Тем временем нарастает волна в поддержку Митча. Своеобразной штаб-квартирой его сторонников стала церковь святого Стефана на перекрестке 16-й стрит и улицы Ньютона. Здесь объявили голодовку в знак солидарности с Митчем двадцать человек во главе со знаменитыми лидерами антивоенного движения в США братьями Берригэн — Дэниелем и Филиппом…

Сегодня поздно ночью собрался совет прихожан церкви святой Троицы чтобы принять окончательное решение по «делу о голодовке мистера Снайдера».

Несколькими часами раньше стало известно, что положение Митча критическое. На пресс-конференции, устроенной «Обществом за созидательное ненасилие», были обнародованы данные лабораторных анализов крови и мочи Митча. Они свидетельствуют о том, что с минуты на минуту следует ожидать начала необратимого процесса разрушения почек. Пресс-конференция была созвана не для того, чтобы попытаться еще раз повлиять на поросшие верблюжьей шерстью души, а для того, чтобы опровергнуть распространяемые церковниками слухи, будто Митч не голодает, а лишь симулирует. На американском жаргоне подобные инсинуации именуют «убийством характера», то есть очернением имени. Ну что ж, церковники вполне логичны: обрекая Митча на смерть физическую, они хотят уготовить ему и нравственную смерть. Так надежнее, так вернее.

Доктор Рэндол, который делал анализы, заявил, что он нарушает клятву Гиппократа, ибо не борется за жизнь больного, а лишь регистрирует его умирание. Странное совпадение — в английском языке слова «Гиппократ» и «лицемер» произносятся почти одинаково…

Решение совета прихожан церкви святой Троицы весьма напоминает «клятву Лицемера». «Будучи христианской общиной, мы подчиняемся лишь суду слова божьего в его церковной интерпретации в традиционном выражении. Посему мы не видим никакого резона подчиниться вашему суду», — говорится в этом решении, составленном в форме ответа Митчу Снайдеру. И далее: «Ваша жизнь свята и неприкосновенна, и мы умоляем вас не превращать ее в оружие». (К этому моменту Митч потерял почти треть своего веса и двадцать процентов влаги. Полиция продолжает розыски его убежища с целью принудительной госпитализации, и друзья Митча уже дважды перевозили его с одной тайной квартиры на другую. Слово «явка» в данном случае не подходит. Митч не в силах сам передвигаться. Большую часть времени он находится в бессознательном состоянии.)

Ах, как жаль, что я не Вольтер и не могу описать, как подобает, ночное аутодафе в Джорджтауне! Двадцать членов приходского совета хором пели осанну собственному великодушию.

— Мы ежемесячно выплачиваем сто долларов обществу «Дадим поесть и другим», кормящему супом нищих с улицы Северного Капитолия!

— Мы сами раз в месяц готовим пищу для бедняков нашей округи!

Ну чем, скажите, чем, милостивые дамы и господа, отличаются эти «джентльмены в пальто из верблюжьей шерсти» от Иисуса Христа? Ведь он тоже мог накормить целую толпу алчущих одним куском хлеба!

Что это за общество, в котором существует общество под названием «Дадим поесть и другим»? А ведь речь идет о самой богатой стране западного мира…

Подводя итоги содержимого рога благотворительного изобилия, член приходского совета Пэт Франклин с наигранной скромностью восклицает:

— Конечно, наши усилия недостаточны. Но, спрашивается, чьи усилия достаточны?

Вы совершенно правы, госпожа Франклин. В вашей стране не только церковь святой Троицы не дает поесть и другим, причем по-человечески, не только сытно, но и с достоинством, ибо не хлебом единым должен быть сыт человек.

Покончив с осанной собственному великодушию, приходской совет переходит к стенаниям. Церкви святой Троицы нужны сотни тысяч долларов:

— Чтобы запасные выходы соответствовали противопожарным инструкциям. (Пусть бедняки горят в геенне огненной.)

— Чтобы соорудить дорожки для прихожан, прикованных к ортопедическим креслам. (Пусть бедняки катятся в тартарары.)

— Чтобы заменить вышедшие из строя кондиционеры. (Пусть бедняки прохлаждаются на морозе.)

— Чтобы установить звукоизоляцию, (Пусть бедняки орут сколько им угодно.)

— Чтобы починить крышу. (Пусть бедняки имеют небо над головой. Так ближе к богу.)

— Чтобы укрепить балконы. (Пусть бедняки устраивают сцены у балкона.)

Президент приходского совета Джон Кэйн даже вспотел, перечисляя все «чтобы», чтобы ответить отказом на призыв Митча Снайдера.

И, наконец, завершающий аккорд.

— Мы знаем, что мистер Снайдер не блефует, грозя нам голодной смертью. Но мы скорее готовы дать ему умереть, чем подчиниться его тирании! — восклицает преподобный отец Джеймс Инглиш.

Да, Америка — «свободная» страна. Она не терпит никакой тирании, никакой диктатуры, никаких ультиматумов, тем более от голодных, требующих пищи, от бездомных, требующих крова, от безработных, требующих занятости, от цветных, требующих равноправия. Свободная Америка готова защищать себя от этих многомиллионных армий «тиранов» когда нужно крестом, а когда и мечом.

Вчера ответ приходского совета церкви святой Троицы — три странички машинописного текста — был вручен «Обществу за созидательное ненасилие». На тайной квартире у кровати умирающего Митча собрались его ближайшие друзья. Среди них были и братья Берригэн. Дэниель только что причастил Митча.

— Это смертный приговор. Голодовку надо прекратить. Если мы поступим иначе, то мы тоже станем соучастниками убийства, — заявил основатель общества Эд Гвинэн.

Решение о прекращении голодной забастовки было принято единодушно. Митч, который в это время находился в сознании, согласился с ним. В час ночи его доставили с конспиративной квартиры в мемориальный госпиталь «Сибли». Врачи немедленно начали борьбу за его жизнь. Он был переведен на внутривенозное питание. Лечащий врач доктор Брасетт заявил, что «к счастью, вмешательство оказалось своевременным». Он также опроверг распространяемые церковными кругами инсинуации по поводу того, что Снайдер якобы плутовал, имитируя абсолютную голодовку. Изложив показания анализов, проведенных уже в госпитале, Брасетт сказал: «Голодовка была стопроцентной — ни крошки пищи, ни капли воды. Еще два-три дня, и конец ее был бы летальным…»

Сегодня я снова на улице Евклида, № 1346. Митча час назад привезли из госпиталя. Он сидит передо мной в глубоком кресле, закутанный в теплое одеяло. На ногах Митча толстые вязаные носки. Он «утеплен» со всех сторон, и тем не менее ему холодно, его знобит. Лицо белое, как только что впервые за зиму выпавший в Вашингтоне снег, но в глазах жизнь — вызов и скорбь одновременно.

В комнате, где он голодал десять дней (еще два дня Митч скрывался в других местах), все по-старому. Нетопящийся камин, заставленный рождественскими открытками, все еще не разобранная новогодняя елка, все тот же плакат на стене: «Никто не имеет права хранить исключительно для себя то, что ему не нужно и в чем нуждаются другие. Папа римский Павел VI». Митч попытался было напомнить эти слова церковникам, и вот что из этого получилось. Да, все здесь по-старому, вот только два новых плаката в проходе. «Никакого ядерного оружия!» — требует один. «Производство ядерного оружия — преступление!» — утверждает другой. И Митч стал старше и мудрее на двенадцать голодных дней. А в остальном все как было.

— Митч, как вы расцениваете итоги вашей голодной забастовки? — спрашиваю я.

— Начиная ее, я преследовал две цели — или заставить церковь святой Троицы раскошелиться в пользу бедных, или же публично разоблачить ее лицемерие. Откровенно говоря, я знал, что первая цель недостижима, что далее моя смерть не разжалобит прелатов. Один из них заявил мне: «Мы хотим свободно распоряжаться своей жизнью и своими действиями». Но, по сути дела, они признают лишь один вид свободы — свободу подавлять неимущих. Их отношение ко мне — своеобразный постскриптум к этой «свободе», не более. В создавшейся ситуации моя смерть теряла активный смысл. Она была бы лишь подарком для врагов.