе то ли от того же Ареса, то ли от Афины.

Ну да ладно, не в том дело – главное, что оружие надежное, не должно подвести. В шатре было еще множество магических атрибутов, в том числе два жезла, которые он добыл в поединках с Хызром. Но для сегодняшнего сражения Сумукдиар взял свои старые испытанные средства: жезл, диадему, перстни, медальон.

– Зря ты берешь этот щит, – проворчал Рым. – Сам ведь не знаешь, какие силы в нем заперты.

– Не знаю, – согласился гирканец. – Но, кажись, догадываюсь.

С помощью оруженосцев он облачился в броню, подвесил к поясу меч, топор и кинжалы. Остальное оружие, более громоздкое, предстояло навьючить на Пятнистого. Рым осторожно взял громадное копье и лук, а Ликтор вынес тяжеленный контейнер с молниями. Оставшись один, Сумук хлебнул нектара и грузно опустился на скамью, закрыв лицо ладонями. Никогда еще не было ему так плохо, и никогда прежде не чувствовал он себя таким несчастным и бесконечно одиноким.

Он перестал следить за бегом времени, пытаясь побороть и отогнать тягостные мысли. Опомнился лишь от легкого прикосновения к своему плечу. Резко вскинув голову, Сумук обнаружил, что рядом с ним стоит… Динамия.

– Уйди, – попросил Сумук. – Не могу тебя видеть.

Сделав невинные глаза, ведьма спросила обиженным голосом:

– Почему?

Все эти дни он думал только о ней, мысленно представляя, как они разговаривают, пытаясь найти взаимопонимание. Все эти дни Динамия то и дело оказывалась у него на пути, но не подходила и только посылала издали страдальческие взгляды. И давно бы Сумук капитулировал и сам пошел на примирение, но только он точно знал, что каждую ночь его бывшая невеста проводит в кибитке сарматского сотника.

– А ты не понимаешь?

– Ты многого не знаешь и никогда не узнаешь, – сказала она, видимо, считая эти слова исчерпывающим объяснением. – И ты не смеешь так со мной разговаривать!

– Может, я еще извиниться должен за твою измену?!

– Это была не измена.

– Что же?

– Не измена – и все, – снова уперлась она. – У нас с тобой все кончилось. А его я… Не знаю, может, это и не любовь, но мне с ним так хорошо, так хорошо!

Неужели подлая тварь всерьез полагала, что ему приятно выслушивать все эти мерзости, да еще перед смертельной битвой? Впрочем, чего требовать от дворняжки, которая готова вязаться с каждым встречным кобелем…

– Уходи, – повторил Сумук. – Мне больно и неприятно тебя видеть. И слышать тоже. Ты нашла себе кого-то, с кем тебе «хорошо», – вот и морочь ему голову, если он вернется из боя.

Она покачала головой и драматично, как всегда, прошептала:

– Какой же ты гад… Даже не знаю, что я буду делать, если он погибнет.

– Как что? – удивился Сумук. – Быстро найдешь другого. А уж насчет этого… Надира – не сомневайся, он погибнет в числе первых. Это я обещаю.

– Если ты убьешь его, я тебя возненавижу! – вполне Искренне вскричала Динамия.

– Ах как страшно! – Гирканец фыркнул. – Можно подумать, что сейчас ты меня страстно любишь. И запомни: я никогда и никому не прощаю оскорблений!

– Да в чем было оскорбление? – взвыла ведьма. – Что особенного случилось-то?

– Пошла вон, – устало сказал он. – Ты предала меня в тот момент, когда мне особенно нужна была поддержка близкого человека. И еще: ты не первая, кто мне изменяет но никогда еще мне так страшно не гадили в душу.

Динамия снова сделала оскорбленное лицо и вышла не прощаясь. Удивительное дело, отвратительный разговор пошел на пользу, отогнав вялую немощь духа. К джадугяру вернулась злость, так необходимая перед боем. Прорычав ужасающие проклятия на полузабытом языке атлантов, он запахнулся в плащ и направился на холм, где собрались высшие командиры рысской армии.