– О чем ты задумался? – спрашивает она. Объяснять не хочется, поэтому отвечаю уклончиво:

– Как всегда, ни о чем. Немного о женщинах, немного о старых встречах, которые никак не могу забыть…

У нее странное имя – Ольда. И она почему-то сердится, когда я называю ее Олей. В первый день Конгресса мы дважды повздорили, но теперь отношения как будто наладились. Во всяком случае, со вчерашнего вечера случилась всего одна перебранка. Да и та – по поводу толкования уравнений стабильности.

Сейчас мы сидим на парящих под потолком креслицах, а между нами висит тонкий диск столешницы. Летающие сиденья – это очень удобно, если не желаешь, чтобы сто-то приглашал твою спутницу на танец. Я заказал плотный ленч, но Ольда съела только пару пирожков, так что мне приходится стараться за двоих.

– Говорят, когда-то ты подавал большие надежды, – вдруг говорит она.

После паузы, необходимой для добивания доброго куска ветчины, я меланхолично спрашиваю:

– Кто говорит?

– Лысый Джарвис… доктор Хендерблайн.

– Старик всегда переоценивал мои возможности. В молодости я делал докторскую в его лаборатории, но бросил это занятие. Лысый был обижен на меня – вот и рассказывает всякие небылицы.

– В молодости? – По лицу Ольды нетрудно прочесть, что она пытается угадать, проходил ли я омоложение. – Сколько же тебе лет?

– Немного… – Я скромно улыбаюсь. – Совсем недавно разменял седьмой десяток. В общем, пару раз я попадал в переделки, так что пришлось раньше времени нырять в капсулу с ферментами.

Расширенные глаза, смесь сочувствия с восхищением.

– Отклонялся от вертикали?

– Приходилось… – Я продолжаю улыбаться. – Не переживай за меня. Ну потерял в общей сложности часок-другой. С каждым может случиться.

Она явно борется с желанием прочитать мне нотацию: дескать, нужно быть осторожнее, когда работаешь внутри черной дыры. Впрочем, кажется, Ольда понимает, что ее мнение меня не слишком интересует. Поэтому возвращается к прежней теме:

? Что же заставило тебя бросить науку?

? Женщины.

? А если подробнее?

? Не стоит. Ты будешь ревновать.

? Без подробностей я буду ревновать еще сильнее.

Именно этого я и добиваюсь…

Она все-таки разбередила память о той старой истории. Двенадцать лет фанатичных занятий теоретической физикой кого угодно превратят в законченного идиота. Лишь на финише четвертого десятка я вдруг сделал страшное открытие: счастье заключается вовсе не в корпений над математическими выкладками, понять которые способны лишь пара сотен подобных мне моральных уродов. Нет, счастье – в любимых женщинах. Может быть, даже не обязательно, чтобы они были очень уж любимыми…

Тут очень кстати появилась Айседора, и мы составили экипаж малого рейдера Дальней Разведки. Ее энтузиазма хватило ненадолго, и накачанная блондинка вернулась на свою планету к тоскующему жениху-менеджеру. Мне пришлось искать другое существо женского пола – достаточно симпатичное и вдобавок умеющее пилотировать корабли такого класса. Результатом стали скоротечные, но бурные романы с Людмилой, Чжу-Янь и Натали.

Потом неожиданно разразился мятеж Фурушиты, едва не превратившийся в полномасштабную гражданскую войну, дальше были Форсированная Экспансия и Большой Террор, а также прочие события, именуемые ныне Великим Оздоровлением. Полгода величайшая со времен полумифических Восьми Царств культура корчилась в конвульсиях, и поначалу трудно было сообразить, что происходит – родовые схватки или предсмертная агония. Смерч исторических закономерностей вновь закрутил мою судьбу, швыряя то в партизанский отряд, то в карательную эскадру или другую банду того же пошиба – в те времена они возникали на считанные недели, чтобы сыграть мало кому понятную роль в бездарной трагикомедии, именуемой Мировой Историей.

Иногда приходилось осваивать новые профессии, в других случаях очень кстати бывали знания, доставшиеся со времен, когда магистр Кассетов тужился постичь устройство Мироздания. И было еще много всякого – главным образом такого, что противоречит всем заповедям всех религий. А завершился тот период моей жизни совершенно неожиданно – оказалось, что у меня есть жена и двое детей, которых нужно выводить в люди. Впрочем, и семейная жизнь оказалась недолгой…

В конце же концов я стал тем, чем стал, – главой крохотной, но преуспевающей фирмы весьма специфического профиля. Не могу сказать, что безумно счастлив, но пока не стремлюсь что-либо менять…

Словно угадав мое нежелание продолжать этот разговор, Ольда предлагает потанцевать. Мы подзываем свободную «платформу невесомости» и присоединяемся к другим парам, кружащимся в колодце ресторанного зала. Ярусы распределены четко – столики летают на уровне трех кольцевых балконов, а танцующим отведены пол и два эшелона между сидящими. Всё как в лучших заведениях цивилизованных планет. Лютеция, конечно, мирок провинциальный, но аборигены стараются не отставать от моды.

И еще одна верная примета периферийного мира в – ресторане много военных, причем почти все – в повседневных мундирах. Флот, пехота, десантура, пограничники. У многих – орденские планки в несколько рядов. Здесь, в ближних окрестностях Солнечной системы, должны стоять крупные гарнизоны всех родов войск. На всякий случай.

В нашей части Галактики никогда не было спокойно, хотя уже года три не случалось больших конфликтов

После обеда грузимся в машину, которую я взял в агентстве проката. «Рено-Джулия» – удобный аэромобиль, хотя в подметки не годится моему оставшемуся на Венере лимузину, сделанному по индивидуальному заказу. Но не могу же я возить свой аэро в багажнике звездолета?!

Припарковавшись возле университета, направляемся в корпус физфака. В южном полушарии Лютеции кончается лето, поэтому абитуриенты уже сдали экзамены, а студенты блаженствуют на каникулах. Второй и третий этажи отданы под стендовые сообщения, и вдоль стен горят голограммы: тексты, графики, таблицы, спектрограммы.

Прогуливаясь вдоль стендов, ловлю завистливые взгляды. Мой бизнес по оказанию экстремальных услуг приносит солидный доход, поэтому я могу позволить себе обед в люкс-кабинете, в то время как профессора со своим окладом в три тысячи сидят по углам общего зала. На мне уникальный костюм, принимающий любую форму. Такую одежонку выращивают на Гондване по индивидуальным заказам, и стоит она безумно дорого. Это даже не одежда, а живое существо, выдрессированное удовлетворять гардеробные капризы хозяина.

Каждая нить – биополимер, выполняющий одновременно несколько функций: это и биологический чип, и мускул. По моему мысленному приказу костюм может принимать почти любую форму, за несколько секунд перекраивая фасон и физические свойства ткани. В памяти изделия хранится больше трех дюжин разных моделей одежды – от классического пиджачного костюма до облегающего трико с коротким плащом за плечами. По мере надобности я обновляю банк моделей, однако это муторное дело, и порой бывает просто лень программировать новый фасон, пусть даже он очень мне нравится.

В глубине души я полагаю, что истинная себестоимость подобных костюмов не так уж и высока, но фирма «Франсуа Гобль» продает их втридорога, поддерживая статус элитной одежды. Монополия, черт бы ее подрал! На деньги, которые я выложил за этот костюмчик, можно было бы купить авто повышенной проходимости на класс повыше моего «Фольксвагена-Доминанта» с его позолоченными деталями…

Ладно, вернемся к фундаментальной науке.

Стены университетского коридора украшены докладами и стендовыми сообщениями. Время от времени я копирую на свой блокнот самые интересные работы.

Конечно, нам выдадут по кристаллу с записью тезисов, но я предпочитаю иметь полный текст работ, которые привлекли мое внимание.

Как и следовало ожидать, большинство докладов посвящено самой модной сегодня теме – зависимости течения времени от формы ЧД-полости. Многоэтажные формулы совершенно не похожи на мои, да и результаты вычислений отличаются от тех, которые получил я.