– Когда начнете, какими силами? Он морщится.

– Все готово. Завтра-послезавтра, пусть только уляжется шторм, на Улье начнут прибывать войсковые транспорты. За последние пять лет мы подготовили около ста тысяч боевиков, да еще твой земляк обещает каждый месяц клонировать столько же. Когда транспорты приблизятся к Ульсу, спецназ Крауна свергнет правительство планеты, а Драй и Малая Галактика признают законной власть Политкомитета. Одновременно я захвачу имперскую базу в системе Улды, и вспыхнут восстания – у вас на Монтеплато и у нас на Авалоне Через час после первого выстрела на восставших мирах высадятся наши десанты. Имперские силы будут заняты подавлением мятежей, и тут на них обрушится объединенный флот орионцев и ангелоидов.

План представляется слишком фантастичным, но говорить об этом я не собираюсь. Напротив, выражаю восхищение гениальностью стратегического замысла, после чего спрашиваю:

– Почему с вами Краун? Орионцы помогли Джамахирии подавить его путч, а теперь решили взять на содержание?

– В тот раз Аугусто выступил, не получив разрешения с Кайзера, за что и был наказан, – объясняет адмирал. – Теперь он стал послушным.

– Он тебе нужен?

– Безусловно На сегодня он – самый способный из пехотных командиров.

В общих чертах ситуация понятна, а мелочи меня уже не волнуют. Фурушита едва держится на ногах, однако его рассудок парализован наркотиком, поэтому адмирал вынужден подчиняться любому моему приказу. По непонятной мне самому причине спрашиваю:

– Зачем тебе новая кровь? Прекрати бесполезную борьбу – может, тебя простят.

Адмирал отрицательно трясет головой и выдает афоризм:

– Мы убиваем вас, чтобы вы никогда не смогли убивать нас.

Ну что же, он сделал свой выбор.

– Пошли… – Я беру его под локоть. – Вернемся к остальным.

Подсаживаюсь к Аль-Зумруду, и мы начинаем поминать однокурсников. Между делом говорю, что клан Большой Змеи сильно пострадал от имперских репрессий. Услышав мои слова, Упырь тут же подбегает к нам и спрашивает, кто из нашего клана занимал важные посты в его администрации.

– Маленький клан, захудалый. – Я качаю головой. – Наши мужчины стесняются этого. Обычно мы берем жен из других, более знатных родов и присягаем клану жены. Еще одно-два поколения, и от Большой Змеи не останется даже воспоминаний.

– Агасфер – вообще типичный горожанин, – осуждающе замечает Хаджи Альфонс, – Помню, когда мы учились, он не желал отвечать на вопросы о своем клане. Говорил: дескать, я – монтеплатовец и не признаю деления на кланы.

Упырь укоризненно выговаривает мне, мол, негоже стыдиться слабости клана, ибо каждый обязан делами своими возвышать славу рода. В качестве примера экс-президент приводит врагов-ангмарцев, которые свято чтут древние законы. Он явно вознамерился прочитать длинную нотацию о величии традиций, но меня спасает Фурушита.

Адмирал, пошатываясь, подходит к главе Политкома и неожиданно рявкает ему на ухо:

– Ты предал меня на Авалоне. Я ждал, что на помощь придут твои солдаты, но ты обманул. Не прислал даже батальона, хотя кричал о двадцатитысячном войске.

Упырь примирительно отвечает:

– Я не виноват. Нам посоветовал не делать этого Большой Брат. Твое выступление было обречено. В тот год Кайзер не мог поддержать тебя открыто.

Фурушита снисходительно ухмыляется.

– Хватит болтать глупости о «больших братьях», – говорит он развязным тоном. – Хотелось бы внятно услышать, чего вы добиваетесь?

Захмелевший Упырь кричит, безумно водя зрачками:

– Я хочу, чтобы все миры увидели нашу внутреннюю красоту!

Это его коронный слоган, который всегда сильно действовал на простодушных фермеров и самолюбивых люмпенов Монтеплато. На беду, адмирал не относится ни к той, ни к другой категории.

– Для этого вам достаточно сделать харакири, – ржет Фурушита. – Когда кишки вывалятся наружу, внутренняя красота предстанет на всеобщее обозрение.

Адмирал гогочет еще пуще. Упыря передергивает. Похлопав по плечу пьяного альгамбрийца, пьяный авалонец берет высокий стакан, наливает в него до краев бренди и снова исчезает где-то в глубине парка.

Шокированная перепалкой публика старательно делает вид, будто ничего не случилось. Наверняка все ломают голову, как будут развиваться дальше отношения между двумя главными лидерами мятежа.

– Фурушита готовит путч, – громко говорю я прямо в ухо Хаджи Альфонсу. – Он и меня склонял. Сейчас появятся его солдаты и…

Меня прерывает дикий вопль. В той стороне парка, где скрылся адмирал, кто-то громко орет и матерится. Аль-Зумруд вздрагивает и со злостью накидывается на меня:

– Прекрати паниковать. Тебе нервы лечить надо. Я огрызаюсь:

– Нечего было забирать меня с курорта. Не успел процедуры закончить…

Краем глаза замечаю, как несколько фигур в штатском направились в лес. Наверняка охрана решила проверить, кто там кричал. Вопли, кстати, уже прекратились.

Спустя три-четыре минуты раздается сигнал видеофона. Хаджи Альфонс нехотя достает инкрустированный золотом миниатюрный аппарат, над которым расплылась голограмма собеседника. Не могу разобрать, о чем они говорят, но вижу, как вытянулось лицо члена Политкома. Аль-Зумруд торопливо зашагал в глухую часть парка, а я, естественно, спешу за ним.

– Что случилось? – спрашиваю я, догнав бывшего однокурсника. – Фурушита поднял мятеж?

– Наоборот, – бросает он на бегу. – Но я все-таки надеюсь, что надо мной кто-то подшучивает.

Больше он не произносит ни слова. Мы идем ускоренным шагом через заросли, держа курс на свет фонарей, лучи которых нервно мечутся за деревьями.

Страшное зрелище ждало нас на отшибе, возле обрыва, где не было камер голографического обзора. Несколько охранников освещают ручными фонарями беседку, на мраморном полу которой плавает в луже крови Янь-ху Фурушита. Живот адмирала распорот от паха, и рукоять ножа торчит где-то в районе диафрагмы. Почему-то я обратил внимание на раскинутые руки мертвеца – ладони были затянуты черными перчатками

Увидев Аль-Зумруда, старший телохранитель, запинаясь от волнения, докладывает:

– Адмирал был еще жив, когда мы подошли.

– Он что-нибудь говорил? – быстро спрашивает Хаджи Альфонс.

– Да, сэр. Его превосходительство несколько раз повторил: «Это был монстр».

Наверное, сначала они пытались дозвониться, но мой видеофон был отключен от Инфосети. На завтрак я не пошел, предусмотрительно прихватив деликатесы со вчерашнего фуршета. Около девяти часов в дверь постучали, и голос Вроцлава сказал:

– Кэп, откройте, вас зовет премьер Аль-Зумруд.

– Не открою, – прохныкал я.

Мой пилот долго скулил, потом затих Минут через двадцать за дверью послышалось рычание самого Хаджи Альфонса.

– Прекрати валять дурака! – рявкает он. – Выходи, ты нам нужен.

– Не выйду, – отнекиваюсь я. – Кто-то убивает ваших главарей. Запросто может и меня между делом замочить.

Он пытается шутить: дескать, я не отношусь к числу «главарей», и тут у меня начинается истерика Я колочу кулаками в дверь и выкрикиваю, что киллер хочет убить именно меня.

– Глупости, – заявляет Хаджи Альфонс.

– Сам дурак! Вспомни, как этот охотник стрелял на космодроме – очередь тянулась ко мне Он всадил целую обойму в парапет рядом с моей головой! Аль-Зумруд взывает к моему рассудку:

– Сам подумай, на кой черт ты ему сдался?

– Если я умру, некому будет обслуживать ЧД-каналы. Без меня вы не найдете дорогу в гиперкокон, где мы оставили клонов.

Конечно, его настойчивость оказалась сильнее моих страхов. Уступив, я дрожащими руками отключаю магнитные запоры и поворачиваю ключ в механическом замке. Впустив бывшего сокурсника, первым делом требую дать мне охрану и вернуть оружие, потом возвращаюсь к своей мании:

– Фоули Фрич говорил по видео, что работают охотники за головами Раз я сотрудничаю с вами – они убьют и меня.